– О, я же вернусь к старой жизни, – опустив глаза, сказала она. – Благодарю вас, милорд, что вы так терпеливо отнеслись к моей семье. Adieu. – Она развернулась и неслышными шагами удалилась следом за леди Женевьевой.
Ник не знал, сколько времени он простоял, глядя на то место, где видел Симону в последний раз. Наконец он встряхнулся и направился в Тауэр, где ему предстояло присутствовать на казни Уоллеса Бартоломью. Церемония вполне соответствовала его настроению.
Симона предпочла бы попасть в любое другое место, кроме того, куда привел их дворцовый служитель, – на постоялом дворе, во Франции, даже в разрушенном аббатстве на берегу моря, но только не здесь.
Сейчас она стояла посреди той самой комнаты, где они жили с Николасом после свадьбы. Что за горькая ирония!
Симона постаралась не видеть того, что ее окружает. Она вымылась в небольшом тазу в углу комнаты, пытаясь не вспоминать, как здесь же мылся Николас, как он потягивал вино у камина, как спал, раскинувшись на широкой кровати…
Здесь за их краткое супружество, которое вскоре будет расторгнуто, они провели больше времени, чем в любом другом месте. Когда слуга, доставивший подарки Жана, постучал в дверь, она уже успела часок поплакать.
Легкая ночная сорочка, халат, гребень и новое платье все же вызвали на ее губах улыбку, а когда молодая служанка принесла поднос с ужином, Симона потребовала настоящую ванну.
Огонь в камине почти догорел. Симона, в ночной рубашке и с влажными после мытья волосами, подошла к кровати с таким видом, словно шла на казнь. Нырнув наконец под одеяло, она крепко зажмурила глаза.
Ник рассчитывал провести ночь в том же трактире, где он весь вечер пил вино. Кругом было полно девиц, делавших ему недвусмысленные намеки, но Николасу, пусть и изрядно пьяному, становилось дурно при одной мысли, что придется делить постель с любой другой женщиной, кроме Симоны. В глубине души он чувствовал, что пройдет, может быть, целая жизнь, прежде чем он вновь захочет пустить кого-нибудь в свою постель и в свою душу; прежде чем сможет забыть молочно-белую кожу Симоны, волосы, черные, как вороново крыло, ее нежный взгляд и улыбку. Ник зарычал и, спотыкаясь, двинулся дальше по коридору гостевого крыла, остановился, огляделся. Эта дверь? Или та? Что за черт! Он тихонько выругался.
Откуда-то появился королевский слуга с понимающей улыбкой на гладкой физиономии.
– Добрый вечер, милорд, – ухмыльнулся лакей. – Вас проводить?
Ник что-то пробормотал, отлип от стены и поплелся за провожатым. Мысль о Симоне все время кружилась в его не совсем ясном сознании. Интересно, где ее комната?
Звякнули ключи, и слуга распахнул дверь в спальню, едва освещенную догорающими в камине поленьями.
– Пожалуйте, милорд. Спокойной ночи.
Споткнувшись о порог, Николас ввалился внутрь. Дверь за ним мягко захлопнулась. Оказавшись посреди комнаты, он зарычал от боли – это были те самые покои, где он две недели прожил с Симоной.
Николас кое-как стянул с себя рубаху и зашвырнул ее в дальний угол. Рубаха задела кубок на столе, и он со звоном покатился по полу.
– Черт возьми! – выругался он и вдруг услышал, как знакомый женский голос спросил:
– Ник?
Прижимая к груди одеяло, Симона села в постели. Сначала ей показалось, что это сон, потом она испугалась, что в комнату ворвался негодяй с самыми гнусными намерениями, но, вглядевшись в темный силуэт, она узнала незваного гостя.
Ник повернулся. Симона отметила, что он нетвердо стоит на ногах. Должно быть, пьян, подумала она.
Ник вглядывался в полутьму полога, а потом, к удивлению Симоны, ухмыльнулся.
– Либо это жестокий сон, либо я напился сильнее, чем думал, – заявил он.
Симона не сдержала улыбки. Сердце в груди стучало как молот. Зачем он пришел? Чего он хочет? «Господи, если бы он хотел меня!» Она кашлянула.
– Я… я думала, что кто-то ворвался ко мне. Что ты здесь делаешь, Ник?
Он помотал головой, как будто стараясь разогнать туман в мыслях.
– Слуга… Видно, спутал комнату. Я… О черт! – Он потер лицо и устало вздохнул. – Прошу меня извинить. Я найду другую…
– Не уходи, – не думая, выпалила Симона. Лицо ее вспыхнуло. – Я… я не спала, – быстро добавила она. – Уже поздно, Николас. Нам обоим надо отдохнуть и… – Неужели она действительно говорит это? Или Минерва снова диктует ей слова?
Николас знакомым движением склонил голову набок. Симона поняла, что говорит по своей воле.
– В любом случае, – продолжала она, – мы уже не раз делили постель. Разумеется, вполне невинно.
Ник смотрел на нее, не отводя глаз.
– Это правда. Но я не хочу тебя стеснять, Симона. Ты уверена, что это разумно?
– Нет, – честно ответила она.
Ник шагнул к ней. Сквозь тонкую ткань нижней рубашки Симона видела контуры его тела. Слабые всполохи пламени в камине освещали его теплым светом.
– Кровать и правда большая, – хрипло произнес он.
Симона закусила губу.
– Места достаточно.
– Кровать такого размера, что мы даже не дотронемся друг до друга.
– Конечно, не дотронемся, – согласилась Симона. – А на рассвете мы все равно оба уедем.
– Да-да, очень рано, – сказал Ник, пожирая Симону голодными глазами и торопливо стряхивая сапоги. – Может, мы даже поговорим, раз ты не можешь заснуть.
– Конечно, поговорим. – Симона чувствовала, как от его взгляда мурашки побежали у нее по телу. – И что… – Симона откашлялась. – Что ты думаешь про казнь лорда Бартоломью?
– Все было изумительно. – Ник стянул нижнюю рубашку. – Симона, я хочу тебя.
Симона не поняла, зарыдала она или рассмеялась. Наконец-то она слышит эти драгоценные слова!
– Мы больше не женаты, Николас. – И даже ей самой этот довод показался неубедительным.
– Не согласен, – пробормотал Ник, развязывая ленты на кюлотах. – Утром мы пойдем каждый своей дорогой, но до рассвета ты еще остаешься моей женой. И в эту ночь я хочу любить тебя так, как следовало любить все это время.
Симона дрожала, сердце сжималось от страха.
«Слава Богу, слава Богу, слава Богу…»
Она вымученно улыбнулась и откинула одеяло.
«Слава Богу, слава Богу, слава Богу…»
Николас бросился на нее, как умирающий от жажды бросается к ручью. Обеими руками схватил за талию и начал целовать так, словно хотел проглотить.
Симона отвечала на поцелуи. Сначала ее руки лежали у него на плечах, потом она крепко обхватила Ника за шею.
– Ты сладкая… как мед, – пробормотал он и лизнул ее губы, как будто хотел попробовать их на вкус. Опьянение давно прошло, но присутствие Симоны пьянило сильнее вина. Он целовал ее шею, отодвинул щекой ворот сорочки и попробовал на вкус ее кожу у ключицы. Симона дугой выгибалась ему навстречу.
– О, Ник, как я по тебе тосковала.
– А я по тебе, – бормотал он, поднимая подол ночной рубашки до бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77