Я… – Минерва посмотрела вниз, на Хандаара. – Я не знаю, смогу ли начать все сначала. Наверное, для тебя это будет тяжелее, чем ты думаешь.
Симона вздрогнула.
– Я понимаю.
– Понимаешь? – с легким сарказмом спросила Минерва.
Помолчав, Симона ответила:
– Нет.
Старуха оглядела зал, как будто кто-то ее позвал.
– Пойду поищу свою комнату, – сказала она, снова оборачиваясь к Симоне, и с кряхтением поднялась на ноги. – Оставайся с лордом, пока я или племяшка не вернемся. Если он проснется, позови нас. – Она подхватила свою странную суму и пошла к лестнице, держа свободную руку ладонью кверху. – Пойдем, малыш.
Удивленное выражение исчезло с лица Симоны, когда она увидела серебристый ручеек, струящийся над каменным полом, а в следующий миг рядом со старухой появился Дидье и взял ее за руку. Он оглянулся на сестру, грустно улыбнулся ей, помахал рукой, и странная парочка скрылась за поворотом лестницы. Симона осталась в зале одна.
Глава 20
Хейт вернулась довольно скоро – свежая, в чистом платье, с влажными волосами. Изабелла сидела у нее на руках.
– О Господи! Симона! – воскликнула Хейт, останавливаясь рядом. – А где Минерва?
Симона вздохнула и поднялась с пола.
– Она ушла с Дидье. Я думаю…
– Как же она оставила тебя одну? – сердито воскликнула Хейт.
– Нет, Хейт, нет. – Симона хотела коснуться ее плеча, но увидела пятна крови на своих ладонях и опустила руки. – Она ушла только что. Не ворчи на нее.
Симона сама не знала, почему ей показалось важным защитить Минерву. Может, потому что она помогла им с Хандааром? Без нее бы он, конечно, умер.
И оставил бы Ивлин в Хартмуре совсем без родных.
Хейт хотела снова заговорить, но тут появился Тристан, а следом за ним в зал вошел Николас. У Симоны защемило сердце. Ник с ног до головы был покрыт грязью, оставленной на нем событиями этих двух дней. Казалось, скорбное выражение не покидало его лица все это время.
Увидев Симону, он сбился с шага, но тут же взял себя в руки и подошел. Она надеялась, что он спросит о ее самочувствии, извинится за свои суровые слова, объяснив их гневом на валлийцев. Она неуверенно улыбнулась.
– Он приходил в себя?
Улыбка сползла с ее лица.
– Что?
– Лорд Хандаар, Симона. Он говорил что-нибудь? – нетерпеливо переспросил Ник.
– Нет. Нет, он же так плох.
Николас коротко кивнул, не сводя глаз со своего друга.
– Мне кажется, он выглядит получше.
В разговор вмешалась Хейт:
– А его нога… Это в бою?
Ник перевёл взгляд на нижнюю часть туловища Хандаара.
– У меня не было выбора. В Обни он умер бы сразу.
Симона замерла, осознав, что пришлось вынести ее мужу.
Отрезать ногу старому другу.
Леди Хейт мягко положила руку на плечо Николаса:
– О, Ник. Как я тебе сочувствую.
Симоне тоже хотелось так же легко коснуться мужа, но после его возвращения она не знала, как он воспримет такую ласку.
«Перестань меня мучить сказками о причудах твоих родных. Я не хочу слышать о них ни сегодня, ни в будущем».
– Ничего не поделаешь, – резко ответил Ник. – Что сделано, то сделано. Я лишь надеюсь, что он очнется и я смогу с ним поговорить. – Он окинул Симону мрачным взглядом и спросил: – А моя мать?
Симона кашлянула.
– Минерва отослала ее в спальню, чтобы она…
Слова Симоны были прерваны раздавшимся пронзительным, но негромким стоном, скорее даже визгом, похожим на скрип старого дуба под ударами урагана. Звук становился все громче. Симоне показалось, что она узнала его источник. По спине побежали мурашки. Она слишком хорошо знала, как звучит горе.
– Папа!
Этот крик проник в самое сердце. Дверь в зал распахнулась. В проеме появилась женская фигура.
– Папа!
Опухшие глаза гостьи обежали зал, не сразу обнаружив тело Хандаара у ног Симоны. Ивлин подавила рыдание, побежала по устилавшему пол камышу, упала возле отца на колени и склонилась к его лицу. Никто не шевельнулся и не произнес ни слова. Только Симона инстинктивно отступила. Ивлин была одета в просторное одеяние из грубой коричневой шерсти. Даже голова и шея были закрыты. На шее висел простой деревянный крест.
Ивлин сцепила руки у груди и подняла заплаканное лицо к потолку. Слезы градом катились по бледным щекам. Ивлин быстро-быстро шевелила губами, исступленно произнося молитвы. Все ее тело сотрясалось от дрожи.
Симона завороженно смотрела на эту горестную сцену, не в силах отвести глаз от тонкого, чуть покрасневшего носа с россыпями веснушек, от темных, слипшихся от слез ресниц, от губ, в отчаянии просивших милости у Создателя.
«Мой дорогой Николас…»
Даже в таком страшном горе чистая красота Ивлин сияла, как утренняя звезда.
Симона чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Перед ней была та, которой принадлежало сердце Ника и симпатии всей семьи. Симона не могла не чувствовать, насколько она проигрывает от такого сравнения: полусумасшедшая француженка, похожая на какую-то экзотическую дикарку. Глаза Симоны наполнились слезами.
Вперед вышел Николас, но не приблизился к ней, а упал на колени и привлек к себе Ивлин. Она, рыдая, припала к его груди. Губы Николаса дрогнули. Симоне казалось, что она становится все легче и легче и скоро оторвется от каменных плит пола и улетит в небо.
Но нет, она еще не сдалась!
– Милорд, – тихонько позвала она мужа, не сводя глаз с его лица. Она поможет ему, если только он ей позволит.
Ник открыл глаза, и Симона ощутила дурноту от страшного выражения в их глубине.
– Симона. – Ник посмотрел на нее и отвернулся. – Иди к себе. Тебе нечего здесь делать.
Его слова кинжалом вонзились в ее сердце, но Николас ни на секунду не задержал на ней своего внимания. В зале раздался стук. Симона обернулась и в проеме дверей увидела двух монахов с гладко выбритыми макушками и широкими палашами.
– Ивлин Годвин, – бесстрастно провозгласил один из монахов. – Ты повидала своего отца на смертном одре. Время возвращаться в монастырь.
Симона услышала, как вскрикнула Ивлин:
– Ник, пожалуйста, не позволяй им увезти меня от Хандаара!
Ник погладил ее по плечу:
– Не бойся, Ивлин.
Он встал с колен, вытащил из ножен липкий от крови меч и двинулся к монахам.
– Покиньте мой дом, слуги Господни, – грозно произнес он, заставляя монахов взяться за рукоятки своих палашей. – Леди Ивлин останется здесь, сколько пожелает. И вы не тронете ее.
– На то не твоя воля, барон, – фыркнул один из монахов. – Сестра принадлежит Небесному Отцу и должна служить только Ему.
Николас поднял меч и, держа его на высоте пояса, быстро приблизился к монахам. Казалось, схватка неизбежна. У Симоны перехватило дыхание.
– И ты тоже, наглец! Или я отправлю тебя испытать Божью милость, если ты сейчас же не оставишь нас в покое!
Тристан встал между готовыми к бою противниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Симона вздрогнула.
– Я понимаю.
– Понимаешь? – с легким сарказмом спросила Минерва.
Помолчав, Симона ответила:
– Нет.
Старуха оглядела зал, как будто кто-то ее позвал.
– Пойду поищу свою комнату, – сказала она, снова оборачиваясь к Симоне, и с кряхтением поднялась на ноги. – Оставайся с лордом, пока я или племяшка не вернемся. Если он проснется, позови нас. – Она подхватила свою странную суму и пошла к лестнице, держа свободную руку ладонью кверху. – Пойдем, малыш.
Удивленное выражение исчезло с лица Симоны, когда она увидела серебристый ручеек, струящийся над каменным полом, а в следующий миг рядом со старухой появился Дидье и взял ее за руку. Он оглянулся на сестру, грустно улыбнулся ей, помахал рукой, и странная парочка скрылась за поворотом лестницы. Симона осталась в зале одна.
Глава 20
Хейт вернулась довольно скоро – свежая, в чистом платье, с влажными волосами. Изабелла сидела у нее на руках.
– О Господи! Симона! – воскликнула Хейт, останавливаясь рядом. – А где Минерва?
Симона вздохнула и поднялась с пола.
– Она ушла с Дидье. Я думаю…
– Как же она оставила тебя одну? – сердито воскликнула Хейт.
– Нет, Хейт, нет. – Симона хотела коснуться ее плеча, но увидела пятна крови на своих ладонях и опустила руки. – Она ушла только что. Не ворчи на нее.
Симона сама не знала, почему ей показалось важным защитить Минерву. Может, потому что она помогла им с Хандааром? Без нее бы он, конечно, умер.
И оставил бы Ивлин в Хартмуре совсем без родных.
Хейт хотела снова заговорить, но тут появился Тристан, а следом за ним в зал вошел Николас. У Симоны защемило сердце. Ник с ног до головы был покрыт грязью, оставленной на нем событиями этих двух дней. Казалось, скорбное выражение не покидало его лица все это время.
Увидев Симону, он сбился с шага, но тут же взял себя в руки и подошел. Она надеялась, что он спросит о ее самочувствии, извинится за свои суровые слова, объяснив их гневом на валлийцев. Она неуверенно улыбнулась.
– Он приходил в себя?
Улыбка сползла с ее лица.
– Что?
– Лорд Хандаар, Симона. Он говорил что-нибудь? – нетерпеливо переспросил Ник.
– Нет. Нет, он же так плох.
Николас коротко кивнул, не сводя глаз со своего друга.
– Мне кажется, он выглядит получше.
В разговор вмешалась Хейт:
– А его нога… Это в бою?
Ник перевёл взгляд на нижнюю часть туловища Хандаара.
– У меня не было выбора. В Обни он умер бы сразу.
Симона замерла, осознав, что пришлось вынести ее мужу.
Отрезать ногу старому другу.
Леди Хейт мягко положила руку на плечо Николаса:
– О, Ник. Как я тебе сочувствую.
Симоне тоже хотелось так же легко коснуться мужа, но после его возвращения она не знала, как он воспримет такую ласку.
«Перестань меня мучить сказками о причудах твоих родных. Я не хочу слышать о них ни сегодня, ни в будущем».
– Ничего не поделаешь, – резко ответил Ник. – Что сделано, то сделано. Я лишь надеюсь, что он очнется и я смогу с ним поговорить. – Он окинул Симону мрачным взглядом и спросил: – А моя мать?
Симона кашлянула.
– Минерва отослала ее в спальню, чтобы она…
Слова Симоны были прерваны раздавшимся пронзительным, но негромким стоном, скорее даже визгом, похожим на скрип старого дуба под ударами урагана. Звук становился все громче. Симоне показалось, что она узнала его источник. По спине побежали мурашки. Она слишком хорошо знала, как звучит горе.
– Папа!
Этот крик проник в самое сердце. Дверь в зал распахнулась. В проеме появилась женская фигура.
– Папа!
Опухшие глаза гостьи обежали зал, не сразу обнаружив тело Хандаара у ног Симоны. Ивлин подавила рыдание, побежала по устилавшему пол камышу, упала возле отца на колени и склонилась к его лицу. Никто не шевельнулся и не произнес ни слова. Только Симона инстинктивно отступила. Ивлин была одета в просторное одеяние из грубой коричневой шерсти. Даже голова и шея были закрыты. На шее висел простой деревянный крест.
Ивлин сцепила руки у груди и подняла заплаканное лицо к потолку. Слезы градом катились по бледным щекам. Ивлин быстро-быстро шевелила губами, исступленно произнося молитвы. Все ее тело сотрясалось от дрожи.
Симона завороженно смотрела на эту горестную сцену, не в силах отвести глаз от тонкого, чуть покрасневшего носа с россыпями веснушек, от темных, слипшихся от слез ресниц, от губ, в отчаянии просивших милости у Создателя.
«Мой дорогой Николас…»
Даже в таком страшном горе чистая красота Ивлин сияла, как утренняя звезда.
Симона чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Перед ней была та, которой принадлежало сердце Ника и симпатии всей семьи. Симона не могла не чувствовать, насколько она проигрывает от такого сравнения: полусумасшедшая француженка, похожая на какую-то экзотическую дикарку. Глаза Симоны наполнились слезами.
Вперед вышел Николас, но не приблизился к ней, а упал на колени и привлек к себе Ивлин. Она, рыдая, припала к его груди. Губы Николаса дрогнули. Симоне казалось, что она становится все легче и легче и скоро оторвется от каменных плит пола и улетит в небо.
Но нет, она еще не сдалась!
– Милорд, – тихонько позвала она мужа, не сводя глаз с его лица. Она поможет ему, если только он ей позволит.
Ник открыл глаза, и Симона ощутила дурноту от страшного выражения в их глубине.
– Симона. – Ник посмотрел на нее и отвернулся. – Иди к себе. Тебе нечего здесь делать.
Его слова кинжалом вонзились в ее сердце, но Николас ни на секунду не задержал на ней своего внимания. В зале раздался стук. Симона обернулась и в проеме дверей увидела двух монахов с гладко выбритыми макушками и широкими палашами.
– Ивлин Годвин, – бесстрастно провозгласил один из монахов. – Ты повидала своего отца на смертном одре. Время возвращаться в монастырь.
Симона услышала, как вскрикнула Ивлин:
– Ник, пожалуйста, не позволяй им увезти меня от Хандаара!
Ник погладил ее по плечу:
– Не бойся, Ивлин.
Он встал с колен, вытащил из ножен липкий от крови меч и двинулся к монахам.
– Покиньте мой дом, слуги Господни, – грозно произнес он, заставляя монахов взяться за рукоятки своих палашей. – Леди Ивлин останется здесь, сколько пожелает. И вы не тронете ее.
– На то не твоя воля, барон, – фыркнул один из монахов. – Сестра принадлежит Небесному Отцу и должна служить только Ему.
Николас поднял меч и, держа его на высоте пояса, быстро приблизился к монахам. Казалось, схватка неизбежна. У Симоны перехватило дыхание.
– И ты тоже, наглец! Или я отправлю тебя испытать Божью милость, если ты сейчас же не оставишь нас в покое!
Тристан встал между готовыми к бою противниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77