Дэзи издала какой-то звук, похожий на кудахтанье.
— В первый раз была не я.
— Как так не ты?
— Другой дельфин.
— Не говори глупостей, — сказал Севилла.
— Я не говорю глупостей.
В иные дни от Дэзи нельзя было ничего добиться: или она делала вид, что не понимает его свистов, или ее ответы были совершенно бессвязны. Никакого сравнения с прилежной Би! Севилла повернулся и раздраженный пошел к дому.
— Куда ты идешь? — крикнула вслед ему Дэзи.
— Домой, завтракать.
— Говори со мной!
Севилла, не оборачиваясь, сказал:
— Ты говоришь глупости.
— Я не говорю глупостей. В гавани есть другой дельфин.
— В гавани есть очень глупая дельфинка по имени Дэзи.
— Я не глупая. Смотри.
Дэзи нырнула, Севилла следил за ней, и. так как корпус яхты мешал ему ее видеть, он вернулся на прежнее место. В тот момент, когда он взошел на понтон, он отчетливо увидел, как две округлые спины одновременно появились над водой и исчезли. Он замер, потрясенный. Он видел две спины. В то же мгновенье они вновь появились, только чуть поодаль. Дэзи и ее гость описывали круги; Дэзи плавала внутри круга и старалась подтолкнуть своего спутника ближе к понтону, но, судя по всему, без особого успеха. Севилла свистнул, Дэзи остановилась, нырнула под своего партнера, за три взмаха хвостом достигла причала, всплыла, положила голову на доски и посмотрела на Севиллу.
— Кто этот дельфин? — спросил Севилла.
— Он мой! — торжествующе ответила Дэзи.
И, подавшись назад, она выпрыгнула из воды и нарочно упала совсем близко от Севиллы, окатив его брызгами.
— Перестань, Дэзи!
— Па, я глупая?
— Нет.
Она сделала новый прыжок и снова обдала его водой.
— Перестань же, Дэзи. Значит он твой, — повторил Севилла, глядя на дельфина, — Он великолепен
Дэзи что-то прокудахтала.
— Когда ты нашла его?
— Вчера вечером. В море. Я плаваю и плаваю. Вдруг передо мной дельфин, дельфин и дельфин. Они останавливаются. Они смотрят на меня и говорят.
— О чем же они говорят?
— Они говорят: «Кто это?» Большой самец подплывает. Он подплывает один и плавает вокруг меня. Я ничего не говорю, я ничего не делаю, но мне страшно. Он очень большой. Он говорит: «Где твоя семья?» Я говорю: «Я потеряла свою семью. Я — с людьми». Большой самец отплывает и говорит с другими самцами. Они говорят. Они говорят. Потом самцы все вместе подплывают и окружают меня. И мне страшно. Именно так они убивают акул. Приближаются, окружают и убивают. Но главный самец говорит: «Хорошо. Ты возвращаешься к людям или ты остаешься с нами?» Я говорю: «Я возвращаюсь к людям, но я играю с вами». Главный самец говорит: «Хорошо, играй». Подплывают самки, они вежливы, кроме одной, очень старой, она хочет меня укусить. Но я щелкаю зубами, и она отплывает.
Дэзи замолчала.
— А дальше? — спрашивает Севилла.
— Большой самец подплывает. Он прогоняет самок и хочет играть. Он большой и тяжелый. Он красивый.
— Ты играешь?
— Я играю, но вокруг нас — целое стадо. Тогда я привожу его сюда.
— Почему?
— Чтобы быть спокойной.
Севилла рассмеялся, затем спрашивает:
— Это вожак?
— Нет. Это большой самец. Он очень большой. Дай ему человечье имя!
— Потом.
— Дай ему человечье имя!
— Джим.
— Джим! — повторила Дэзи смеясь.
— Скажи ему, чтобы он подплыл поближе.
— Он боится.
— Скажи ему: здесь с тобой он играет, со мной разговаривает. Скажи ему.
Дэзи рассмеялась.
— Может быть, ты говоришь, а Джим не понимает. Ты плохо свистишь.
— Прекрати свои глупости, Дэзи. Скажи ему.
— Завтра я ему скажу.
— Может быть, завтра он не приплывет?
Дэзи издала радостный, торжествующий и, пожалуй, даже грубоватый звук.
— Джим! — сказала она, почти вся вынырнув из воды. Выпрямившись, она двинулась назад, покачиваясь, с ликующим видом, сильно ударяя хвостом по воде. — Джим придет завтра, завтра и завтра! Он — мой1
— Брат мой, — сказал Голдстейн, — если вы меня пригласите, я охотно соглашусь разделить ваш скромный завтрак. У Арлетт такой ароматный кофе. Ваша, а не моя вина, брат мой, что я приземляюсь у вас в этот ранний час. Я предполагал добраться к вам вчера вечером. В простоте своей я думал, что, сделав глупость и купив дом на Флорида-Кис, вы по крайней мере, исходя из элементарного здравого смысла, выбрали один из тех островов, которые связаны с материком дорогой в Ки-Уэст, а не этот чертов островочек, затерянный среди рифов и продуваемый всеми ветрами. Напрасно вчера вечером я сулил золотые горы двум или трем морским волкам, чтобы они доставили меня к вам. «Нет, сэр, нет, я не буду рисковать своей посудиной, везя вас ночью к этим сумасшедшим». Они очень интересны и разговорчивы, морские волки. После двух—трех стаканчиков жемчужины мудрости посыпались у них из бород, и я услышал сагу о блокхаузе, где вы живете, брат мой. Известна ли она вам?..
— Да, — сказал Севилла, — но все-таки расскажите, часто бывает, что две истины возникают на основе одного факта. — Он смотрел темными, внимательными глазами на Голдстейна: «Напоказ легкое, вызывающее, хвастливое остроумие, всегда способное обернуться скептицизмом, цинизмом, неразборчивостью в средствах; а за этой витриной, под этим панцирем — человек с подлинно великодушным сердцем. И черта с два я пойму, зачем он приехал сюда, почему так утруждал себя и потерял столько времени, когда проще было позвонить…»
— Так вот, — продолжал Голдстейн, — знайте же, что человек, который велел построить ваш блокхауз, — это знаменитый актер Гэри Джеймс.
— Знаменитый? — удивилась Арлетт. Голдстейн взглянул на нее своими голубыми глазами и покачал седой гривой.
— Молодая женщина, — строго сказал он, — не заставляйте меня лишний раз почувствовать, какой я старый хрыч. Гэри Джеймс был знаменит двадцать лет назад, а двадцать лет проходят слишком быстро, вы в этом убедитесь. Короче говоря, Джеймс прочел «Уолдена», или говорил, что прочел, ибо никогда не существовало более нудной и неудобоваримой книги
Мэгги подняла голову и сказала многозначительным, оскорбленным тоном:
— Я не согласна, «Уолден» — это шедевр…
— Я удручен, — ответил Голдстейн, пожимая плечами, — но человек, который по доброй воле в течение двух лет живет один в хижине, — это монах, импотент или…
— Но не будьте же грубы, — смеясь, вмешалась в разговор Арлетт.
— Слегка тронутый, — продолжал Голдстейн. — Но бог с ним. Гэри Джеймс читает «Уолдена» и решает вернуться к природе — «жить одиноким и голым на острове». Ладно, он покупает эту затерянную скалу, велит здесь построить порт, цистерну для пресной воды, этот блокхауз, который вы называете домом, по кабелю подводит сюда электричество, телефон — ибо такова была его концепция возврата к природе — и, сделав это, поселяется здесь, проводит в доме три дня, и до конца жизни ноги его больше здесь не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99