е. с фактором, кстати практически отсутствующим в странах третьего мира). Но это-то «стопорение» и никак не укладывается в «марксистское» «формационное мышление», привыкшее иметь дело, так сказать, с многовековыми, а то и вообще вековечными системами и однолинейностью перемен. Дескать, как же так, Запад продолжает спокойно внутрисистемно эволюционировать, а более высокая (или типологически иная, пусть даже параллельная, форсированная) система индустриализма исторически стремительно вошла в кризис» (Цит. изд. т.5. с.35).
Принципиальная ошибка А.С.Шушарина состоит в том, что он не понимал той простой истины исторического материализма, что социализм, вырастая из капитализма, является лишь первым этапом становления коммунистического общества, и он несет в себе противоречие между капиталистическими и коммунистическими общественными (в том числе экономическими) отношениями. В случае СССР в силу ряда конкретных исторических причин (см. 3-ю главу моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества») верх одержал субъективный фактор развала, выражавшийся в острейшем противоречии между диктатурой партийно-государственного аппарата и социалистическими экономическими отношениями), а не обанкротившийся с началом НТР социализм.
Конспективно, крупными штрихами описав картину краха социалистического строя в Югославии, в странах Центральной и Восточной Европы, А.С.Шушарин вновь пришел к абсолютно неверным выводам, свидетельствующим о методологической пустоте полилогии. Он утверждал, что события 1980-х годов доказали «…полное банкротство линейной формы. Как бы «левые» ни ностальгировали. Во-вторых, стремительность и когерентность событий означает, что произошел банальный эгокультурный (националистический) развал связной (СЭВ) системы» (Цит. изд. т.5. с.58).
Анализ социалистического развития в Китае, во Вьетнаме и на Кубе носит у А.С.Шушарина преимущественно компилятивно-комментаторский характер и не богат самостоятельными идеями. Его вывод с ссылкой на неоего Портякова В.Я. о том, что «в многоукладном Китае, как примерно и при нэпе, действительно огромна натуральность (в «аграрно-восточном», а также пространственном, топливно-транспортно-энергетическом территориальном содержании), развивающаяся товарность; но и в индустриальном секторе соисполнение (статусные, плановые, отраслевые формы), собственность на технологии - структуры достаточно мощные, но и уже инновационно (в НТР-смысле) неэффективные и по темпам развития резко уступающие частному, коллективному и смешанному секторам» совершенно не аргументирован и не подтвержден статистикой. На стр. 74 он сам опровергает свой предыдущий вывод, утверждая, что «...к поднимающейся волне всеобщей индустриализации (как примерно в нэпе) добавляется уже и постиндустриализация (начало НТР)».
Вывод А.С.Шушарина о том, что «социализм» же (с китайской спецификой) из политической семантики пока никуда не исчезал, а с доминантой (но именно с доминантой) рынка всем строением метакультуры он не совместим» (Цит. изд. т.5. с.76) не выдерживает никакой критики и свидетельствует об абсолютном непонимании противоречивой природы социализма. Экономики социализма без рынка не может быть по определению, так же как слона без ушей.
Далее А.С.Шушарин взялся за анализ перестройки и, как он писал, причин «обвала» СССР. Никакого серьезного анализа у него не получилось. Вместо него родилось довольно поверхностное, беглое повествование о событиях 1960-1980 гг.
Начиная эту серьезнейшую тему, А.С.Шушарин, как обычно решил встать над сражающимися сторонами и со своих недосягаемых для простых смертных философских высот вновь обрушился на «экономизм» и изложил свою превратную концепцию сущности социализма, или «конечности (предельности, зревшей системной кризисности) линейной формы производства». Он писал: «Здесь сразу кратчайше напомню, что в силу «экономизма» мышления ортодоксы не приемлют нежданной конечности (предельности, зревшей системной кризисности) линейной формы производства, а наиболее радикальные из них за величием подлинных достижений социалистической эпохи отрицают даже и негативы сталинистского социально-политического режима. Либералы же на дух не воспринимают, что система производства хоть и быстро отжила, но была уже доминантно постэкономической (не-до-рыночной, не-до-капиталистической), «иной» по отношению к потенциалу, с позволенья сказать, их мышления. Вот все происходившее нам и предстоит понять в постоянной оппозиции этим двум «фронтам». Впрочем, других, если не считать маргинальных, в нынешнем интеллектуальном пространстве просто нет» (Цит. изд. т.5. с.90).
Что касается «экономизма», то в силу своей неграмотности в политэкономии А.С.Шушарин не смог выдать «на гора» ничего кроме следующего противопоставления плана рынку: «Ежели не «черное», значит, «белое»; ежели не план, значит, что вы думаете? Правильно - рынок. Иного-то в экономической мысли, обыденной ли, научной, не дано. Так сказать, от первобытности и до «конца истории» (Цит. изд. т.5. с.98). Он не мог даже представить себе, что может существовать симбиоз рынка и плана в форме системы договорных отношений, синтезирующей рынок и план. А примитивизм понимания макроэкономической ситуации сводился А.С.Шушариным к положению дел со «шмотками», что явствует из следующей фразы: «Постиндустриальный» разрыв с Западом (метрополиями) в беспощадной гонке культур рос на глазах, оборачиваясь в итоге убогостью потребительского рынка» (Цит. изд. т.5. с.103). И А.С.Шушарин вновь и вновь не устает повторять свой ошибочный вывод о неизбежности краха социализма в условиях конкуренции с капиталистической системой: «Итак, в условиях начала вступления передовых эшелонов ноосферы (производительные силы) в «постиндустриализм» (или как угодно, в том же духе) система была обречена. И уж никак не помог бы возврат «к чистым истокам социалистических идеалов и марксизма-ленинизма» (Б.Ракитский)» (Цит. изд. т.5. с.106)?
Нет никакого смысла серьезно оппонировать его журналистским штампам ни о хрущевской «оттепели», ни о «восточности» политики, ни о «брежневизме», ни об ощущении бессмысленности жизни советских людей, которая будто бы проявилась в «тенденциях всех форм ухода от нее...» и т.п. Чего, например, стоит такая примитивная по своему содержанию фраза: «...ответная «дисциплинарная» кампания Ю. Андропова была, можно сказать, последней добронравной надстроечной попыткой реанимации плановых порядков, вскорости же по полной социальной беспредметности и неадекватности НТР исчерпанной» (Цит. изд. т.5. с.106). Логика, связывающая милицейские рейды по поимке прогульщиков, планирование как метод управления экономикой и его бессилие оседлать НТР, является насквозь надуманной, искусственной и бессодержательной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Принципиальная ошибка А.С.Шушарина состоит в том, что он не понимал той простой истины исторического материализма, что социализм, вырастая из капитализма, является лишь первым этапом становления коммунистического общества, и он несет в себе противоречие между капиталистическими и коммунистическими общественными (в том числе экономическими) отношениями. В случае СССР в силу ряда конкретных исторических причин (см. 3-ю главу моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества») верх одержал субъективный фактор развала, выражавшийся в острейшем противоречии между диктатурой партийно-государственного аппарата и социалистическими экономическими отношениями), а не обанкротившийся с началом НТР социализм.
Конспективно, крупными штрихами описав картину краха социалистического строя в Югославии, в странах Центральной и Восточной Европы, А.С.Шушарин вновь пришел к абсолютно неверным выводам, свидетельствующим о методологической пустоте полилогии. Он утверждал, что события 1980-х годов доказали «…полное банкротство линейной формы. Как бы «левые» ни ностальгировали. Во-вторых, стремительность и когерентность событий означает, что произошел банальный эгокультурный (националистический) развал связной (СЭВ) системы» (Цит. изд. т.5. с.58).
Анализ социалистического развития в Китае, во Вьетнаме и на Кубе носит у А.С.Шушарина преимущественно компилятивно-комментаторский характер и не богат самостоятельными идеями. Его вывод с ссылкой на неоего Портякова В.Я. о том, что «в многоукладном Китае, как примерно и при нэпе, действительно огромна натуральность (в «аграрно-восточном», а также пространственном, топливно-транспортно-энергетическом территориальном содержании), развивающаяся товарность; но и в индустриальном секторе соисполнение (статусные, плановые, отраслевые формы), собственность на технологии - структуры достаточно мощные, но и уже инновационно (в НТР-смысле) неэффективные и по темпам развития резко уступающие частному, коллективному и смешанному секторам» совершенно не аргументирован и не подтвержден статистикой. На стр. 74 он сам опровергает свой предыдущий вывод, утверждая, что «...к поднимающейся волне всеобщей индустриализации (как примерно в нэпе) добавляется уже и постиндустриализация (начало НТР)».
Вывод А.С.Шушарина о том, что «социализм» же (с китайской спецификой) из политической семантики пока никуда не исчезал, а с доминантой (но именно с доминантой) рынка всем строением метакультуры он не совместим» (Цит. изд. т.5. с.76) не выдерживает никакой критики и свидетельствует об абсолютном непонимании противоречивой природы социализма. Экономики социализма без рынка не может быть по определению, так же как слона без ушей.
Далее А.С.Шушарин взялся за анализ перестройки и, как он писал, причин «обвала» СССР. Никакого серьезного анализа у него не получилось. Вместо него родилось довольно поверхностное, беглое повествование о событиях 1960-1980 гг.
Начиная эту серьезнейшую тему, А.С.Шушарин, как обычно решил встать над сражающимися сторонами и со своих недосягаемых для простых смертных философских высот вновь обрушился на «экономизм» и изложил свою превратную концепцию сущности социализма, или «конечности (предельности, зревшей системной кризисности) линейной формы производства». Он писал: «Здесь сразу кратчайше напомню, что в силу «экономизма» мышления ортодоксы не приемлют нежданной конечности (предельности, зревшей системной кризисности) линейной формы производства, а наиболее радикальные из них за величием подлинных достижений социалистической эпохи отрицают даже и негативы сталинистского социально-политического режима. Либералы же на дух не воспринимают, что система производства хоть и быстро отжила, но была уже доминантно постэкономической (не-до-рыночной, не-до-капиталистической), «иной» по отношению к потенциалу, с позволенья сказать, их мышления. Вот все происходившее нам и предстоит понять в постоянной оппозиции этим двум «фронтам». Впрочем, других, если не считать маргинальных, в нынешнем интеллектуальном пространстве просто нет» (Цит. изд. т.5. с.90).
Что касается «экономизма», то в силу своей неграмотности в политэкономии А.С.Шушарин не смог выдать «на гора» ничего кроме следующего противопоставления плана рынку: «Ежели не «черное», значит, «белое»; ежели не план, значит, что вы думаете? Правильно - рынок. Иного-то в экономической мысли, обыденной ли, научной, не дано. Так сказать, от первобытности и до «конца истории» (Цит. изд. т.5. с.98). Он не мог даже представить себе, что может существовать симбиоз рынка и плана в форме системы договорных отношений, синтезирующей рынок и план. А примитивизм понимания макроэкономической ситуации сводился А.С.Шушариным к положению дел со «шмотками», что явствует из следующей фразы: «Постиндустриальный» разрыв с Западом (метрополиями) в беспощадной гонке культур рос на глазах, оборачиваясь в итоге убогостью потребительского рынка» (Цит. изд. т.5. с.103). И А.С.Шушарин вновь и вновь не устает повторять свой ошибочный вывод о неизбежности краха социализма в условиях конкуренции с капиталистической системой: «Итак, в условиях начала вступления передовых эшелонов ноосферы (производительные силы) в «постиндустриализм» (или как угодно, в том же духе) система была обречена. И уж никак не помог бы возврат «к чистым истокам социалистических идеалов и марксизма-ленинизма» (Б.Ракитский)» (Цит. изд. т.5. с.106)?
Нет никакого смысла серьезно оппонировать его журналистским штампам ни о хрущевской «оттепели», ни о «восточности» политики, ни о «брежневизме», ни об ощущении бессмысленности жизни советских людей, которая будто бы проявилась в «тенденциях всех форм ухода от нее...» и т.п. Чего, например, стоит такая примитивная по своему содержанию фраза: «...ответная «дисциплинарная» кампания Ю. Андропова была, можно сказать, последней добронравной надстроечной попыткой реанимации плановых порядков, вскорости же по полной социальной беспредметности и неадекватности НТР исчерпанной» (Цит. изд. т.5. с.106). Логика, связывающая милицейские рейды по поимке прогульщиков, планирование как метод управления экономикой и его бессилие оседлать НТР, является насквозь надуманной, искусственной и бессодержательной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147