— Добавьте еще.
— Из камня крови не выжмешь, Билл.
Я снял трубку, набрал номер полицейского управления и спросил лейтенанта Уиллса. Дежурный сержант посоветовал мне позвонить ему домой.
Спир ухватил меня за плечо и забрызгал мне лицо словами, пропитанными виски:
— Послушай, не надо полиции. Если попадет в газеты, мне конец. Повесь трубку!
В его голосе была паническая искренность. Я повесил трубку.
— Ну пойми, Билл! Не мог же я заранее знать, как все обернется. Я ведь думал, что действую в интересах Холли. Она выскочила за старика ради денег. Я считал, что для нее лучше вернуться к работе. Да и не считал, а знал твердо. Своих клиентов я вижу насквозь и знаю их лучше, чем они сами себя знают.
— Что вы сделали? По-моему, я и сам мог бы сказать. Но предпочту услышать из первоисточника.
— Да ничего такого. Я привез Гейнса и Хильду назад сюда и некоторое время держал их на крючке, примериваясь, как с ними лучше поступить. Они почему-то вообразили, что я буду доволен и рад, если замужество Холли окажется не слишком удачным. Выпив, я иногда болтаю лишнее...
— Позволю себе перевести это на более понятный язык. Вы шантажом принудили Гейнса и Хильду приехать сюда и добиться, чтобы Холли развелась.
— Это ты уж чересчур, Билл. Гейнса не надо было шантажировать. У него были свои виды на Холли Мэй. По-моему, от путешествий с ее копией у него развилась мания величия. Как-то вечером он под кайфом сказал мне, что отобьет Холли у Фергюсона и сам на ней женится.
— Что он употреблял?
— Героин. Они оба кололись, если удавалось его раздобыть.
Я встал, а Спир поспешно сел, испугавшись, что я его изобью. Но я все равно чуть было не ударил его левым кулаком.
— Чудесный план вы придумали: натравить двух преступников-наркоманов на свою бывшую клиентку.
— Согласен, Билл, мысль была не самая удачная. Но я же не мог знать, как это обернется. — Его лицо пошло трещинами, точно лопнувшее стекло. — Послушай, договоримся, а? Забудь эту подробность, не упоминай про меня, и получишь то, что тебе больше всего нужно.
— Все, что мне нужно, у меня есть.
— А Гейнса нет, и ее нет, — сказал он вкрадчиво.
— Вы знаете, где они?
— Не исключено.
— Я слушаю.
— Но я же сказал, договоримся. Если что-нибудь попадет в лос-анджелесскую прессу, я конченый человек. Покойник. Хоть снова продавай чулки от двери к двери.
— А вы продавали чулки от двери к двери?
— Было когда-то. Но мой дядя все еще ими торгует. Ну и, наверное, я смогу к нему вернуться, если уж ты решил меня погубить. — Сквозь завесу жалких слов он внимательно следил за мной и быстро трезвел. — Неужели, Билл, я заслуживаю гибели?
— Перестаньте называть меня Биллом.
— Как скажете. Ну, так договорились?
Я задумался. Но думать было особенно нечего, ведь в поисках этой парочки прочесывали всю страну.
— Договорились. Дайте мне ее с Гейнсом, и я забуду про ваше существование. С большим удовольствием.
— Гейнса я гарантировать не могу. Хильда твердит, что он ее бросил. Но она, конечно, выведет вас на него.
— Вы говорили с ней?
— Да, говорил. Вы воображаете, будто я ее шантажировал? Это она меня шантажирует!
— Чем? Или можно не спрашивать?
Он понурил голову. Плешь блестела, как мокрое яйцо. Он прикрыл ее ладонью, усеянной каплями пота.
— Она пригрозила бросить тень на мою репутацию, если я не дам ей денег. Наверное, боится тратить купюры из выкупа. А может, Гейнс и правда от нее сбежал. Последние два дня я подбрасывал ей кое-какую мелочь и понемножку с ума сходил. Сидит там и тикает, как бомба. Вчера она грозила пристрелить меня...
— Где — там? Где она?
— Сейчас скажу. Но мы договорились?
— По-моему, я уже сказал.
Он поднял глаза и всмотрелся мне в лицо.
— Ну что ж, положусь на вас. Мне просто надо на кого-то положиться. Она прячется в пляжном домике на сто первом шоссе между Палисейдсом и Малибу. — Он назвал адрес. — Коричневая дощатая сараюшка справа от шоссе в трехстах — четырехстах ярдах от придорожной закусочной «У Джека». Я должен встретиться там с ней сегодня, привезти пять тысяч долларов.
— В котором часу?
— Прямо сейчас. Я должен был приехать туда сейчас.
— Я поеду с вами.
— Хорошо. Как скажете. Ну, а теперь, когда мы поладили, может, отметим?
— Я здесь не держу спиртных напитков.
— Так позвольте, я сбегаю выпью на дорожку? Мне надо взбодриться.
— Бегите.
Он выскочил за дверь, а я позвонил Фергюсону.
Спир не вернулся. Его серебряная машина со шлемом и очками на сиденье все еще стояла перед моей конторой, когда я уехал с Фергюсоном. Он сидел за рулем, а я говорил всю дорогу от Буэнависты до Малибу.
Океан за пустынной полосой пляжа был стального цвета. От луны осталась узенькая щепка. Мы услышали грохот прибоя, точно тяжелые шаги Рока.
— Страшная ситуация, — сказал Фергюсон.
— Такое случается с ситуациями, если дать им вызревать четверть века.
— Не надо нравоучений. Я во всем разобрался сам. И вы не скажете ничего, о чем бы я уже не подумал.
— А жене вы сказали?
— Да. Она останется со мной, что бы ни произошло. Это даже нас сблизило. Укрепило доверие между нами. Теперь я знаю, что она меня любит.
— Вам очень повезло, что вы нашли такую женщину.
— Я это понимаю, Гуннарсон. И Холли и я поняли очень многое. Я воображал, будто в пятьдесят шесть лет могу начать совершенно новую жизнь, словно прежде и не жил вовсе. И Холли по-своему искала того же. Она пыталась перечеркнуть все, что было прежде. Свою семью. Ну, словом, целиком свое прошлое. А прошлое умеет мстить.
— Но и радовать, — добавил он, помолчав. — Вчера мы ездили в Маунтин-Гроув к ее матери. Мне казалось, что всю свою жизнь она ненавидела меня. Ничего подобного. Она давным-давно мне все простила. Чувствовать, что ты прощен, — это хорошо.
— Никаких известий от Хильды она не получала?
— В последние дни нет. Несколько недель назад Хильда приезжала домой и сумела внушить матери, что это она стала актрисой и вышла замуж за... за богатого человека. — Такое упоминание о нем его смущало.
— Скажите, Фергюсон, Хильде известно, что вы ее отец?
— Не знаю. Кэт Дотери говорит, что назвала ей мое имя, когда Хильда была еще девочкой. Возможно, Хильда забыла.
— Но если нет, это может объяснить покушение... я говорю о покушении на жизнь сестры. Она оставила ее сгореть, это неоспоримо.
— Знаю. И это не первая такая попытка. Она нападала на Холли и прежде. Один раз с кухонным ножом, другой — со сковородкой, полной кипящего жира. По-моему, это главная причина, толкнувшая Холли порвать всякую связь с семьей. Когда ей было шестнадцать, она сбежала с торговцем чулками по фамилии Спирович. Жизнь у Холли тоже была нелегкой.
В его голосе не было ничего, кроме сострадания и легкой печали. Ревность, ярость, отчаянная надежда выгорели без следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62