Да и вообще, — добавил он деликатно, — стоит ли сюда на слуху у ее старика секс примешивать? Я законный брак уважаю. И мне ничего не нужно, кроме моих шестидесяти пяти тысяч.
— Шестидесяти пяти тысяч за что?
— За полученный эквивалент. В векселях так и обозначено. А векселей она подписала — будьте спокойны.
— Покажите мне векселя.
— Я их с собой не вожу. Только зарубите себе на носу, все строго по закону. Как сами сможете убедиться, если заставите меня подать в суд. Только вам-то это ни к чему.
— Да, — сказал Фергюсон. — Ни к чему.
— А на что эти деньги потрачены?
Солемен протянул руку ладонью вверх, тыча большим пальцем в сторону Фергюсона.
— Скажите ему.
Фергюсон сглотнул горькую усмешку и чуть не задохнулся.
— Незадолго до того, как мы поженились, Холли много проиграла. Денег покрыть проигрыш у нее не было, и она заняла их у финансовой компании, управляемой игорным синдикатом в Майами. Мистер Солемен самый крупный акционер этой компании. Первоначальная сумма не достигала пятидесяти тысяч, но, по-видимому, наросли проценты.
— Проценты и оплата услуг. Просрочка больше полугода. А на то, чтобы взыскивать деньги, нужны деньги. И по-моему, полковник, такому вороти... человеку в вашем положении проще уплатить.
— Это что — шантаж? — спросил я.
Лицо Солемена приняло обиженное выражение.
— Жалею, что вы употребили такое слово, мистер.
Только если вы в вашем деле понаторели, так порекомендуйте своему боссу уплатить. Ведь дамочка денежки спускала не только за игорным столом.
Фергюсон отвернулся к окну. Он заговорил, пряча лицо, но я видел его призрачное отражение в стекле, мучительно выдавливающее каждое слово:
— Часть денег ушла на наркотики, Гуннарсон. Если верить этому человеку, играть она начала, чтобы раздобыть денег на наркотики. И увязала все глубже, глубже...
— Какие наркотики?
— Почем я знаю? — Солемен пожал плечами. — Наркотики не по моей части. — Он улыбнулся своей запечатанной улыбкой. — Мне известно только то, что я читаю в газетах. Вот, скажем, про нее и клубного спасателя. Такая добавочка тоже все газеты обойдет.
Фергюсон обернулся. Он был бледен, как его отражение.
— Это еще что?
— По-моему, шантаж, — ответил я.
— Как бы не так! — сказал Солемен. — Этот ваш мальчик, папаша, видно, дурак набитый. Мой вам совет — обменяйте его на другую шавку, да побыстрее. Вам нужен мальчик, который разбирался бы, что к чему в таких делах. У меня есть право охранять мои законные интересы.
— Я понимаю, — сказал Фергюсон, уныло взглянув на меня. — Но таких денег у меня под рукой нет.
— Сойдет и завтра. Но это последний срок. Я не могу торчать в этой дыре, пока вы тут мямлите. Мне пора назад. Меня дела ждут. Так завтра в это же время, подходит?
— Ну, а если я не заплачу?
— Тогда вашей куколке в кино больше уже не сниматься. Ну, разве в фильмах ужасов. — Солемен показал зубы. Очень скверные.
Фергюсон произнес голосом, пронзительным от отчаяния:
— Она же у вас, так? Я с радостью уплачу, только верните ее!
— Вы что, одурели? — Солемен рывком повернулся ко мне. — Дурдом тут, что ли? Старикан свихнулся?
— Вы не ответили на его вопрос.
— А чего отвечать? На такую чушь собачью? Да будь Холли у меня, так она бы тут сейчас деньги выпрашивала. На коленях бы ползала.
— Но вы же дали понять, что можете ее захватить.
— Со временем и могу. Разошлю частное оповещение во все крупные игорные дома и ко всем букмекерам. Рано или поздно она где-нибудь да объявится. Но чем дольше я буду ждать, тем дороже это обойдется. И я ведь не только о деньгах говорю.
— Мы с моим клиентом хотели бы обсудить это наедине.
— Естественно! — Рука Солемена описала великодушную дугу. — Хоть всю ночь обсуждайте. Только завтра приготовьте верный ответ. И меня не разыскивайте. Я сам найдусь. — Он поднял два пальца в прощальном жесте и вышел. Я услышал, как «форд» прошумел по дороге.
Молчание нарушил Фергюсон:
— Что мне делать?
— А что вы собираетесь сделать?
— Наверное, надо им заплатить.
— Деньги у вас есть?
— Позвоню в Монреаль. Меня не деньги заботят. — После паузы он добавил: — Я не понимаю, на какой женщине я женат.
— Во всяком случае не на святой, это очевидно. У вашей жены есть свои беды. II начались они до того, как она вышла за вас. А вы не думаете поставить точку?
— Что-то не понимаю, Гуннарсон. Я не в лучшей форме. — Он опустился в шезлонг. Голова его откинулась на спинку, одна нога вытянулась.
— Вы не обязаны платить ее долги, если не хотите.
— Я не могу ее предать, — ответил он растерянно.
— Но она вас предала.
— Может быть. Но мне она все еще дорога. А деньгами я не дорожу. Ну, почему все всегда облекается для меня в деньги?
Ответить на это было нечего. Разве напомнить, что он имел деньги и использовал их, чтобы жениться на девушке вдвое моложе себя. Впрочем, вопрос был задан потолку. И потолку же он заявил:
— Черт побери, противно уступать их подлым угрозам. Но их подлые деньги я им уплачу.
— Разумно ли вы поступите? Это может положить начало длинной серии выплат. И вообще не исключено, что вы один раз им уже платили.
Он привстал, моргая.
— Как это?
— Деньги, которые вы утром отвезли Гейнсу и вашей жене, могли быть первым взносом. А это — второй.
— Вы полагаете, что похищением руководил Солемен?
— Никакого похищения не было, полковник. Теперь это уже ясно. Набирается все больше подтверждений того, что ваша жена сговорилась с Гейнсом, чтобы завладеть этими деньгами. Возможно, для уплаты игорного долга. Если такой долг действительно существует. Она при вас когда-нибудь о нем упоминала?
— Нет.
— И не просила крупных сумм?
— Ей этого не требовалось. Я отдал в полное ее распоряжение сумму более чем достаточную для ее нужд.
— Возможно, она так не считала. Наркотики, например, требуют огромных расходов.
— Можете считать меня круглым дураком, — сказал он, — но я просто не могу поверить, что она наркоманка или была наркоманкой прежде. Я прожил с ней здесь полгода и ни разу не заметил ни малейших признаков.
— Какие-нибудь сигареты с непривычным запахом?
— Холли и обыкновенные не курит.
— Есть у нее шприц? На руках или ногах есть следы уколов?
— Нет — и на первый вопрос, и на второй. Руки и ноги у нее чистые, как ивовый прут, когда с него сдирают кору.
— Снотворными типа люминала она пользовалась?
— Очень редко. Я был против. И Холли часто говорила, что кроме виски ей другие транквилизаторы не требуются.
— Она много пила, так?
— И она, и я.
— Наркоманы редко пьют. Возможно, она отказалась от наркотиков и заменила их алкоголем. Она всегда много пила?
— Нет. В Ванкувере, когда мы познакомились, она вообще избегала пить. Вероятно, это я ее приучил. Она очень... ну, первое время робела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Шестидесяти пяти тысяч за что?
— За полученный эквивалент. В векселях так и обозначено. А векселей она подписала — будьте спокойны.
— Покажите мне векселя.
— Я их с собой не вожу. Только зарубите себе на носу, все строго по закону. Как сами сможете убедиться, если заставите меня подать в суд. Только вам-то это ни к чему.
— Да, — сказал Фергюсон. — Ни к чему.
— А на что эти деньги потрачены?
Солемен протянул руку ладонью вверх, тыча большим пальцем в сторону Фергюсона.
— Скажите ему.
Фергюсон сглотнул горькую усмешку и чуть не задохнулся.
— Незадолго до того, как мы поженились, Холли много проиграла. Денег покрыть проигрыш у нее не было, и она заняла их у финансовой компании, управляемой игорным синдикатом в Майами. Мистер Солемен самый крупный акционер этой компании. Первоначальная сумма не достигала пятидесяти тысяч, но, по-видимому, наросли проценты.
— Проценты и оплата услуг. Просрочка больше полугода. А на то, чтобы взыскивать деньги, нужны деньги. И по-моему, полковник, такому вороти... человеку в вашем положении проще уплатить.
— Это что — шантаж? — спросил я.
Лицо Солемена приняло обиженное выражение.
— Жалею, что вы употребили такое слово, мистер.
Только если вы в вашем деле понаторели, так порекомендуйте своему боссу уплатить. Ведь дамочка денежки спускала не только за игорным столом.
Фергюсон отвернулся к окну. Он заговорил, пряча лицо, но я видел его призрачное отражение в стекле, мучительно выдавливающее каждое слово:
— Часть денег ушла на наркотики, Гуннарсон. Если верить этому человеку, играть она начала, чтобы раздобыть денег на наркотики. И увязала все глубже, глубже...
— Какие наркотики?
— Почем я знаю? — Солемен пожал плечами. — Наркотики не по моей части. — Он улыбнулся своей запечатанной улыбкой. — Мне известно только то, что я читаю в газетах. Вот, скажем, про нее и клубного спасателя. Такая добавочка тоже все газеты обойдет.
Фергюсон обернулся. Он был бледен, как его отражение.
— Это еще что?
— По-моему, шантаж, — ответил я.
— Как бы не так! — сказал Солемен. — Этот ваш мальчик, папаша, видно, дурак набитый. Мой вам совет — обменяйте его на другую шавку, да побыстрее. Вам нужен мальчик, который разбирался бы, что к чему в таких делах. У меня есть право охранять мои законные интересы.
— Я понимаю, — сказал Фергюсон, уныло взглянув на меня. — Но таких денег у меня под рукой нет.
— Сойдет и завтра. Но это последний срок. Я не могу торчать в этой дыре, пока вы тут мямлите. Мне пора назад. Меня дела ждут. Так завтра в это же время, подходит?
— Ну, а если я не заплачу?
— Тогда вашей куколке в кино больше уже не сниматься. Ну, разве в фильмах ужасов. — Солемен показал зубы. Очень скверные.
Фергюсон произнес голосом, пронзительным от отчаяния:
— Она же у вас, так? Я с радостью уплачу, только верните ее!
— Вы что, одурели? — Солемен рывком повернулся ко мне. — Дурдом тут, что ли? Старикан свихнулся?
— Вы не ответили на его вопрос.
— А чего отвечать? На такую чушь собачью? Да будь Холли у меня, так она бы тут сейчас деньги выпрашивала. На коленях бы ползала.
— Но вы же дали понять, что можете ее захватить.
— Со временем и могу. Разошлю частное оповещение во все крупные игорные дома и ко всем букмекерам. Рано или поздно она где-нибудь да объявится. Но чем дольше я буду ждать, тем дороже это обойдется. И я ведь не только о деньгах говорю.
— Мы с моим клиентом хотели бы обсудить это наедине.
— Естественно! — Рука Солемена описала великодушную дугу. — Хоть всю ночь обсуждайте. Только завтра приготовьте верный ответ. И меня не разыскивайте. Я сам найдусь. — Он поднял два пальца в прощальном жесте и вышел. Я услышал, как «форд» прошумел по дороге.
Молчание нарушил Фергюсон:
— Что мне делать?
— А что вы собираетесь сделать?
— Наверное, надо им заплатить.
— Деньги у вас есть?
— Позвоню в Монреаль. Меня не деньги заботят. — После паузы он добавил: — Я не понимаю, на какой женщине я женат.
— Во всяком случае не на святой, это очевидно. У вашей жены есть свои беды. II начались они до того, как она вышла за вас. А вы не думаете поставить точку?
— Что-то не понимаю, Гуннарсон. Я не в лучшей форме. — Он опустился в шезлонг. Голова его откинулась на спинку, одна нога вытянулась.
— Вы не обязаны платить ее долги, если не хотите.
— Я не могу ее предать, — ответил он растерянно.
— Но она вас предала.
— Может быть. Но мне она все еще дорога. А деньгами я не дорожу. Ну, почему все всегда облекается для меня в деньги?
Ответить на это было нечего. Разве напомнить, что он имел деньги и использовал их, чтобы жениться на девушке вдвое моложе себя. Впрочем, вопрос был задан потолку. И потолку же он заявил:
— Черт побери, противно уступать их подлым угрозам. Но их подлые деньги я им уплачу.
— Разумно ли вы поступите? Это может положить начало длинной серии выплат. И вообще не исключено, что вы один раз им уже платили.
Он привстал, моргая.
— Как это?
— Деньги, которые вы утром отвезли Гейнсу и вашей жене, могли быть первым взносом. А это — второй.
— Вы полагаете, что похищением руководил Солемен?
— Никакого похищения не было, полковник. Теперь это уже ясно. Набирается все больше подтверждений того, что ваша жена сговорилась с Гейнсом, чтобы завладеть этими деньгами. Возможно, для уплаты игорного долга. Если такой долг действительно существует. Она при вас когда-нибудь о нем упоминала?
— Нет.
— И не просила крупных сумм?
— Ей этого не требовалось. Я отдал в полное ее распоряжение сумму более чем достаточную для ее нужд.
— Возможно, она так не считала. Наркотики, например, требуют огромных расходов.
— Можете считать меня круглым дураком, — сказал он, — но я просто не могу поверить, что она наркоманка или была наркоманкой прежде. Я прожил с ней здесь полгода и ни разу не заметил ни малейших признаков.
— Какие-нибудь сигареты с непривычным запахом?
— Холли и обыкновенные не курит.
— Есть у нее шприц? На руках или ногах есть следы уколов?
— Нет — и на первый вопрос, и на второй. Руки и ноги у нее чистые, как ивовый прут, когда с него сдирают кору.
— Снотворными типа люминала она пользовалась?
— Очень редко. Я был против. И Холли часто говорила, что кроме виски ей другие транквилизаторы не требуются.
— Она много пила, так?
— И она, и я.
— Наркоманы редко пьют. Возможно, она отказалась от наркотиков и заменила их алкоголем. Она всегда много пила?
— Нет. В Ванкувере, когда мы познакомились, она вообще избегала пить. Вероятно, это я ее приучил. Она очень... ну, первое время робела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62