Всё это Гессер видел краем глаза и не фиксировал в сознании. Он и себя-то не помнил, носился вдоль почти сомкнувшейся в кольцо цепи и хлестал, хлестал старых мужчин, которых в детстве боялся и любил, которыми восхищался и чьей боевой юности страшно завидовал.
Конь под ним мчался так быстро, что казалось, будто исчезает в одном месте и возникает в другом, а может, находится сразу там и там. Богатур не осознавал своих действий, зато Эсеге Малан наверху громко радовался и удовлетворённо потирал руки. Сынок разгадал все секреты небесных подарков. Умница, весь в папашу!
Конечно, плётка именно для того и предназначена, чтобы любых существ – живых или мёртвых! – делать покорными. И звонок Шаргай использовал по прямому назначению – для беспроволочной связи.
Жаль только, что небесный конь – главный подарок, которому прочие служили бесплатным приложением, – сломал ногу при пересылке на землю. Мог же пролететь полмира за одно биение сердца, а теперь скачет в сто раз медленней, да ещё и по кривой дорожке. И всё потому, что не нашлось под руками верёвки попрочней.
А всему виной жена – Эхе Юрен. На кой ляд она тем вервиём связывала пьяненького божка? Разве он хоть раз свершил что-либо божьего дела недостойное? Глупостей не творил, не считая мелочей. Как-то сдуру сунул вытягивающуюся до бесконечности руку в мусорно-прицельный люк и вцепился в Зеландию! Оторвал кусок, глянул на результаты и назвал её Новой.
В другой раз приспичило оторвать Африку от Евразии. В районе Пиренеев она отделилась, образовав Срединное море, а к Аравии словно прикипела. Там оторвать не сумел, точнее, не успел, потому что Юрен примотала его к трону. И дело не доделал, и верёвка лишний раз порвалась.
А случай с Америкой? Сидел Малан тихо-мирно, никого не трогал. Со скуки хватил Америку за концы и потянул из края в край. Растянулась она хорошо, но когда отпустил, то снова съёжилась и издала смешной звук «пук!». Эсеге засмеялся: земля пердит! Растянул ещё разок, отпустил – пукнула. Смешно.
Хохоча-заливаясь, Малан растягивал континент. Его левая рука непроизвольно забегала по отрывающимся от большой земли островам, как бы по басам, а правая – по клавишам гор и долин.
– Ак-кор-деон! – вскричал, поражённый мелодичностью звуков, музыкант прихотью божьей.
В переводе на южноармейский это значило «благоуханные звуки», а на североармейский – «вонючие цветы». Цветов Эсеге не любил по простой причине – он любил запах мяса. Шашлыков, бастурмы, постромы, кастромы…
– Тьфу ты! – Божок запутался во времени и еле отплевался. Им, богам, трудно разбираться в хронологии, потому что живут они вдоль времени, а не поперёк, как добрые люди. Малан растягивал, загибая вниз, концы материка и громко пел:
– Тянет всяк, кто не ленив,
время на работе.
Некто тянет, прислонив
пятницу к субботе.
Кто-то тянет – с бабой спать,
вместо – чтобы бабу.
А другой их тянет вспять,
но про это – табу!
Тянут – кто аперитив,
ну а кто – тянучку.
Тянут репку, напустив
бабку, внучку, сучку.
Если тянет кто козу –
это неприлично,
если ж из носу козу –
негигиенично.
Если тянешь на себя,
значит, одеяло.
Ну, а если ты – тебя,
рукоблуд ты, малый.
Если тянешь разговор,
значит, ты зануда.
Оттянулся, как забор,
значит, песня – чудо!..
– Кого ты, – спросила, бесцеремонно врываясь в тронный зал, супруга Юрен, – на этот раз оттянул? Опять не меня! – И грубо махнула рукой на востоко-запад, как приблизительно определил направление ничего не смыслящий в географии отец всех богов.
– Тяну Америку! – похвастался Эсеге. – Могу и тебя взад-вперёд вытянуть!
– А вперёд-назад можешь? – ехидно спросила Эхе.
– Это что в лоб, что по лбу, – осадил супругу Малан.
– Не согласна категорически, – сказала Юрен. Истина её не интересовала, лишь бы поперёк сказать. – В лоб – больно, а по лбу – приятно, ласково.
– Молчи, баба, – велел Эсеге, – юркни вон!
– Я? – грозно спросила Юрен, ухватила под-вселенный медный котёл за дужку и навернула им пьяницу-супруга по голове. Тот брякнулся, задрав ноги.
Звенело долго, а супруга тем временем деловито вязала мужа.
– Проспись и пой, – посоветовала напоследок и только тогда юркнула вон.
Проспавшись, божок смутно припомнил свои последние фокусы, порвал путы и с опаской глянул на результаты. Оказалось, что, пока он растягивал континент изо всей божественной дурацкой мочи, многим обитателям Запада пришлось худо. Например, бизонам. Или лошадям, которых он, размахивая руками, нечаянно перенёс из Азии в прерии и пампасы. Кони обожают овёс, а индейцы предлагали отведать кукурузы. От непривычной пищи лошади заболели, и Малан просто вынужден был их лечить.
Когда все леченные им животные сдохли, Эсеге понял, что он – великий целитель. Не было в Америке лошадей, так и нечего тащить на далёкий материк всякую непривычную для окружающей среды и её обитателей живность.
– Пусть индейцы ездят верхом на бизонах! – решил божок. – Или пусть разведут приличную конскую пищу, вот тогда, я…
– Это хороший тост – перебил Эсеге Малана. – Выпьем же за овёс! А кукуруза хороша – воздушная! Пам-пам-пам-пам-пам-тра-та-та!
Выпили. Спели про воздушную кукурузу. Эсеге привычно растягивал Америку сверху донизу и голосил что-то вовсе несуразное:
– Девки в лес тащили факел.
Отгадайте, кто их fackal?
Материк до того растянулся, что готов был разорваться пополам. Малан даже отгадал, в каком месте разорвётся: в районе будущего Панамского канала.
– Я – канал! – гордо заявил он.
Никто из девяноста девяти обитателей верхнего мира возражать не осмелился. Наоборот – поддержали отца всех богов.
– Канай дальше, – посоветовали ему. – А кто станет спорить, тому пасть порвём.
Эсеге продолжил. На сей раз он не занёс на континент никаких чуждых ему форм жизни и никакой заразы не вынес оттуда на прочие материки, зато когда проспался и в очередной раз разорвал смирительное вервие, то магическим образом подсчитал, что рвал путы ровно девяносто восемь раз. А вот Америка не разорвалась, но, растянутая лишний раз, уже больше не съёжилась до прежних размеров, делясь теперь на Северную и Южную с длиннющим перешейком Центральной Америки.
Глядя вниз на своего разумного сына Шаргая, папаша припомнил всего три случая, когда верёвка не выдержала божьей силы и воли. Остальные девяносто пять разрывов произошли, когда Эсеге и Малан привязали Евразию за её восточный и западный концы и резко дёрнули. Вервие лопнуло на девяносто шесть кусков и упало вниз в форме странной фигуры. Любой землянин такую фигуру легко узнает и может при случае показать другому.
Эх… Жили бы земляне любо-дорого, кабы не пьяница наверху. Сколько бы несчастий не случилось!.. Везувий бы не выжег обитателей Помпеи, чума и холера не опустошали бы континенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Конь под ним мчался так быстро, что казалось, будто исчезает в одном месте и возникает в другом, а может, находится сразу там и там. Богатур не осознавал своих действий, зато Эсеге Малан наверху громко радовался и удовлетворённо потирал руки. Сынок разгадал все секреты небесных подарков. Умница, весь в папашу!
Конечно, плётка именно для того и предназначена, чтобы любых существ – живых или мёртвых! – делать покорными. И звонок Шаргай использовал по прямому назначению – для беспроволочной связи.
Жаль только, что небесный конь – главный подарок, которому прочие служили бесплатным приложением, – сломал ногу при пересылке на землю. Мог же пролететь полмира за одно биение сердца, а теперь скачет в сто раз медленней, да ещё и по кривой дорожке. И всё потому, что не нашлось под руками верёвки попрочней.
А всему виной жена – Эхе Юрен. На кой ляд она тем вервиём связывала пьяненького божка? Разве он хоть раз свершил что-либо божьего дела недостойное? Глупостей не творил, не считая мелочей. Как-то сдуру сунул вытягивающуюся до бесконечности руку в мусорно-прицельный люк и вцепился в Зеландию! Оторвал кусок, глянул на результаты и назвал её Новой.
В другой раз приспичило оторвать Африку от Евразии. В районе Пиренеев она отделилась, образовав Срединное море, а к Аравии словно прикипела. Там оторвать не сумел, точнее, не успел, потому что Юрен примотала его к трону. И дело не доделал, и верёвка лишний раз порвалась.
А случай с Америкой? Сидел Малан тихо-мирно, никого не трогал. Со скуки хватил Америку за концы и потянул из края в край. Растянулась она хорошо, но когда отпустил, то снова съёжилась и издала смешной звук «пук!». Эсеге засмеялся: земля пердит! Растянул ещё разок, отпустил – пукнула. Смешно.
Хохоча-заливаясь, Малан растягивал континент. Его левая рука непроизвольно забегала по отрывающимся от большой земли островам, как бы по басам, а правая – по клавишам гор и долин.
– Ак-кор-деон! – вскричал, поражённый мелодичностью звуков, музыкант прихотью божьей.
В переводе на южноармейский это значило «благоуханные звуки», а на североармейский – «вонючие цветы». Цветов Эсеге не любил по простой причине – он любил запах мяса. Шашлыков, бастурмы, постромы, кастромы…
– Тьфу ты! – Божок запутался во времени и еле отплевался. Им, богам, трудно разбираться в хронологии, потому что живут они вдоль времени, а не поперёк, как добрые люди. Малан растягивал, загибая вниз, концы материка и громко пел:
– Тянет всяк, кто не ленив,
время на работе.
Некто тянет, прислонив
пятницу к субботе.
Кто-то тянет – с бабой спать,
вместо – чтобы бабу.
А другой их тянет вспять,
но про это – табу!
Тянут – кто аперитив,
ну а кто – тянучку.
Тянут репку, напустив
бабку, внучку, сучку.
Если тянет кто козу –
это неприлично,
если ж из носу козу –
негигиенично.
Если тянешь на себя,
значит, одеяло.
Ну, а если ты – тебя,
рукоблуд ты, малый.
Если тянешь разговор,
значит, ты зануда.
Оттянулся, как забор,
значит, песня – чудо!..
– Кого ты, – спросила, бесцеремонно врываясь в тронный зал, супруга Юрен, – на этот раз оттянул? Опять не меня! – И грубо махнула рукой на востоко-запад, как приблизительно определил направление ничего не смыслящий в географии отец всех богов.
– Тяну Америку! – похвастался Эсеге. – Могу и тебя взад-вперёд вытянуть!
– А вперёд-назад можешь? – ехидно спросила Эхе.
– Это что в лоб, что по лбу, – осадил супругу Малан.
– Не согласна категорически, – сказала Юрен. Истина её не интересовала, лишь бы поперёк сказать. – В лоб – больно, а по лбу – приятно, ласково.
– Молчи, баба, – велел Эсеге, – юркни вон!
– Я? – грозно спросила Юрен, ухватила под-вселенный медный котёл за дужку и навернула им пьяницу-супруга по голове. Тот брякнулся, задрав ноги.
Звенело долго, а супруга тем временем деловито вязала мужа.
– Проспись и пой, – посоветовала напоследок и только тогда юркнула вон.
Проспавшись, божок смутно припомнил свои последние фокусы, порвал путы и с опаской глянул на результаты. Оказалось, что, пока он растягивал континент изо всей божественной дурацкой мочи, многим обитателям Запада пришлось худо. Например, бизонам. Или лошадям, которых он, размахивая руками, нечаянно перенёс из Азии в прерии и пампасы. Кони обожают овёс, а индейцы предлагали отведать кукурузы. От непривычной пищи лошади заболели, и Малан просто вынужден был их лечить.
Когда все леченные им животные сдохли, Эсеге понял, что он – великий целитель. Не было в Америке лошадей, так и нечего тащить на далёкий материк всякую непривычную для окружающей среды и её обитателей живность.
– Пусть индейцы ездят верхом на бизонах! – решил божок. – Или пусть разведут приличную конскую пищу, вот тогда, я…
– Это хороший тост – перебил Эсеге Малана. – Выпьем же за овёс! А кукуруза хороша – воздушная! Пам-пам-пам-пам-пам-тра-та-та!
Выпили. Спели про воздушную кукурузу. Эсеге привычно растягивал Америку сверху донизу и голосил что-то вовсе несуразное:
– Девки в лес тащили факел.
Отгадайте, кто их fackal?
Материк до того растянулся, что готов был разорваться пополам. Малан даже отгадал, в каком месте разорвётся: в районе будущего Панамского канала.
– Я – канал! – гордо заявил он.
Никто из девяноста девяти обитателей верхнего мира возражать не осмелился. Наоборот – поддержали отца всех богов.
– Канай дальше, – посоветовали ему. – А кто станет спорить, тому пасть порвём.
Эсеге продолжил. На сей раз он не занёс на континент никаких чуждых ему форм жизни и никакой заразы не вынес оттуда на прочие материки, зато когда проспался и в очередной раз разорвал смирительное вервие, то магическим образом подсчитал, что рвал путы ровно девяносто восемь раз. А вот Америка не разорвалась, но, растянутая лишний раз, уже больше не съёжилась до прежних размеров, делясь теперь на Северную и Южную с длиннющим перешейком Центральной Америки.
Глядя вниз на своего разумного сына Шаргая, папаша припомнил всего три случая, когда верёвка не выдержала божьей силы и воли. Остальные девяносто пять разрывов произошли, когда Эсеге и Малан привязали Евразию за её восточный и западный концы и резко дёрнули. Вервие лопнуло на девяносто шесть кусков и упало вниз в форме странной фигуры. Любой землянин такую фигуру легко узнает и может при случае показать другому.
Эх… Жили бы земляне любо-дорого, кабы не пьяница наверху. Сколько бы несчастий не случилось!.. Везувий бы не выжег обитателей Помпеи, чума и холера не опустошали бы континенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109