В чехле лежало ружье, которое я сразу узнал — это было мощное, в полном смысле боевое оружие, а не то спортивное ружье, которое мы брали с собой в Мексику. К ружью была приложена записка:
“СПАСИБО ЗА УСЛУГУ. ПРЕЗИДЕНТ АВИЛА ОЦЕНИЛ ЭТО ПО ДОСТОИНСТВУ. ХИМИНЕС”.
Прочитав странное послание, я нахмурился и пошел звонить в Вашингтон. С Маком меня соединили без задержки.
— Ты получил посылку, которую мы тебе переслали после досмотра? — спросил он.
— Да, сэр. Но я что-то пока ничего не могу понять.
— Ты давно не читал газет?
— Пару дней.
— На прошлой неделе президента Коста-Верде убил снайпер с очень большого расстояния. В настоящее время у них сформировано переходное правительство во главе с полковником Химинесом.
Я выглянул из будки на залитую солнцем улицу Тусона, и перед моим мысленным взором возникла уже виденная мною картинка: поляна в джунглях и крепкий невысокий офицер с сигарой в зубах. Он замечает:
— Если есть хорошее оружие, всегда можно найти человека, который умеет с ним обращаться”.
— Я же говорил, сэр, что Эктор Химинес занятная личность.
— Кое-кто в Вашингтоне опечален этими событиями.
С Авилой были заключены некоторые негласные договоренности.
— Я им очень сочувствую, — сказал я. — Эти крошечные латиноамериканские страны поступают очень нехорошо, без спросу реформируя свои правительства и создавая массу хлопот для соседей. Воображают себя, наверное, независимыми государствами.
— У нас также озабочены судьбой одного крупного экземпляра военной техники. Есть мнение, что раз оно было расположено слишком близко к нашей границе, его следовало сохранить для изучения. Другими словами, они полагают, что не стоило так поспешно уничтожать эту штуку.
Я глубоко вздохнул.
— Так точно, сэр. Поспешно.
— Хочу тебе сказать, Эрик, что в Вашингтоне, как обычно, высоко оценили нашу операцию.
— Да, сэр. — Мои губы почему-то расползлись в усмешке. — Наверное, он произнес эти слова каким-то забавным тоном. — Ясно, сэр. Как обычно.
Потом наступили суматошные дни приведения всех дел в порядок, подготовки официального отчета и тому подобное. Однажды вечером, вернувшись в мотель, я обнаружил у себя в номере Кэтрин Смит. Я видел ее впервые с тех пор, как мы расстались после пересечения границы, но я о ней много думал в эти дни и, создавая свой полный отчет, навел о ней кое-какие справки.
Я сразу понял, зачем она пришла. Свою верхнюю одежду она аккуратно сложила на стуле в углу и теперь была одета в точности так же, как тогда, когда я ее впервые увидел — в пикантном черном пеньюаре, в шлепанцах на каблучках и прочих предметах женского нижнего белья, предназначенного для мужского глаза. На комоде стояли два запотевших бокала. В ведерке со льдом торчали две очень интересные бутылки.
Все было настолько очевидно, что я даже растрогался, если вы понимаете, что я имею в виду: мне ясно давали понять, что нам надо завершить одно мероприятие, прерванное шприцем Макса.
— Я не спрашиваю, как вы проникли в номер. Она улыбалась. Тут я вспомнил, что как-то мне ее лицо без косметики показалось простоватым, но сегодня оно не было простоватым. Улыбающаяся, она вдруг стала почти красивой, причем это была интригующая, нетипичная красота.
— Надеюсь, вы не против бургундского игристого? — спросила она. — А то шампанское немного надоело. Как поживает маленькая девушка с нежным сердцем? Вы, конечно, понимаете, отчего она так и не призналась вам в своей слабости. Она боялась, что вы станете ее презирать. Боюсь, она действительно вас любила, мистер Эванс.
— А почему это вас так волнует?
— Потому что вы прогнали ее. Заставили вернуться к жизни, более подходящей для маленькой девочки с нежным сердцем.
— Ну, ей ведь и в самом деле такая работа не по плечу, — сказал я довольно-таки раздраженно. — Я просто успел ее вовремя остановить, пока она не навлекла белу на себя и других людей.
— И вы больше с ней не увидитесь, не так ли? Ибо в глубине души вы уверены, что, какие бы оправдания вы для нее ни придумывали, женщина не может любить мужчину, если она не способна ради него убить. И что та любовь, которая ведома нам, простым смертным, это вовсе не любовь даже, а, мистер Эванс? И все же вам грустно и одиноко — и это хорошо. Тем самым вы оцените меня по достоинству. А теперь откупорьте бутылку вина...
Утром она еще спала, когда я вошел в номер с кофе. Спала или только притворялась спящей. С ней никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. Во всяком случае, она позволила мне рассмотреть себя внимательно. Она лежала, раскинувшись на большой измятой постели, обнаженная — на ней были лишь черные чулки, съехавшие до колена. В них она выглядела точно девушка на порнографической фотографии.
Я с грохотом закрыл дверь — она шевельнулась, сладко потянулась и, открыв глаза, уставилась на меня.
— Кофе подан, мэм! — усмехаясь, объявил я. — Будь я проклят, если ты не самая обольстительная женщина, с которой мне когда-либо приходилось провести ночь.
Она рассмеялась.
— Я старалась. И я рада, что мои труды не пропали даром — судя по твоей реакции.
Она села, обнаружила непорядок с чулками и, натянув их на ногу, стала рассматривать. Мы провели очень бурную ночь, и нейлон, мягко говоря, был не в лучшем состоянии. Она поморщилась, быстро сняла остатки чулок и, скомкав их, запустила в мусорную корзинку. Потом подняла с пола пеньюар, с сомнением расправила его, нашла неповрежденным и царственным жестом бросила мне, чтобы я его ей подал, точно это соболья пелерина, а сама она в бриллиантах и вечернем платье, а не абсолютно нагая.
Я поставил поднос с кофе и повиновался. Завязав крошечный бантик на шее, она вздернула лицо в ожидании поцелуя. И эту услугу я ей оказал.
— Чертов меч! — прошептала она, чуть задыхаясь.
— Что-что?
— Причина моего появления у тебя. Одна из причин. А ты ведь ломал над этим голову, а?
— Ну, этот вопрос как-то пришел мне на ум.
— Мужчина с ружьем или пистолетом — это ерунда! Подумаешь, схватка — механизм против механизма. Бах-бах-бах! Но мужчина с мечом... Это было прекрасно — тот поединок. Ты знаешь, пока я за вами наблюдала, я позабыла все, о чем ты меня просил. Клинки сверкают. Двое мужчин. Точные движения. Все это напоминало ритуал или танец смерти. А потом твой выпад — точно молния. Ты мог бы перешагнуть через его труп и овладеть мною прямо там, на камнях, на глазах у тех оборванцев.
— Жизнь — это цепь упущенных возможностей, Валя, — сказал я спокойно.
Она вздрогнула и пристально посмотрела на меня.
— Пей кофе, — продолжал я. — Твой авиабилет лежит на комоде.
Она облизала губы.
— Как ты меня назвал?
— У нас в архиве есть один список. Мы называем его приоритетным. В нем фигурировал человек по имени Мартелл, например, но он погиб в горах Нью-Мексико, и мы его вычеркнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
“СПАСИБО ЗА УСЛУГУ. ПРЕЗИДЕНТ АВИЛА ОЦЕНИЛ ЭТО ПО ДОСТОИНСТВУ. ХИМИНЕС”.
Прочитав странное послание, я нахмурился и пошел звонить в Вашингтон. С Маком меня соединили без задержки.
— Ты получил посылку, которую мы тебе переслали после досмотра? — спросил он.
— Да, сэр. Но я что-то пока ничего не могу понять.
— Ты давно не читал газет?
— Пару дней.
— На прошлой неделе президента Коста-Верде убил снайпер с очень большого расстояния. В настоящее время у них сформировано переходное правительство во главе с полковником Химинесом.
Я выглянул из будки на залитую солнцем улицу Тусона, и перед моим мысленным взором возникла уже виденная мною картинка: поляна в джунглях и крепкий невысокий офицер с сигарой в зубах. Он замечает:
— Если есть хорошее оружие, всегда можно найти человека, который умеет с ним обращаться”.
— Я же говорил, сэр, что Эктор Химинес занятная личность.
— Кое-кто в Вашингтоне опечален этими событиями.
С Авилой были заключены некоторые негласные договоренности.
— Я им очень сочувствую, — сказал я. — Эти крошечные латиноамериканские страны поступают очень нехорошо, без спросу реформируя свои правительства и создавая массу хлопот для соседей. Воображают себя, наверное, независимыми государствами.
— У нас также озабочены судьбой одного крупного экземпляра военной техники. Есть мнение, что раз оно было расположено слишком близко к нашей границе, его следовало сохранить для изучения. Другими словами, они полагают, что не стоило так поспешно уничтожать эту штуку.
Я глубоко вздохнул.
— Так точно, сэр. Поспешно.
— Хочу тебе сказать, Эрик, что в Вашингтоне, как обычно, высоко оценили нашу операцию.
— Да, сэр. — Мои губы почему-то расползлись в усмешке. — Наверное, он произнес эти слова каким-то забавным тоном. — Ясно, сэр. Как обычно.
Потом наступили суматошные дни приведения всех дел в порядок, подготовки официального отчета и тому подобное. Однажды вечером, вернувшись в мотель, я обнаружил у себя в номере Кэтрин Смит. Я видел ее впервые с тех пор, как мы расстались после пересечения границы, но я о ней много думал в эти дни и, создавая свой полный отчет, навел о ней кое-какие справки.
Я сразу понял, зачем она пришла. Свою верхнюю одежду она аккуратно сложила на стуле в углу и теперь была одета в точности так же, как тогда, когда я ее впервые увидел — в пикантном черном пеньюаре, в шлепанцах на каблучках и прочих предметах женского нижнего белья, предназначенного для мужского глаза. На комоде стояли два запотевших бокала. В ведерке со льдом торчали две очень интересные бутылки.
Все было настолько очевидно, что я даже растрогался, если вы понимаете, что я имею в виду: мне ясно давали понять, что нам надо завершить одно мероприятие, прерванное шприцем Макса.
— Я не спрашиваю, как вы проникли в номер. Она улыбалась. Тут я вспомнил, что как-то мне ее лицо без косметики показалось простоватым, но сегодня оно не было простоватым. Улыбающаяся, она вдруг стала почти красивой, причем это была интригующая, нетипичная красота.
— Надеюсь, вы не против бургундского игристого? — спросила она. — А то шампанское немного надоело. Как поживает маленькая девушка с нежным сердцем? Вы, конечно, понимаете, отчего она так и не призналась вам в своей слабости. Она боялась, что вы станете ее презирать. Боюсь, она действительно вас любила, мистер Эванс.
— А почему это вас так волнует?
— Потому что вы прогнали ее. Заставили вернуться к жизни, более подходящей для маленькой девочки с нежным сердцем.
— Ну, ей ведь и в самом деле такая работа не по плечу, — сказал я довольно-таки раздраженно. — Я просто успел ее вовремя остановить, пока она не навлекла белу на себя и других людей.
— И вы больше с ней не увидитесь, не так ли? Ибо в глубине души вы уверены, что, какие бы оправдания вы для нее ни придумывали, женщина не может любить мужчину, если она не способна ради него убить. И что та любовь, которая ведома нам, простым смертным, это вовсе не любовь даже, а, мистер Эванс? И все же вам грустно и одиноко — и это хорошо. Тем самым вы оцените меня по достоинству. А теперь откупорьте бутылку вина...
Утром она еще спала, когда я вошел в номер с кофе. Спала или только притворялась спящей. С ней никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. Во всяком случае, она позволила мне рассмотреть себя внимательно. Она лежала, раскинувшись на большой измятой постели, обнаженная — на ней были лишь черные чулки, съехавшие до колена. В них она выглядела точно девушка на порнографической фотографии.
Я с грохотом закрыл дверь — она шевельнулась, сладко потянулась и, открыв глаза, уставилась на меня.
— Кофе подан, мэм! — усмехаясь, объявил я. — Будь я проклят, если ты не самая обольстительная женщина, с которой мне когда-либо приходилось провести ночь.
Она рассмеялась.
— Я старалась. И я рада, что мои труды не пропали даром — судя по твоей реакции.
Она села, обнаружила непорядок с чулками и, натянув их на ногу, стала рассматривать. Мы провели очень бурную ночь, и нейлон, мягко говоря, был не в лучшем состоянии. Она поморщилась, быстро сняла остатки чулок и, скомкав их, запустила в мусорную корзинку. Потом подняла с пола пеньюар, с сомнением расправила его, нашла неповрежденным и царственным жестом бросила мне, чтобы я его ей подал, точно это соболья пелерина, а сама она в бриллиантах и вечернем платье, а не абсолютно нагая.
Я поставил поднос с кофе и повиновался. Завязав крошечный бантик на шее, она вздернула лицо в ожидании поцелуя. И эту услугу я ей оказал.
— Чертов меч! — прошептала она, чуть задыхаясь.
— Что-что?
— Причина моего появления у тебя. Одна из причин. А ты ведь ломал над этим голову, а?
— Ну, этот вопрос как-то пришел мне на ум.
— Мужчина с ружьем или пистолетом — это ерунда! Подумаешь, схватка — механизм против механизма. Бах-бах-бах! Но мужчина с мечом... Это было прекрасно — тот поединок. Ты знаешь, пока я за вами наблюдала, я позабыла все, о чем ты меня просил. Клинки сверкают. Двое мужчин. Точные движения. Все это напоминало ритуал или танец смерти. А потом твой выпад — точно молния. Ты мог бы перешагнуть через его труп и овладеть мною прямо там, на камнях, на глазах у тех оборванцев.
— Жизнь — это цепь упущенных возможностей, Валя, — сказал я спокойно.
Она вздрогнула и пристально посмотрела на меня.
— Пей кофе, — продолжал я. — Твой авиабилет лежит на комоде.
Она облизала губы.
— Как ты меня назвал?
— У нас в архиве есть один список. Мы называем его приоритетным. В нем фигурировал человек по имени Мартелл, например, но он погиб в горах Нью-Мексико, и мы его вычеркнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50