Она произнесла все это очень спокойным голосом. Я взглянул на нее. Глаза ее помрачнели, губы вытянулись в тонкую ниточку — все это свидетельствовало о том, что для нее оказаться запертой в комнате наедине с вооруженным мужчиной стало испытанием не таким уж простым, каким она бы хотела мне представить. Но в конце концов я счел это безобидным и естественным лукавством. Что бы ни случилось с ней в Коста-Верде, она за все расквиталась здесь.
— И что ж он тебе рассказал? — поинтересовался я.
— Что его настоящее имя Шварцкопф. Эрнет Шварцкопф. Настоящее имя его жены — в девичестве — Герда Ландвер. — Шейла бросила на меня осуждающий взгляд. — Ты ведь это знал.
— Я впервые услыхал эти имена вчера вечером. Ты сама знаешь где.
Человек на кровати пошевелился и поднял глаза.
— Герда... — проговорил он. — Гертруда... Труди... Где она? Что вы с ней сделали?
— В настоящее время Гертруда Хед — американская домохозяйка средних лет, с темными волосами, — продолжала Шейла. — Мы познакомились вчера вечером. Но когда-то, по его словам, в Германии она была привлекательной блондинкой и делала себе карьеру.
— Она просто хотела весело жить, — запротестовал Хед. — Как и все девушки. Ей хотелось веселья, денег, музыки и танцев.
— Они собирались пожениться, — говорила Шейла. — Но тут к власти пришли нацисты, началась война, у Герды появилась партия повыгоднее, и она сделала свой выбор. У нее было несколько любовников в офицерских мундирах, но предпочтение она отдавала одному, получившему назначение в концлагерь — в тот же концлагерь, где служил некий известный нам с тобой генерал. Можно предположить, что, находясь в том лагере, она создавала себе сомнительную славу. Помните жену одного лагерного коменданта, которая любила заказывать абажуры из человеческой кожи? Герда, похоже, увлеклась тем же...
— Это неправда! — поспешно возразил Хед. — Я же говорил вам! Эту ложь распускали завистливые и ревнивые люди. Герда никогда...
— Как бы там ни было, — продолжала Шейла, — военная кампания оказалась не столь победоносной, и мыльный пузырь нацизма лопнул. Однажды Эрнст услышал стук в дверь. Он открыл — и увидел свою великолепную Герду, оголодавшую, продрогшую, в лохмотьях. Ее разыскивали. Она несколько месяцев провела в бегах. Но больше у нее не было сил. Ей хотелось только найти место, где бы, по ее словам, преклонить голову. Она и не ожидала, что он ее простит. Он был волен поступить по собственному разумению, а посему он впустил ее, накормил, обогрел, а потом связался с властями. Об остальном можешь догадаться. Он спрятал ее у себя и в конце концов каким-то образом выправил для них обоих проездные документы в Америку, где они и поселились под новыми именами. С тех пор они живут у нас в стране.
Эрнест Хед поднял взгляд.
— Мы жили здесь тихо, принося пользу обществу. Мы никому не причинили вреда. Неужели этому не будет конца? неужели ей не будет позволено забыть об ошибке, которую она совершила пятнадцать, двадцать лет назад, в пору юности? Почему ее не оставят в покое? — Он помолчал. — Скажите мне, по крайней мере, где она. Скажите, что с ней. Прошу вас!
— А что, по-вашему, с ней могло случиться? — спросил я.
— Я думаю, что вы ее где-то допрашиваете, может быть, пытаете. Чтобы заставить говорить.
— О чем? О том, что случилось в нацистском концентрационном лагере пятнадцать или двадцать лет назад? Вы же вели здесь тихую, общественно полезную жизнь, Хед. Это ваши слова. И никому не причинили зла. Так о чем же сегодня может рассказать ваша жена, что представляет для кого-то живой интерес?
Наступило молчание. Я сделал Шейле незаметный знак. Она приблизилась. Хед рассматривал свою покалеченную руку. Я тихонько выудил из кармана небольшую коробочку и передал Шейле. Она молча скрылась в ванной.
— Ну так что, мистер Хед?
— Недавно нам позвонили, — сказал он, не поднимая глаз. — Несколько месяцев назад. Может, и год назад. Я видел, что Герда сразу изменилась в лице, сняв трубку. Звонивший ей человек что-то про нее знал. Это был шантаж. И ей пришлось ему подчиниться.
— Что он приказал ей сделать?
— В хорошую погоду мы часто выезжаем на природу. Нам было приказано выехать в пустыню к югу от города и поставить там палатку. И искать камни. Я собираю образцы пород. Вскоре приехал джип и увез Герду. Она отсутствовала два дня. Потом она вернулась, и мы поехали обратно в Тусон.
— Она не сказала, где была? Он покачал головой.
— Но потом мы купили коротковолновый приемник, и она в определенное время стала его слушать. Иногда она куда-то уходила. Иногда у нас в доме появлялись незнакомые мне люди.
— И что это будет, Эрнест, “четвертый рейх”? — спросил я. — Здесь, на обоих американских континентах? Он не ответил. Тогда я задал еще один вопрос:
— А как к этому отнеслась Герда? Она вернулась из той двухдневной поездки радостная? Возбужденная? Может быть, ликующая?
Он бросил на меня косой взгляд и собрался было что-то сказать, но передумал.
— Я уже говорил, — мрачно буркнул он. — Ее заставили с ними сотрудничать. Она ничего не могла поделать.
— Как? Она же могла обратиться к американским властям!
— И выдать себя? — он содрогнулся. — Вы забываете: она же в черном списке. За ней все еще охотятся. Так будет продолжаться до самой ее смерти. Это же нелюди! Если бы им стало известно ее местожительство, они бы тотчас слетелись сюда точно стервятники. — Он поглядел на меня. — Может, и вы из их числа. От кого мы все эти годы скрывались. Если это так, то у к вам будет только одна просьба. Сделайте это быстро. Пусть все поскорее закончится. Хватит тянуть. Это и так уже тянется довольно долго.
— Согласен, — сказал я. — Позвольте взглянуть на вашу руку. — Я склонился над ним и осмотрел выбитый палец. — Палец должен вправить врач. Но мы дадим вам лекарство — боль утихнет.
Я держал его за правую руку. Пока он сообразил, что происходит, я сел на его левую и кивнул Шейле, выросшей у меня из-за спины. Он стал вырываться, но я держал его крепко, пока она всаживала иглу ему в предплечье. Кэтрин Смит и ее верный Пятница не обладали эксклюзивными правами на технологию и оборудование. Это стандартный прием у профессионалов в наше время. Эрнест Хед сопротивлялся недолго. Он издал глубокий выдох и уснул. Мы уложили его поудобнее на кровати.
— Сколько ты ему вколола? — спросил я.
— Максимальную дозу. На четыре часа.
— Надо бы попросить кого-нибудь присмотреть за ним, — предложил я. — Возможно, его следует подержать немного у нас на ранчо, пока суд да дело, хотя они не любят использовать наш санаторий для таких целей. И надо бы разузнать, где его дети, и сообщить им какую-нибудь версию, пока они не подняли шум по поводу его исчезновения. — Я нахмурился. — А где этот автоматический 22-го калибра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50