– Все я отлично понял, – буркнул Баллас, поднимаясь на ноги. – Мне здесь не рады, верно? Ну и ладно. Есть в Соритерате места и получше. Такие, где человек может пить сколько влезет, и никто не погонит его вон…
Обойдя стол, Баллас пошатнулся. Пол под ногами качался, как палуба корабля в бурю. Он оказался пьянее, чем ожидал. Баллас глубоко вдохнул и направился к двери. Путь пролегал мимо длинного стола каменщиков. Проходя мимо, Баллас запнулся и врезался точно в рыжего нахала. Паренек выпустил кружку, она опрокинулась, эль потек по столу. Грязно выругавшись, юнец вскочил на ноги.
– Проклятый осел! – рявкнул он, яростно сверкая глазами. – Ходить прямо – и то не можешь? Глянь, что ты наделал! – Он кивнул на разлитый эль.
– Случайность, – пробормотал Баллас. – Я пьян. Каждый шаг – целое дело. Извини.
Парень сморщил нос.
– Вблизи ты воняешь еще отвратнее. Хуже навозной кучи! – Он с силой толкнул Балласа в грудь. Баллас споткнулся о табурет и повалился на пол. Каменщик навис над ним.
– Ты должен мне кружку эля.
– У меня нет денег, – тихо ответил Баллас. – У меня нет… ничего.
– Человек, не имеющий денег, не мог столько выпить.
– У человека, выпившего столько, – отозвался Баллас, с трудом поднимаясь на ноги, – едва ли могла остаться хоть пара монет. Я выжрал достаточно, чтобы разорить Благого Магистра и заложить Сакрос.
– Не ври! – рявкнул каменщик, надвигаясь на него.
– Эй! – крикнула служанка, благоразумно оставаясь в противоположном углу зала. – Вы, там! А ну прекратите! Не то я хозяина позову! А у него есть волкодав – здоровый как бык и очень злой. Желаете, чтобы хозяин спустил его на вас? – Девушка перевела взгляд на Балласа. – Собирались уходить? Вот и уходите. Как только я вас увидела, сразу поняла, что вы дурной человек.
– Да неужто? Тогда ты умнее, чем кажешься. – Баллас смерил взглядом рыжего каменщика. Ему хотелось оскорбить этого самодовольного нахала. Сказать что-нибудь обидное. И он отлично знал что. Парень стесняется своих веснушек. Ему охота казаться мужчиной – сильным и взрослым. Или можно было бы пройтись по поводу его прыщей: красноватые, наполненные гноем пупырышки напоминали всем окружающим, что он – еще юнец…
Баллас не сказал ничего. Мудрее всего было просто уйти. Развернувшись на каблуках, он побрел к двери.
Близились сумерки. Лучи заходящего, по-осеннему прохладного солнца освещали улицу. Вместо мостовой под ногами лежал слой прихваченной морозцем грязи. По обеим сторонам высились здания, выстроенные из бледно-серого камня. Многие из них давным-давно не подновлялись: камни обросли мхом и плесенью, деревянные части подгнили, с дверей и наличников давно сошли последние следы краски. В основном это были кабаки и разного рода увеселительные заведения отнюдь не самого высокого пошиба. Баллас пробыл в Соритерате лишь несколько дней, но неплохо в нем ориентировался. И этот конкретный район был одним из самых грязных и убогих – не только в городе, но, кажется, и во всем Друине.
Соритерат… Священный город. Резиденция глав Церкви. Но как же мало в нем было роскоши и блеска! В центральных кварталах и впрямь стояли величественные здания, но по большей части Соритерат походил на все прочие города Друина – грязь, вонь и нищета царили здесь безраздельно. Дома, кабаки и лавки, выстроенные из бледного, крошащегося от времени камня, лепились стена к стене – лишь бы вместить как можно больше душ. Над всем этим витал знакомый, такой привычный для всех городов запах: смесь гниющей растительности и разлагающейся плоти. Зеленщики выкидывали нераспроданный товар прямо на улицу. Туда же выплескивались и помои. Дохлые собаки, кошки и крысы, валявшиеся посреди мостовых, тоже были неотъемлемой частью городского пейзажа. Подобная судьба ожидала и многих людей… Впрочем, иногда человеческие тела находили последнее упокоение в реке Гасталлен. Временами Церковь Пилигримов принималась бороться с эпидемиями – и тогда по всему городу зажигались костры, наполняя воздух черным дымом и вонью горелого мяса. Да, Соритерат именовался священным городом; но слишком уж он напоминал преисподнюю…
Порыв ледяного ветра пронесся по улице, обдав Балласа холодом. Он вздрогнул и зябко поежился.
– Ладно, давай-ка посмотрим, что у нас тут имеется. – Баллас разжал кулак. В ладони покоился кошелек каменщика. Украсть его было нетрудно: нарочно столкнувшись с рыжим юнцом, Баллас перерезал шнурок острым осколком бутылки. Вся операция не заняла и двух секунд.
– Сегодня ночью, – пробормотал Баллас, – мне не придется спать на улице.
И все же что-то было не так. Вроде бы кошель наполнен под завязку – и все же он казался слишком легким. Баллас подкинул его на ладони. Сквозь ткань ощущались твердые края монет, но веса – привычного и приятного веса денег – не было вовсе. Баллас, нахмурился и вывалил из кошеля монеты. А увидев их – прошипел проклятие: деньги оказались деревянными. Он в ярости швырнул их на землю.
– Сукин сын! – рявкнул Баллас, словно каменщик был рядом. – Долбаный прыщавый сукин сын. Яйца б тебе оторвать, чтобы не плодил уродов…
Дверь распахнулась от резкого толчка, хлопнула о стену так, что звук удара эхом разнесся по улице. Рыжий каменщик вышел из кабака. Двое приятелей следовали за ним по пятам.
– Ну ты и дурак, – сказал он, прямиком направляясь к Балласу. Юнец крутил в пальцах обрывок шнура, свисавшего с пояса. – Думал, я ничего не замечу? Как же!
– Ты о чем? – промямлил Баллас.
– Ладно, не строй святую невинность. У тебя в руке мой кошелек, под ногами валяются мои монеты… Ты отлично знаешь, о чем я.
– Это была шутка, вот и все…
– Ах шутка? Ну, тогда дай-ка я тоже пошучу. – Шагнув к Балласу, каменщик шарахнул его бутылкой по лбу. Голова взорвалась болью, перед глазами замельтешили искры. Баллас пошатнулся. Второй удар пришелся по скуле. Третий – под дых. Баллас захлебнулся воздухом, согнулся пополам и повалился на колени. Желудок подскочил к горлу. Балласа вырвало вином и желчью. Юнец двинул его ногой в челюсть, потом снова приложил бутылкой по голове. И еще раз. И еще, покуда бутылка наконец не разбилась. Приятели рыжего не отставали. Удары и пинки посыпались градом – в грудь, в живот, в пах. Баллас свернулся клубком, но это не особенно помогло. Рыжий каменщик размеренно бил Балласа в лицо, словно намереваясь окончательно его изуродовать.
Наконец, подустав, парни остановились. Наступила тишина. Затем послышалось журчание. Теплая жидкость потекла по щеке, по губам. Остро запахло мочой. Баллас скривился и открыл заплывшие глаза. Рыжий каменщик застегивал штаны.
– Будешь вонять, жирдяй, – сказал он, широко ухмыляясь. – Но вряд ли сильно хуже, чем раньше. Я бы сказал, даже получше – если учесть присущий тебе аромат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113