Потом
отпил еще глоток.
Когда он вновь пришел в себя, то обнаружил, что стоит в спальне с
трубкой в руке. Куда это он хотел звонить? Ах, да! Каммингсу.
Голос приятеля был не лучше его собственного.
- Ну, и что же мы с тобой натворили? - хрипло спросил Гарднер.
- Натворили? - повторил за ним Каммингс, и в трубке воцарилась
тишина. Думает, - решил Гарднер. Подождав, он хотел было окликнуть
приятеля, но тут Рон наконец отозвался:
- Ничего не натворили.
Гарднер немного расслабился.
- Мы натворили черт - знает - что с моей головой, - прибавил Рон. -
Бо-о-же, как она болит!
- Ты уверен, что ничего? Совсем ничего?
Он думал о Норе.
Застрелил свою жену, да? - внезапно возникла мысль в его голове.
- Ну-у-у... - протянул Каммингс и вдруг замолчал.
Гарднер стиснул трубку в кулаке.
- Ну что?
Свет в комнате внезапно показался ему слишком ярким, как солнце вчера
днем на пляже.
Ты что-то сделал. Ты сделал какую-то глупость. Что-то безумное.
Что-то ужасное. Когда ты научишься себя контролировать? Да и научишься ли?
- Так что же случилось? - еще раз спросил он Рона. - Что я натворил?
- Ты поспорил с какими-то ребятами в прелестном местечке под
названием "Каменная Земля", - сказал Каммингс и издал легкий смешок. - О!
Боже, как трудно смеяться, когда раскалывается голова! Ты помнишь эту
забегаловку и этих ребят, Джеймс, мой мальчик?
Джим ответил, что не помнит. Зато он помнил какое-то другое место под
названием "Братья Смит". Дело близилось к закату, это было... когда же? в
восемь тридцать? в без четверти девять? - через пять часов после того, как
они с Ронни начали вчера пить. Он помнил раскаты грома, помнил начало
грозы - и все. Провал.
- Ты так яростно с ними спорил, с этими ребятами...
- О Чернобыле? - перебил его Джим.
- Так ты помнишь!
- Если бы я мог все вспомнить сам, я бы не стал тебя расспрашивать.
- Гард, с тобой все в порядке? - встревожился Рон. - Твой голос
звучит как-то не так.
Да? Ты прав, Рон, меня закрутил циклон. Он продолжает играть мною, и
никто не знает, когда же наступит конец.
- Все в порядке.
- Отлично. Один человек очень рад это услышать.
- Ты, что ли?
- А кто же? Да, так ты спорил с ними о Чернобыле и кричал, что тебе
жаль этих ребят, потому что они за пять лет все умрут от лейкемии. Ты
кричал, что атомную электростанцию в Арканзасе давно нужно стереть с лица
земли. Мне насилу удалось усадить тебя в кэб. Я довел тебя до дверей
твоего номера и оставил на всякий случай в шкафу бутылку. Ты уверял, что с
тобой полный порядок. Ты намеревался принять ванну и потом позвонить
какому-то парню по имени Бобби.
- Это не парень, а девушка, - растерянно поправил его Гарднер. Он
потер рукой шею и задумался.
- Все в порядке?
- Вполне. Не о чем беспокоиться.
Он положил трубку, и тут его пронзила странная, нелогичная, почти
абсурдная мысль: Бобби попала в беду.
Он медленно подошел к стулу и сел на него верхом. Идиот! Он
рассуждает о Чернобыле! Почему на земле столько идиотов?
Беги отсюда, Гард, - промелькнуло у него в голове. - Черт с ним, с
марафоном! Черт с Лучшей Подругой Поэзии шлюхой Мак-Кадл! Беги отсюда
сейчас же, пока не случилось ничего непоправимого. Потому что, если ты
останешься здесь, что-нибудь ужасное обязательно случится. Здесь везде
кровь, даже на луне.
Нет! Пусть он будет проклят, если убежит отсюда и вернется в Мэн с
этой болтающейся между ногами штукой. Только не он!
И потом, здесь эта шлюха.
Ее зовут Патриция Мак-Кадл, и Гард никогда еще в своей жизни не
встречал шлюху такого высокого класса.
У нее был контракт, основу которого составлял тезис: нет игры - нет
денег.
- Боже! - прошептал Гарднер и закрыл глаза руками. Он попытался
прогнать головную боль, отлично зная, что существует только одно
лекарство, но это лекарство одновременно является и отравой.
Он знал также, что все это очень плохо. Что его опять закручивает
циклон.
Джим Гарднер входил в состояние свободного падения.
Патриция Мак-Кадл была звездой их поэтического марафона. Ее ноги были
длинными, но излишне мускулистыми, нос - аристократическим, но несколько
длинноватым, чтобы считаться привлекательным. Однажды Гард мысленно
попытался поцеловать ее и ужаснулся: она могла бы проткнуть ему носом
щеку. Ее лицо было удлиненной формы, с короткими ресничками над серыми,
как дождливое небо, глазами. Любимые духи - "Мэйфлауэр".
В программу поэтического марафона она была включена в 1988 году,
когда один из шести поэтов, намеревавшихся принять участие в поездке,
повесился на галстуке в собственном сортире.
У Патриции было двенадцать публикаций, и ее стихи нравились публике.
В марафоне она увидела отличный способ рекламирования себя и вскоре сумела
возглавить это предприятие.
Она перепробовала в качестве участников марафона многих поэтов и
менее чем за тридцать шесть часов до его начала пригласила наконец Джима
Гарднера.
- Ты все еще пьешь, Джимми? - спросила она его при встрече. Джимми -
он ненавидел, когда его так называли. Большинство людей звали его Джим.
Джим - это было нормально. И редко кто называл его Гард - кроме него
самого... и Бобби Андерсон.
- Пью помаленьку, - ответил он. - Но не очень много.
- В это нелегко поверить, - холодно возразила она.
- Ты всегда была недоверчивой, Патти, - заметил он, зная, что она не
любит, когда ее так называют, еще больше, чем он имя Джимми. Ее
пуританская кровь восставала против подобной фамильярности.
- Ты спросила просто из любопытства, или же у тебя есть какое-нибудь
предложение?
Конечно, он знал, и она знала, что он знал, что они могут прийти к
соглашению, но соглашение это вылилось в несколько странную форму.
Это был не брачный контракт, но нечто в этом роде. Джим хотел
приобрести к зиме неновую, но хорошо работающую печку, Патриция Мак-Кадл
хотела приобрести себе поэта. Боясь, что он нарушит их устное соглашение,
в тот же день она прикатила к нему из Дерри с контрактом, отпечатанным в
трех экземплярах, и нотариусом. Гард был несколько удивлен, что она не
притащила с собой и второго нотариуса на случай, если первый, к примеру,
подвернет ногу.
Шутки в сторону. Он никак не мог сейчас разорвать этот чертов
контракт, потому что тогда ему не видать печки, как своих ушей. Более
того, эта стерва потащит его в суд и заставит платить не менее тысячи
долларов в качестве возмещения убытков, потому что в контракте было
записано однозначно, что он должен принимать участие в марафоне тридцать
(30) дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
отпил еще глоток.
Когда он вновь пришел в себя, то обнаружил, что стоит в спальне с
трубкой в руке. Куда это он хотел звонить? Ах, да! Каммингсу.
Голос приятеля был не лучше его собственного.
- Ну, и что же мы с тобой натворили? - хрипло спросил Гарднер.
- Натворили? - повторил за ним Каммингс, и в трубке воцарилась
тишина. Думает, - решил Гарднер. Подождав, он хотел было окликнуть
приятеля, но тут Рон наконец отозвался:
- Ничего не натворили.
Гарднер немного расслабился.
- Мы натворили черт - знает - что с моей головой, - прибавил Рон. -
Бо-о-же, как она болит!
- Ты уверен, что ничего? Совсем ничего?
Он думал о Норе.
Застрелил свою жену, да? - внезапно возникла мысль в его голове.
- Ну-у-у... - протянул Каммингс и вдруг замолчал.
Гарднер стиснул трубку в кулаке.
- Ну что?
Свет в комнате внезапно показался ему слишком ярким, как солнце вчера
днем на пляже.
Ты что-то сделал. Ты сделал какую-то глупость. Что-то безумное.
Что-то ужасное. Когда ты научишься себя контролировать? Да и научишься ли?
- Так что же случилось? - еще раз спросил он Рона. - Что я натворил?
- Ты поспорил с какими-то ребятами в прелестном местечке под
названием "Каменная Земля", - сказал Каммингс и издал легкий смешок. - О!
Боже, как трудно смеяться, когда раскалывается голова! Ты помнишь эту
забегаловку и этих ребят, Джеймс, мой мальчик?
Джим ответил, что не помнит. Зато он помнил какое-то другое место под
названием "Братья Смит". Дело близилось к закату, это было... когда же? в
восемь тридцать? в без четверти девять? - через пять часов после того, как
они с Ронни начали вчера пить. Он помнил раскаты грома, помнил начало
грозы - и все. Провал.
- Ты так яростно с ними спорил, с этими ребятами...
- О Чернобыле? - перебил его Джим.
- Так ты помнишь!
- Если бы я мог все вспомнить сам, я бы не стал тебя расспрашивать.
- Гард, с тобой все в порядке? - встревожился Рон. - Твой голос
звучит как-то не так.
Да? Ты прав, Рон, меня закрутил циклон. Он продолжает играть мною, и
никто не знает, когда же наступит конец.
- Все в порядке.
- Отлично. Один человек очень рад это услышать.
- Ты, что ли?
- А кто же? Да, так ты спорил с ними о Чернобыле и кричал, что тебе
жаль этих ребят, потому что они за пять лет все умрут от лейкемии. Ты
кричал, что атомную электростанцию в Арканзасе давно нужно стереть с лица
земли. Мне насилу удалось усадить тебя в кэб. Я довел тебя до дверей
твоего номера и оставил на всякий случай в шкафу бутылку. Ты уверял, что с
тобой полный порядок. Ты намеревался принять ванну и потом позвонить
какому-то парню по имени Бобби.
- Это не парень, а девушка, - растерянно поправил его Гарднер. Он
потер рукой шею и задумался.
- Все в порядке?
- Вполне. Не о чем беспокоиться.
Он положил трубку, и тут его пронзила странная, нелогичная, почти
абсурдная мысль: Бобби попала в беду.
Он медленно подошел к стулу и сел на него верхом. Идиот! Он
рассуждает о Чернобыле! Почему на земле столько идиотов?
Беги отсюда, Гард, - промелькнуло у него в голове. - Черт с ним, с
марафоном! Черт с Лучшей Подругой Поэзии шлюхой Мак-Кадл! Беги отсюда
сейчас же, пока не случилось ничего непоправимого. Потому что, если ты
останешься здесь, что-нибудь ужасное обязательно случится. Здесь везде
кровь, даже на луне.
Нет! Пусть он будет проклят, если убежит отсюда и вернется в Мэн с
этой болтающейся между ногами штукой. Только не он!
И потом, здесь эта шлюха.
Ее зовут Патриция Мак-Кадл, и Гард никогда еще в своей жизни не
встречал шлюху такого высокого класса.
У нее был контракт, основу которого составлял тезис: нет игры - нет
денег.
- Боже! - прошептал Гарднер и закрыл глаза руками. Он попытался
прогнать головную боль, отлично зная, что существует только одно
лекарство, но это лекарство одновременно является и отравой.
Он знал также, что все это очень плохо. Что его опять закручивает
циклон.
Джим Гарднер входил в состояние свободного падения.
Патриция Мак-Кадл была звездой их поэтического марафона. Ее ноги были
длинными, но излишне мускулистыми, нос - аристократическим, но несколько
длинноватым, чтобы считаться привлекательным. Однажды Гард мысленно
попытался поцеловать ее и ужаснулся: она могла бы проткнуть ему носом
щеку. Ее лицо было удлиненной формы, с короткими ресничками над серыми,
как дождливое небо, глазами. Любимые духи - "Мэйфлауэр".
В программу поэтического марафона она была включена в 1988 году,
когда один из шести поэтов, намеревавшихся принять участие в поездке,
повесился на галстуке в собственном сортире.
У Патриции было двенадцать публикаций, и ее стихи нравились публике.
В марафоне она увидела отличный способ рекламирования себя и вскоре сумела
возглавить это предприятие.
Она перепробовала в качестве участников марафона многих поэтов и
менее чем за тридцать шесть часов до его начала пригласила наконец Джима
Гарднера.
- Ты все еще пьешь, Джимми? - спросила она его при встрече. Джимми -
он ненавидел, когда его так называли. Большинство людей звали его Джим.
Джим - это было нормально. И редко кто называл его Гард - кроме него
самого... и Бобби Андерсон.
- Пью помаленьку, - ответил он. - Но не очень много.
- В это нелегко поверить, - холодно возразила она.
- Ты всегда была недоверчивой, Патти, - заметил он, зная, что она не
любит, когда ее так называют, еще больше, чем он имя Джимми. Ее
пуританская кровь восставала против подобной фамильярности.
- Ты спросила просто из любопытства, или же у тебя есть какое-нибудь
предложение?
Конечно, он знал, и она знала, что он знал, что они могут прийти к
соглашению, но соглашение это вылилось в несколько странную форму.
Это был не брачный контракт, но нечто в этом роде. Джим хотел
приобрести к зиме неновую, но хорошо работающую печку, Патриция Мак-Кадл
хотела приобрести себе поэта. Боясь, что он нарушит их устное соглашение,
в тот же день она прикатила к нему из Дерри с контрактом, отпечатанным в
трех экземплярах, и нотариусом. Гард был несколько удивлен, что она не
притащила с собой и второго нотариуса на случай, если первый, к примеру,
подвернет ногу.
Шутки в сторону. Он никак не мог сейчас разорвать этот чертов
контракт, потому что тогда ему не видать печки, как своих ушей. Более
того, эта стерва потащит его в суд и заставит платить не менее тысячи
долларов в качестве возмещения убытков, потому что в контракте было
записано однозначно, что он должен принимать участие в марафоне тридцать
(30) дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87