— Стрелок готов, — сказал он в микрофон, сел и пристегнул ремни. Он услышал, как доложил о готовности штурман. Командир описал круг над головой, и Брент опустил очки-консервы.
Такии запустил двигатель — самолет дернулся и задрожал, застреляли вразнобой все его четырнадцать цилиндров, а потом беспорядочный треск перешел в устойчивый ровный гул: густое масло разошлось по разогретым, расширившимся до нужной степени поверхностям. Брент нетерпеливо взглянул на мостик и увидел адмирала: он догадывался, что Фудзита жалеет о том, что разрешил ему лететь. Но лейтенант, как и все моряки «Йонаги», мучился смутным чувством вины перед летчиками, которых они, используя весь свой опыт и мастерство, всего лишь доставляли в нужную точку. Когда противник оказывался в пределах досягаемости, эскадрильи взлетали и исчезали в воздухе, превращаясь в живые снаряды неслыханной дальнобойности, а морякам оставалось сидеть и гадать — вернутся они или нет. На «Йонаге» воевала по-настоящему одна его палубная авиация — только она и в самом деле превращала корабль в наступательное оружие.
Снова взревел на холостых оборотах двигатель — Такии проверял приборы. Машину качнуло — это четверо гаковых отцепили фалы и врассыпную отскочили от самолета. Двое матросов готовились вынуть из-под колес тормозные башмаки, но офицер-регулировщик все еще держал свои желтые флажки над головой, не разрешая выруливание. «Чего они тянут? Чего не дают взлет?» — пробормотал он с досадой и тотчас понял причину: палубу по правому борту заволакивал отработанный пар из носовой вентиляционной трубы. Брент в сердцах стукнул себя по колену. Он почувствовал, как «Йонага» повернулся левей и лента пара протянулась точно посередине полетной палубы.
Такии трижды поднял над головой сжатый кулак. Колодки были выдернуты, флажки опустились, матросы отскочили от самолета, и летчик, сняв тормоза, дал полный газ. Брента мотнуло, когда B5N, весивший на 3700 фунтов больше «Зеро», но оборудованный тем же двигателем, рванулся вперед и понесся по палубе с поразительным для такой махины проворством. Брент всегда испытывал восторг, наблюдая за взлетом с мостика, глядя, как машина, тяжелая сама по себе да еще с торпедой под брюхом, отрывалась от палубы и взмывала в воздух. Но сейчас, когда он оказался внутри тесной кабины, ему было не до восторгов — он начал молиться. Когда позади мелькнула островная надстройка, штурман обернулся к нему, показал вверх и расхохотался.
И в ту же минуту прекратились тряска и вибрация: колеса «Накадзимы» оторвались от тикового настила — самолет был в воздухе. Убрав шасси, Такии заложил правый вираж. Брент развернулся лицом к хвосту, вытянул из гнезда пулемет. Дальность их машины составляла 1600 миль, и в воздухе они могли находиться часов двенадцать. Полет обещал быть долгим.
…Такии взял курс на северо-запад. Небо было безоблачным, и с высоты в шесть тысяч футов Брент мог видеть горы на южной оконечности Кюсю. Через час справа в сапфировом море, окаймленном синевато-белым алмазным блеском искрящейся на солнце пены, возник россыпью изумрудов остров Фукусима, а слева — корейский остров Чеджудо. «Курс ноль-один-ноль», — услышал Брент рекомендацию штурмана, и командир взял правее — к северо-востоку, на Корейский пролив. Еще час спустя они были над Цусимой в самом центре пролива, а на северо-востоке появилось пурпурное пятно Хонсю. Брент видел, десятки рыбачьих баркасов, промышлявших на отмелях, видел несколько пароходов между островами Кюсю и Хонсю в проливе Симоносеки, однако арабского конвоя не заметил.
Когда на западе показались поросшие соснами и дубами холмы Кореи, темными очертаниями напоминавшие притаившегося в засаде льва, самолет пошел к южной части Японского моря. По-прежнему внизу не было ничего заслуживающего внимания — бесчисленные рыбачьи суденышки да один-два сухогруза. Они добрались уже почти до самой северо-восточной границы своей зоны, и теперь предстояло поворачивать к западу, входя в воздушное пространство Северной Кореи.
Мотицура поднялся, держа в руках секстан, взял высоту солнца и вернулся к своим картам. Потом в наушниках гнусаво прозвучал его голос:
— Командир, пересекаем тридцать восьмую параллель. Предлагаю курс два-восемь-ноль.
Брент знал, что оба старика глубоко презирают «прочесноченных корейцев» и не откажут себе в удовольствии, возвращаясь на «Йонагу», пройти над полуостровом и подразнить Пхеньян. В эту минуту на севере в раздернувшейся туманной дымке он заметил белый кильватерный след. Потом второй. Наведя бинокль на резкость, он поймал в фокус серый зализанный корпус и, не в силах совладать с волнением, возбужденно проговорил в микрофон:
— Командир, вижу два военных судна, идут зигзагом! Пеленг ноль-два-ноль, дальность пятьдесят километров.
Командир и штурман разом вытянули жилистые старческие шеи, и самолет пошел на сближение. Мотицура прижал ладони к наушникам, склонясь над радиопередатчиком, и Брент услышал его недоуменный голос:
— Сплошные помехи.
— Ну-ка, дай послушать, — сказал Такии.
В наушниках Брента раздался волнообразный вой, сменившийся треском и гулом.
— Нас запеленговали, командир. Сейчас определяют дальность.
— Радар управления огнем?
— Трудно сказать.
Через две минуты, когда трескотня стала невыносимой, из тумана на ослепительный солнечный свет вышли те, кого они искали: курсом на юг двигались два арабских транспорта и два эскортных эсминца. Брент слышал, как Такии передает на «Йонагу»:
— Сугроб, Сугроб, я Дайме Один! Вижу конвой в составе четырех судов: широта тридцать восемь градусов, пятнадцать минут, долгота сто тридцать три градуса, двадцать минут, — и знакомый голос Пирсона, подтвердивший прием.
Рванувшись на север, самолет стал стремительно приближаться к шедшему слева миноносцу, и Брент в бинокль видел теперь во всех подробностях его длинную, изящную, гладкую палубу, четыре спаренных пятидюймовки на носу, стволы которых, как ему показалось, медленно вращались в башнях, следуя за «Тигром», низкий обтекаемый ходовой мостик, где толпились, поблескивая стеклами биноклей, люди, фок-мачту, ощетиненную антеннами и радарами, две широкие трубы, десять торпедных аппаратов, кормовую орудийную башню, сдвинутую к левому борту, бесчисленные зенитные установки и резервуары с водой для охлаждения на верхней палубе и марсе, матросов в синих робах и германских глубоких касках. Было ясно, что на миноносцах сыграли боевую тревогу, и Брент, ощущая сосущую пустоту в желудке, понимал, что вся огневая мощь этих стволов вот-вот обрушится на него. Он понимал, впрочем, и то, что лишь искусство Такии позволило им забраться в самую гущу этого дремучего леса, где каждое дерево грозило смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86