– Нет, – ответил он, – я даже и не думал о женитьбе.
– О чем же ты думал, Хунакпу? Улизнуть тайком от всех и наскоро переспать со мной в каком-нибудь укромном местечке? Я тебе не Беатриса, Хунакпу. У меня есть моя работа. И в отличие от европейцев, и, видимо, индейцев, я знаю, что спать с мужчиной, не будучи его женой, значит, – нарушить законы общества, в котором живешь, отказаться занять место, предназначенное тебе в нем. Я не буду совокупляться, как животное, Хунакпу. Когда я выйду замуж, то сделаю это, как подобает человеку, и это будет не в данном потоке времени. Если я вообще выйду замуж, это произойдет в прошлом, потому что только там у меня есть будущее.
Он слушал, чувствуя, как его сердце наливается свинцом.
– Мало надежды. Дико, что мы проживем там достаточно долго, чтобы встретиться.
– Поэтому-то, мой друг, я и отказываюсь принять все твои приглашения продолжить нашу дружбу за пределами этих стен. У нас с тобой нет будущего.
– Неужели будущее и прошлое – это все, что имеет для тебя значение? Неужели в твоем сердце не найдется местечка для настоящего?
Вновь по ее щекам потекли слезы.
– Нет, – ответила она.
Он протянул руки и стер слезы с ее щек, а потом провел мокрыми от слез пальцами по своим щекам.
– Я никогда никого не полюблю, кроме тебя, – сказал он.
– Это ты сейчас так говоришь, – промолвила Дико. – Но я освобождаю тебя от этого обещания и заранее прощаю тебе то, что ты полюбишь кого-нибудь и женишься, и если мы когда-нибудь встретимся там, мы будем друзьями, и будем рады увидеться, и ни на мгновение не пожалеем, что не поступаем неразумно сейчас.
– Мы пожалеем об этом. Дико. По крайней мере, я. Я жалею об этом уже сейчас и буду жалеть потом и всегда. Потому что ни один человек, которого мы встретим в прошлом, не поймет, кто и что мы на самом деле, во всяком случае так, как мы теперь понимаем друг друга. Ни с кем в прошлом мы не сможем разделить стоящие перед нами задачи, и никто не будет так упорно трудиться, чтобы помочь нам, как мы это делаем сейчас друг для друга, чтобы добиться общей цели. Никто не узнает тебя, как я, и не будет любить так, как я. И пусть ты права, у нас с тобой нет будущего, но я скорее предпочел бы встретить любое будущее, помня о том, что хоть недолго, но мы были вместе.
– Тогда ты – глупый романтик, как всегда говорит мама.
– Она так говорит?
– Мама никогда не ошибается, – ответила Дико. – Она также сказала, что у меня никогда не будет лучшего друга, чем ты.
– Она права.
– Будь моим верным другом, Хунакпу, – сказала Дико. – И никогда больше не заводи опять этот разговор. Работай вместе со мной и, когда придет время отправиться в прошлое, будь рядом. Пусть работа, которую мы делаем вместе, будет нашим супружеством, а будущее, которое мы построим, нашими детьми. Позволь мне прийти к моему неведомому мужу, кем бы он ни был, так, чтобы память о другом муже или другом возлюбленном не тяготила меня. Позволь мне встретить мое будущее с верой в нашу дружбу, а не с чувством вины за то, что я отвергла тебя, или за то, что приняла твою любовь. Ты сделаешь это для меня?
Нет, молча кричал Хунакпу. В этом нет необходимости, нам не нужно этого делать. Мы можем быть счастливы сейчас и ничто не помешает нам быть счастливыми в будущем. И ты не права, совершенно не права, требуя от меня этого.
Но если она считает, что замужество или любовная связь сделают ее несчастной, то тогда она действительно будет несчастной, а значит, она права в отношении себя, и любовь к нему не принесет ей радости. Так что же… любит он ее или просто хочет обладать ею? Что ему дороже – ее счастье или удовлетворение своего желания?
– Да, – сказал Хунакпу. – Я сделаю это для тебя.
И тогда она единственный раз поцеловала его. Наклонилась к нему и поцеловала в губы – не мимолетным поцелуем, но и не страстным. С любовью, просто с любовью, одним-единственным поцелуем, а затем ушла, оставив его одного, покинутого и несчастного.
Глава 8
Темное будущее
Отец Талавера выслушал все красноречивые, методичные, временами страстные доводы, но он с самого начала знал, что окончательное решение по делу Копана придется принимать ему. Сколько уже лет они внимали Колону – и сами тоже выступали с речами, – так что теперь все были измучены бесконечным повторением одного и того же. За все эти годы, с тех пор как королева попросила его возглавить комиссию по проверке утверждений Колона, не изменилось решительно ничего. Мальдонадо, похоже, по-прежнему считал само существование Колона оскорблением для себя, в то время как Деса был почти очарован генуэзцем. Остальные поддерживали то одного, то другого, либо, подобно самому Талавере, оставались нейтральными. Они просто колебались, как трава, стараясь держать нос по ветру. Сколько раз каждый из них приходил к нему для приватной беседы и проводил долгие минуты, а иногда и часы, объясняя свою позицию, которая всегда сводилась к одному и тому же: он согласен со всеми.
Только я по-настоящему нейтрален, подумал Талавера. Только меня одного не могут поколебать никакие аргументы. Только я один могу слушать, как Мальдонадо приводит длинные цитаты из древних, давно забытых рукописей, на языках столь редких, что, весьма вероятно, никто никогда и не говорил на них, кроме самого автора. Только я, слушая его, слышу голос человека, преисполненного решимости не позволить какой-то мелкой новой идее разрушить его собственное идеальное представление об устройстве мира. Один я могу слушать, как Деса восхваляет проницательность Колона, открывшего истины, которые так долго не замечали другие ученые, и слышу при этом голос человека, мечтавшего, начитавшись когда-то рыцарских романов, стать рыцарем без страха и упрека и защищать дело благородное только потому, что он его защищает.
Только я один нейтрален, думал Талавера, потому что я один понимаю беспредельную глупость всех этих выступлений. Кто из тех древних, которых все они цитируют с такой уверенностью, был поднят рукой Бога так высоко, что охватил взглядом всю землю? Кому из них рука Бога вручила инструмент, чтобы точно измерить диаметр Земли? Никто ничего не знал. Результаты единственной серьезной попытки такого измерения, выполненного более тысячи лет тому назад, могли быть сильно искажены самым незначительным расхождением данных исходных измерений. Все доводы в мире не могут изменить того факта, что если вы строите основание ваших логических рассуждений на предположении, то и ваши выводы будут тоже предположением.
Само собой разумеется, Талавера не мог поделиться своими мыслями ни с кем. Он занял столь высокий пост вовсе не потому, что скептически относился к мудрости древних. Напротив, все, кто знал его, были уверены, что он крайний ортодокс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111