А потом я увидел Финеаса, он лежал на животе возле двери, широко раскинув руки.
Из лаборатории больше не доносилось ни звука — ни звона склянок, ни криков о помощи. У меня вдруг мелькнула мысль, не стоит ли вернуться за Алетией, но вместо этого я ухватился за перила и продолжил мой осторожный спуск. Я не готов умереть, уговаривал я сам себя, за грехи сэра Амброза Плессингтона. Через открытую дверь я увидел, что дождь наконец прекратился. Ветер утихомирился, и солнце напоминало о своем существовании. Какая насмешка судьбы. Когда я проходил по атриуму, под моими ногами хрустели осколки хрустальной люстры. У меня появилось ощущение какой-то беспомощности и зыбкости, я вдруг осознал, что это пол содрогается у меня под ногами. От распростертого тела Финеаса растекались ручейки крови, словно ветви ярких морских водорослей. Лишь успев обойти эту витиеватую живопись, я услышал крик и увидел одинокую черную фигуру, стоявшую в дверях библиотеки. Мой взгляд напоследок скользнул по рухнувшим полкам, по размокшим книгам, беспорядочно валявшимся на полу, и, не медля больше ни минуты, я выскочил через дверной проем навстречу тусклому дневному свету.
Я бросился к лошадям, которые, напуганные грозой и грохотом, беспокойно вскидывая головы, шарахнулись от меня в сторону. Наполовину затопленный парк разливался передо мной, отражая пылающее небо. Я собирался вскочить в карету и уехать, но не успел. Мой преследователь прокричал что-то по-испански, и его напарник появился из-за угла дома, около аптекарского огорода. Поэтому я побежал не к выходу, а к зеленому лабиринту. Может, я воображал, что смогу увести этих убийц от Алетии — выполнив в последний раз задание, ради которого меня нанимали. Ведь, скорее всего, именно мое поспешное бегство из Лондона и привело их в Понтифик-Холл! То была глупая и странная фантазия: мог ли я, с моей хромотой и одышкой, соперничать с преследователями, одним из которых, как я заметил, оказался сэр Ричард Оверстрит. Но, приблизившись к лабиринту, я отважился бросить беглый взгляд через плечо и увидел глубокую трещину в земле, открывшуюся за мной, — длинная траншея протянулась по парку от пруда с лилиями к запряженной четверкой карете.
Задним числом эта трещина кажется неким катаклизмом, чуть ли не библейским, — возможно, даже чудом, если чудо может быть таким нелепым и трагичным. Первыми погрузились в землю задние колеса кареты. Земля, содрогнувшись под ними, разъехалась, карета начала оседать назад — и наконец рухнула в ров, который мгновенно расширился до шести с лишним футом и заполнился вырвавшимся на свободу подземным потоком. Крупы лошадей на мгновение блеснули в воде — и исчезли из виду. Первый из моих преследователей, мужчина в черном камзоле, резко остановившись, замер на самом краю обрыва. Объятый ужасом, он потрясенно глядел на меня, пока буроватая почва уходила у него из-под ног и пропасть между нами становилась все шире. Его тоже поглотили челюсти обвала.
Я повернулся и продолжал бежать. Воздух пропитался терпким запахом бирючины, и когда я нырнул в этот лабиринт с горчичного цвета изгородями, их разросшиеся ветви оцарапали мне щеки и цеплялись за плечи — но потом я повернул налево, к еще более густому строю мокрых ветвей и острых листьев падуба. Под ногами плескалась вода. Через маленькую брешь в изгороди я увидел сэра Ричарда с пистолетом в руке, он бросился ко входу в лабиринт. Еще развилка. Поворачивая то направо, то налево, я держал путь в глубину, к центру этих извилистых коридоров. В какой-то момент, зацепившись за корень, я едва не упал, но зато обнаружил забытые в траве садовые ножницы. Прихватив их с собой — лезвия заржавели, но были еще достаточно остры, — я вновь бросился бежать.
Должно быть, через минуту или две раздался этот резкий, пронзительный вопль. Я как раз достиг центра лабиринта, крошечного пятачка земли, где стояла прогнившая от дождей деревянная скамья. Сэр Ричард с треском ломился по зеленым коридорам, и я понял, что он, должно быть, идет по моим оставленным в грязи следам. Еще один предательский след, оставленный мною. Вскоре он доберется до меня — если этот лабиринт сначала не уйдет под землю, поскольку она вздрагивала и сотрясалась, как пол в мастерской каменщика. Когда этот резкий крик прорезал воздух, я схватил садовые ножницы за рукоятки и, повернувшись спиной к подрезанным ветвям изгороди, приготовился к схватке. Взглянув поверх брустверов граба и самшита, я заметил в окне второго этажа одинокую фигуру.
Алетия все-таки добралась до лаборатории. Взобравшись на скрипучее сиденье скамьи, я увидел, что она широко распахнула окно и начала отчаянно жестикулировать. Это продолжалось всего лишь мгновение, поскольку едва оконные стекла блеснули в солнечном свете — невероятно, но солнце уже появилось, — как южное крыло дома начало оседать в разверзшийся ров. Со скрежетом искривлялись и ломались балки, следом начала обваливаться кладка из тесаного камня, и из-за них в тумане меловой пыли проступила библиотека, прежде чем она тоже начала оседать в эту необъятную бездну, увлекая за собой множество книг. Второй этаж несколько секунд повисел над провалом и тоже начал тяжело оседать вниз. Часть крыши качнулась вперед, сбрасывая шифер; затем треснули перекрытия, и наконец вся крыша рухнула в реку, подмывшую основы дома.
Оцепенев от страха, я по-прежнему стоял на скамье и смотрел на жуткое зрелище. Я услышал еще один вопль со стороны восточного фасада, который потрескался и обрушился лавиной камней, подняв облака пыли, вздымавшиеся и клубившиеся в воздухе, как дым от пушечного залпа. Это величественное сооружение с его открывшимися ячейками — каждая с мебелью и обоями — сейчас выглядело не более чем кукольным домиком или архитектурным макетом. Передо мной даже промелькнула лаборатория с разбитыми склянками на полках. Но Алетии нигде не было видно, впрочем как и никого другого. Спрыгнув со скамейки, я уже пробирался обратно к выходу из лабиринта, когда пол атриума разъехался и остатки кукольного домика рухнули вниз с таким грохотом, что я даже почувствовал, как эта звуковая волна ударила меня в грудь. Мне показалось, что я слышал еще один крик, но, должно быть, ошибся: это были лишь звуки терзаемого железа и ломающихся балок, последних обломков Понтифик-Холла, обрушивающихся в эти ненасытные воды.
Эпилог
Время закрытия. Темнота сгустилась за окнами и упала на широкий простор Темзы. Пролет древнего разводного моста застонал и поднялся, чтобы пропустить последние продубленные морскими ветрами паруса барок и смэков, идущих вниз по течению к седому взморью. Последние на сегодня экипажи проскрипели по заснеженной мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Из лаборатории больше не доносилось ни звука — ни звона склянок, ни криков о помощи. У меня вдруг мелькнула мысль, не стоит ли вернуться за Алетией, но вместо этого я ухватился за перила и продолжил мой осторожный спуск. Я не готов умереть, уговаривал я сам себя, за грехи сэра Амброза Плессингтона. Через открытую дверь я увидел, что дождь наконец прекратился. Ветер утихомирился, и солнце напоминало о своем существовании. Какая насмешка судьбы. Когда я проходил по атриуму, под моими ногами хрустели осколки хрустальной люстры. У меня появилось ощущение какой-то беспомощности и зыбкости, я вдруг осознал, что это пол содрогается у меня под ногами. От распростертого тела Финеаса растекались ручейки крови, словно ветви ярких морских водорослей. Лишь успев обойти эту витиеватую живопись, я услышал крик и увидел одинокую черную фигуру, стоявшую в дверях библиотеки. Мой взгляд напоследок скользнул по рухнувшим полкам, по размокшим книгам, беспорядочно валявшимся на полу, и, не медля больше ни минуты, я выскочил через дверной проем навстречу тусклому дневному свету.
Я бросился к лошадям, которые, напуганные грозой и грохотом, беспокойно вскидывая головы, шарахнулись от меня в сторону. Наполовину затопленный парк разливался передо мной, отражая пылающее небо. Я собирался вскочить в карету и уехать, но не успел. Мой преследователь прокричал что-то по-испански, и его напарник появился из-за угла дома, около аптекарского огорода. Поэтому я побежал не к выходу, а к зеленому лабиринту. Может, я воображал, что смогу увести этих убийц от Алетии — выполнив в последний раз задание, ради которого меня нанимали. Ведь, скорее всего, именно мое поспешное бегство из Лондона и привело их в Понтифик-Холл! То была глупая и странная фантазия: мог ли я, с моей хромотой и одышкой, соперничать с преследователями, одним из которых, как я заметил, оказался сэр Ричард Оверстрит. Но, приблизившись к лабиринту, я отважился бросить беглый взгляд через плечо и увидел глубокую трещину в земле, открывшуюся за мной, — длинная траншея протянулась по парку от пруда с лилиями к запряженной четверкой карете.
Задним числом эта трещина кажется неким катаклизмом, чуть ли не библейским, — возможно, даже чудом, если чудо может быть таким нелепым и трагичным. Первыми погрузились в землю задние колеса кареты. Земля, содрогнувшись под ними, разъехалась, карета начала оседать назад — и наконец рухнула в ров, который мгновенно расширился до шести с лишним футом и заполнился вырвавшимся на свободу подземным потоком. Крупы лошадей на мгновение блеснули в воде — и исчезли из виду. Первый из моих преследователей, мужчина в черном камзоле, резко остановившись, замер на самом краю обрыва. Объятый ужасом, он потрясенно глядел на меня, пока буроватая почва уходила у него из-под ног и пропасть между нами становилась все шире. Его тоже поглотили челюсти обвала.
Я повернулся и продолжал бежать. Воздух пропитался терпким запахом бирючины, и когда я нырнул в этот лабиринт с горчичного цвета изгородями, их разросшиеся ветви оцарапали мне щеки и цеплялись за плечи — но потом я повернул налево, к еще более густому строю мокрых ветвей и острых листьев падуба. Под ногами плескалась вода. Через маленькую брешь в изгороди я увидел сэра Ричарда с пистолетом в руке, он бросился ко входу в лабиринт. Еще развилка. Поворачивая то направо, то налево, я держал путь в глубину, к центру этих извилистых коридоров. В какой-то момент, зацепившись за корень, я едва не упал, но зато обнаружил забытые в траве садовые ножницы. Прихватив их с собой — лезвия заржавели, но были еще достаточно остры, — я вновь бросился бежать.
Должно быть, через минуту или две раздался этот резкий, пронзительный вопль. Я как раз достиг центра лабиринта, крошечного пятачка земли, где стояла прогнившая от дождей деревянная скамья. Сэр Ричард с треском ломился по зеленым коридорам, и я понял, что он, должно быть, идет по моим оставленным в грязи следам. Еще один предательский след, оставленный мною. Вскоре он доберется до меня — если этот лабиринт сначала не уйдет под землю, поскольку она вздрагивала и сотрясалась, как пол в мастерской каменщика. Когда этот резкий крик прорезал воздух, я схватил садовые ножницы за рукоятки и, повернувшись спиной к подрезанным ветвям изгороди, приготовился к схватке. Взглянув поверх брустверов граба и самшита, я заметил в окне второго этажа одинокую фигуру.
Алетия все-таки добралась до лаборатории. Взобравшись на скрипучее сиденье скамьи, я увидел, что она широко распахнула окно и начала отчаянно жестикулировать. Это продолжалось всего лишь мгновение, поскольку едва оконные стекла блеснули в солнечном свете — невероятно, но солнце уже появилось, — как южное крыло дома начало оседать в разверзшийся ров. Со скрежетом искривлялись и ломались балки, следом начала обваливаться кладка из тесаного камня, и из-за них в тумане меловой пыли проступила библиотека, прежде чем она тоже начала оседать в эту необъятную бездну, увлекая за собой множество книг. Второй этаж несколько секунд повисел над провалом и тоже начал тяжело оседать вниз. Часть крыши качнулась вперед, сбрасывая шифер; затем треснули перекрытия, и наконец вся крыша рухнула в реку, подмывшую основы дома.
Оцепенев от страха, я по-прежнему стоял на скамье и смотрел на жуткое зрелище. Я услышал еще один вопль со стороны восточного фасада, который потрескался и обрушился лавиной камней, подняв облака пыли, вздымавшиеся и клубившиеся в воздухе, как дым от пушечного залпа. Это величественное сооружение с его открывшимися ячейками — каждая с мебелью и обоями — сейчас выглядело не более чем кукольным домиком или архитектурным макетом. Передо мной даже промелькнула лаборатория с разбитыми склянками на полках. Но Алетии нигде не было видно, впрочем как и никого другого. Спрыгнув со скамейки, я уже пробирался обратно к выходу из лабиринта, когда пол атриума разъехался и остатки кукольного домика рухнули вниз с таким грохотом, что я даже почувствовал, как эта звуковая волна ударила меня в грудь. Мне показалось, что я слышал еще один крик, но, должно быть, ошибся: это были лишь звуки терзаемого железа и ломающихся балок, последних обломков Понтифик-Холла, обрушивающихся в эти ненасытные воды.
Эпилог
Время закрытия. Темнота сгустилась за окнами и упала на широкий простор Темзы. Пролет древнего разводного моста застонал и поднялся, чтобы пропустить последние продубленные морскими ветрами паруса барок и смэков, идущих вниз по течению к седому взморью. Последние на сегодня экипажи проскрипели по заснеженной мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125