Тогда, возможно, еще удалось бы выступить с решительными — хотя и несколько запоздалыми — coup de m ain против короля Испании.
— Но их план провалился, — сказал я. — Этот палимпсест так и не доставили в Ламбет-Пэлас.
— Нет, — ответила Алетия. — В последний момент сэр Амброз предал «партию войны».
— Предал? — Мы остановились перед закрытой дверью, которую Алетия попыталась открыть плечом. — Но почему? Не хотите же вы сказать, что сэр Амброз был испанским агентом?
— Нет, сэр Амброз как раз им не был. Но их было полно как в Военном министерстве, так и в Ламбетском дворце. Весть об этом палимпсесте уже достигла и Рима, и Мадрида.
Она сильнее надавила плечом на дверь, которая отказывалась шевелиться. Я услышал, как где-то за нами раздался бой напольных часов, сменившийся отдаленными голосами.
— Ven acqui!
— Vayamos por orto lado!
Дверь скрипнула и слегка сдвинулась. Я понял, что перед нами та самая дверь, что задержала мой выход со второго этажа в то давнее утро. Решив помочь Алетии, я подался вперед. Дверь скрипнула, приоткрываясь еще немного, изнутри повеял свежий ветерок и послышался ужаснувший меня звон — не шпор, как я подумал сначала, а пузырьков и склянок на полках лаборатории.
— Чудо уже то, что этот палимпсест все-таки сохранился, — сказала Алетия, когда мы чуть позже прорвались внутрь и направились в другой темный коридор. — А в итоге его хотел уничтожить сам сэр Амброз. Его последним желанием было, чтобы эта рукопись сгорела, хотя он рисковал жизнью, спасая ее.
Обломок штукатурки свалился с потолка прямо перед нами, и верхние балки скрипели от какого-то огромного напряжения. С некоторой опаской мы продолжали двигаться по коридору. Впереди, футах в десяти от нас, опять начала падать штукатурка.
— Пуритане хотели раздобыть эти документы, — сказал я, — Стэндфаст Осборн…
— Верно, — согласилась Алетия. — Как и испанцы. И сейчас очевидно, что наш новый министр тоже узнал об их существовании. Сэр Амброз утверждал, что они прокляты, и оказался прав, поскольку десять лет назад его отравили испанские агенты. Они боялись, что он предаст их Кромвелю, поскольку в те годы мы нуждались в деньгах, а пуритане готовились к Священной войне против короля Испании. К тому времени, разумеется, я уже знала, что сэр Амброз мне не родной отец, — понизив голос, добавила она. — Вот кто, конечно же, наши нынешние преследователи: испанские агенты. Именно они убили лорда Марчмонта.
На мгновение я усомнился, правильно ли понял ее слова.
— Сэр Амброз не был вашим отцом? Но…
— Да, — ответила она. — Это мой последний обман. Моего настоящего отца тоже убили испанские агенты — если на то пошло, это сделал Генри Монбоддо. Это произошло много лет назад. Понимаете, Генри Монбоддо был не только посредником по приобретению произведений искусства, но также и испанским агентом. Он узнал о существовании палимпсеста от своих шпионов в Праге. Но сэр Амброз уже догадался о его измене после провала Оринокской экспедиции, и поэтому он использовал моего отца как подсадную утку. Моя мать — она бежала из Праги вместе с моим отцом — умерла во время родов, и вскоре после этого…
— Ваша мать?
— …сэр Амброз забрал меня к себе и воспитал как свою дочь. Мне кажется, он считал это своим долгом, может быть искуплением вины за то, что предал моего отца вместе с теми алчными герцогами и епископами «партии войны». Мой родной отец был богемцем, тихим человеком, посвятившим себя книгам и учености. Но сэр Амброз чувствовал, что не может полностью доверять ему, поскольку тот был католиком.
За нами по лабиринту коридоров летело эхо голосов. Алетия ускорила шаги. Переступив через упавший гобелен, мы прошли комнату, за окном которой полыхали молнии. И в их отблесках я увидел вдалеке липовую аллею.
— Caray!
— Por Dios! Las aquas han subido!
Коридор повернул налево, и мы оказались в просторном, но пустом зале, также залитом водой. Мне показалось, что где-то сзади раздался пистолетный выстрел, сменившийся грохотом ломающейся балки. Посреди зала меня подвела косолапость, и я, поскользнувшись на плитах, шлепнулся в воду. В считанные секунды я вновь вскочил на ноги, уже не сомневаясь, что мы спешим к некой ужасной смерти.
— Я выросла в Понтифик-Холле, — продолжала Алетия, как будто не замечая никаких опасностей, — и именно от сэра Амброза я узнала все то, что знаю. Мы были как Миранда и Просперо на волшебном острове, в ожидании бури, что занесет на их берег захватчиков . Со временем он рассказал мне даже об этом палимпсесте и его истории. Ему хотелось уничтожить его, как я уже говорила, и мне нравилась эта мысль. Но мой муж, а потом и сэр Ричард — оба они отговаривали меня. Понимаете, такой документ просто необходимо продать. За него дадут десять тысяч фунтов. Сэр Ричард действовал как посредник. Я понятия не имела, кто покупатель, да меня это и не волновало. Я желала только избавиться от этого палимпсеста, вот и все. Я полностью доверяла сэру Ричарду. Мы собирались пожениться. Деньги хотели использовать на восстановление этого дома. Мы могли бы жить здесь вместе. — Она немного помолчала. Голоса и крики раздавались уже ближе. — Но теперь сюда прибыли враги, — произнесла она печально. — И теперь я знаю, что я…
Я не разобрал ее последних слов, поскольку стена рядом с нами начала рушиться и очередной обломок штукатурки, падавший с потолка, слегка ударил меня по плечу. Я отшатнулся и упал плашмя во второй раз. Весь мокрый и задыхающийся, я поднялся на ноги и на ощупь поискал руку Алетии; но к тому моменту она уже исчезла в конце коридора. И где-то в том конце, в лаборатории, множество склянок подавало сигнал тревоги.
И теперь я знаю, что я должна сделать…
Как говорится, от страха у нас порой вырастают крылья. Но он также, по утверждению Ксенофонта , сильнее любви. Должен признаться, что мысли о судьбе книг и Алетии уже вылетели из моей головы, я думал только о себе, когда бежал по коридору спустя пару секунд. Я отчаянно хромал, неравномерный перестук моих шагов эхом отдавался от промокших оштукатуренных стен, и вот наконец, резко затормозив, я оказался — нет, не в лаборатории, а на верхней площадке лестницы, осознав, что именно она должна вывести меня на верный путь. Увидев, куда попал, я испытал замешательство, сам не веря, что мне удалось так легко выбраться из лабиринта коридоров. Но мраморные ступени коварно скользили, и, когда я начал спускаться, у меня вновь закружилась голова. С верхней площадки я видел почти весь атриум, вся эта внушающая ужас живая картина смерти и разрушения предстала передо мной. Овальное зеркало в атриуме опрокинулось; в его потрескавшемся овале сейчас отражалась брешь в потолке, откуда упала люстра. Тут же лежала и люстра, словно покалеченная бронзовая птица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Но их план провалился, — сказал я. — Этот палимпсест так и не доставили в Ламбет-Пэлас.
— Нет, — ответила Алетия. — В последний момент сэр Амброз предал «партию войны».
— Предал? — Мы остановились перед закрытой дверью, которую Алетия попыталась открыть плечом. — Но почему? Не хотите же вы сказать, что сэр Амброз был испанским агентом?
— Нет, сэр Амброз как раз им не был. Но их было полно как в Военном министерстве, так и в Ламбетском дворце. Весть об этом палимпсесте уже достигла и Рима, и Мадрида.
Она сильнее надавила плечом на дверь, которая отказывалась шевелиться. Я услышал, как где-то за нами раздался бой напольных часов, сменившийся отдаленными голосами.
— Ven acqui!
— Vayamos por orto lado!
Дверь скрипнула и слегка сдвинулась. Я понял, что перед нами та самая дверь, что задержала мой выход со второго этажа в то давнее утро. Решив помочь Алетии, я подался вперед. Дверь скрипнула, приоткрываясь еще немного, изнутри повеял свежий ветерок и послышался ужаснувший меня звон — не шпор, как я подумал сначала, а пузырьков и склянок на полках лаборатории.
— Чудо уже то, что этот палимпсест все-таки сохранился, — сказала Алетия, когда мы чуть позже прорвались внутрь и направились в другой темный коридор. — А в итоге его хотел уничтожить сам сэр Амброз. Его последним желанием было, чтобы эта рукопись сгорела, хотя он рисковал жизнью, спасая ее.
Обломок штукатурки свалился с потолка прямо перед нами, и верхние балки скрипели от какого-то огромного напряжения. С некоторой опаской мы продолжали двигаться по коридору. Впереди, футах в десяти от нас, опять начала падать штукатурка.
— Пуритане хотели раздобыть эти документы, — сказал я, — Стэндфаст Осборн…
— Верно, — согласилась Алетия. — Как и испанцы. И сейчас очевидно, что наш новый министр тоже узнал об их существовании. Сэр Амброз утверждал, что они прокляты, и оказался прав, поскольку десять лет назад его отравили испанские агенты. Они боялись, что он предаст их Кромвелю, поскольку в те годы мы нуждались в деньгах, а пуритане готовились к Священной войне против короля Испании. К тому времени, разумеется, я уже знала, что сэр Амброз мне не родной отец, — понизив голос, добавила она. — Вот кто, конечно же, наши нынешние преследователи: испанские агенты. Именно они убили лорда Марчмонта.
На мгновение я усомнился, правильно ли понял ее слова.
— Сэр Амброз не был вашим отцом? Но…
— Да, — ответила она. — Это мой последний обман. Моего настоящего отца тоже убили испанские агенты — если на то пошло, это сделал Генри Монбоддо. Это произошло много лет назад. Понимаете, Генри Монбоддо был не только посредником по приобретению произведений искусства, но также и испанским агентом. Он узнал о существовании палимпсеста от своих шпионов в Праге. Но сэр Амброз уже догадался о его измене после провала Оринокской экспедиции, и поэтому он использовал моего отца как подсадную утку. Моя мать — она бежала из Праги вместе с моим отцом — умерла во время родов, и вскоре после этого…
— Ваша мать?
— …сэр Амброз забрал меня к себе и воспитал как свою дочь. Мне кажется, он считал это своим долгом, может быть искуплением вины за то, что предал моего отца вместе с теми алчными герцогами и епископами «партии войны». Мой родной отец был богемцем, тихим человеком, посвятившим себя книгам и учености. Но сэр Амброз чувствовал, что не может полностью доверять ему, поскольку тот был католиком.
За нами по лабиринту коридоров летело эхо голосов. Алетия ускорила шаги. Переступив через упавший гобелен, мы прошли комнату, за окном которой полыхали молнии. И в их отблесках я увидел вдалеке липовую аллею.
— Caray!
— Por Dios! Las aquas han subido!
Коридор повернул налево, и мы оказались в просторном, но пустом зале, также залитом водой. Мне показалось, что где-то сзади раздался пистолетный выстрел, сменившийся грохотом ломающейся балки. Посреди зала меня подвела косолапость, и я, поскользнувшись на плитах, шлепнулся в воду. В считанные секунды я вновь вскочил на ноги, уже не сомневаясь, что мы спешим к некой ужасной смерти.
— Я выросла в Понтифик-Холле, — продолжала Алетия, как будто не замечая никаких опасностей, — и именно от сэра Амброза я узнала все то, что знаю. Мы были как Миранда и Просперо на волшебном острове, в ожидании бури, что занесет на их берег захватчиков . Со временем он рассказал мне даже об этом палимпсесте и его истории. Ему хотелось уничтожить его, как я уже говорила, и мне нравилась эта мысль. Но мой муж, а потом и сэр Ричард — оба они отговаривали меня. Понимаете, такой документ просто необходимо продать. За него дадут десять тысяч фунтов. Сэр Ричард действовал как посредник. Я понятия не имела, кто покупатель, да меня это и не волновало. Я желала только избавиться от этого палимпсеста, вот и все. Я полностью доверяла сэру Ричарду. Мы собирались пожениться. Деньги хотели использовать на восстановление этого дома. Мы могли бы жить здесь вместе. — Она немного помолчала. Голоса и крики раздавались уже ближе. — Но теперь сюда прибыли враги, — произнесла она печально. — И теперь я знаю, что я…
Я не разобрал ее последних слов, поскольку стена рядом с нами начала рушиться и очередной обломок штукатурки, падавший с потолка, слегка ударил меня по плечу. Я отшатнулся и упал плашмя во второй раз. Весь мокрый и задыхающийся, я поднялся на ноги и на ощупь поискал руку Алетии; но к тому моменту она уже исчезла в конце коридора. И где-то в том конце, в лаборатории, множество склянок подавало сигнал тревоги.
И теперь я знаю, что я должна сделать…
Как говорится, от страха у нас порой вырастают крылья. Но он также, по утверждению Ксенофонта , сильнее любви. Должен признаться, что мысли о судьбе книг и Алетии уже вылетели из моей головы, я думал только о себе, когда бежал по коридору спустя пару секунд. Я отчаянно хромал, неравномерный перестук моих шагов эхом отдавался от промокших оштукатуренных стен, и вот наконец, резко затормозив, я оказался — нет, не в лаборатории, а на верхней площадке лестницы, осознав, что именно она должна вывести меня на верный путь. Увидев, куда попал, я испытал замешательство, сам не веря, что мне удалось так легко выбраться из лабиринта коридоров. Но мраморные ступени коварно скользили, и, когда я начал спускаться, у меня вновь закружилась голова. С верхней площадки я видел почти весь атриум, вся эта внушающая ужас живая картина смерти и разрушения предстала передо мной. Овальное зеркало в атриуме опрокинулось; в его потрескавшемся овале сейчас отражалась брешь в потолке, откуда упала люстра. Тут же лежала и люстра, словно покалеченная бронзовая птица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125