Я обхожу ее на жестких, негнущихся ногах, охваченный всевозрастающей страстью.
Кея призывно встряхивает крылышками. Я вспрыгиваю на нее сзади, хватаюсь клювом за взъерошенный пух на головке. Хлопаю крылышками, чувствую под собой ее тепло.
Мгновение, всплеск восторга, семя брызжет, заливая теплым потоком шелковистую, гладкую спинку. Восхитительное чувство облегчения. Я прикрываю глаза, сползаю с Кеи на покосившуюся стальную раму. Кея сидит неподвижно, потом тяжело поднимается. Мы сидим – счастливые, прижавшиеся друг к другу – и не обращаем никакого внимания на сломанные деревья, на обвалившиеся крыши, на потрескавшиеся стальные трубы и сброшенные на землю птичьи гнезда. Скворцы, дрозды, горлинки кружат в небе над этим побоищем.
Облезший кот, которого спугнуло с места падение мачты, осторожно возвращается к разрушенному, разрезанному пополам дому. Он боится.
Мир ужасен, но мы, случайные перелетные путники, скоро перестаем обращать на это внимание и быстро обо всем забываем.
Мы с Кеей переживаем свою весеннюю любовь и потому не замечаем ничего, что нас не касается.
Птенцы горлинки валяются в траве. Кот обнюхивает мертвых воробьев. Аистиное гнездо с засохшими кусочками яичной скорлупы. В канаве лежит собака с перебитым позвоночником. Это не наши птенцы. Не наши яйца. Не наши гнезда.
Кея снова расправляет крылышки, взъерошивает перышки, потягивается, как после долгого сна. Меня опять охватывает желание. Приблизиться, прижаться к теплым перышкам и выгнутой спине, схватиться за нахохлившиеся перышки на загривке – в том месте, где серая шапочка сливается с серебристой шейкой. Глаза Кеи прикрываются от удовольствия, когда я забираюсь ей на спинку.
Нас прогоняет пара аистов, которые вернулись к своему больше не существующему гнезду и в ярости ищут виновников, кидаясь на всех птиц и зверей. Они злобно клекочут и щелкают клювами, взлетая туда, где совсем недавно был их дом. Аисты никак не могут смириться с мыслью, что гнезда нет, что мачта подломилась и рухнула.
Аисты ищут виноватых, а ведь виновата во всем стая летевших на север галок, присевших передохнуть именно на эту злосчастную мачту.
– Летим отсюда! – кричу я, а Кея, Ми и все остальные галки повторяют этот призыв, сигнал, приказ. – Летим дальше!
Белокрылая Кея летит совсем рядом со мной. Я слышу, как ветер шумит в ее перышках. В этой стае птиц она для меня – самая близкая, самая дорогая. Другие галки тоже летят парами, стараясь даже здесь, под облаками, подбадривать друг друга, оказывать знаки внимания. Мы верим, что долетим туда, куда гонит нас зов птичьей судьбы, туда, где Кея снесет яйца, а я буду охранять ее покой.
Подо мной летит Ми. Она поворачивает голову, и наши взгляды встречаются.
Везде кружат волки. Они шатаются по площадям и улицам, охотясь на более слабых зверей. Их могут испугать лишь острые когти рысей, затаившихся в ветвях деревьев в ожидании зайцев и серн.
Чем дальше на север, тем гуще становятся леса. Города постепенно зарастают кустами и деревьями – они растут на крышах, пробиваются из щелей в стенах, разрушая их своими корнями.
Мы кружим над раскинувшимся на равнине городом, над которым высоко возносятся блестящие шпили издалека заметных башен. На чердаках самых высоких домов можно будет найти безопасное место для ночлега. Вот там мы и совьем наши гнезда.
Но вдруг раздаются гневные крики орлов, соколов, ястребов. Они летят нам наперерез в предвкушении легкой добычи.
И тут я замечаю, что крыши усеяны огромными гнездами из веток, шерсти, листьев. Орлиные гнезда... Гнезда соколов и коршунов... Ястребиные гнезда... Даже из разбитых окон вылетают разбуженные нашим появлением хищники.
– Опасность!
Я ныряю вниз, отлично зная, что на серо-зеленом фоне меня труднее всего заметить, и лечу совсем низко. За мной несутся Кея, Ми и вся стая испуганных галок.
Соколы, коршуны, ястребы хватают в когти тех неосторожных птиц, которые летели впереди и, устав от долгого полета, не смогли вовремя заметить хищников и опуститься поближе к земле.
Я лечу под огромной стаей птиц, еще не успевшей снизиться, развернуться, рассеяться в стороны, удрать.
Ястреб с широко раскинутыми крыльями хватает молодую, годовалую ворону и вонзает когти ей в спину – глубоко, до самого сердца.
Золотистый коршун ловит грача, который опрометчиво взлетел выше, чем следовало. Ударом клюва хищник разбивает ему шейные позвонки. Птичий крик долго звенит в воздухе. Капли крови падают красным дождем.
– Город ястребов! Летим отсюда! Город хищников!
Предостережения тонут в суматохе, в панике, в страхе.
Пурпурное солнце светит прямо в глаза, слепит, парализует. Я сворачиваю на северо-восток, и темная стая тучей несется вслед за мной. Мы спасаемся бегством, оставляя позади сверкающий в лучах заходящего солнца город хищных птиц.
Они воспользовались нашей усталостью, сонливостью после долгого пути и теперь преследуют нас, хватая самых слабых и молодых.
Мы со страхом ищем места, где можно остановиться на ночь.
Вокруг уже начинает смеркаться, и постепенно становится все темнее и темнее.
Солнце село. Я чувствую, как сквозь перья проникает 'холодный влажный ветер – значит, совсем рядом большая вода, море или озеро. Чуть в стороне в сумерках маячит белая полоска пляжа. Мы поворачиваем на восток.
Темная стена леса манит тишиной и спокойствием. Высокие деревья, толстые сучья. Мы кричим от счастья, что живем, что сумели удрать из того страшного города.
Мы садимся на ветки и лишь теперь чувствуем, что страшно проголодались. После долгого полета голод всегда особенно мучителен.
Шум, гомон нашей стаи заглушают даже отдаленные вскрикивания совы, удивленной внезапным появлением такого количества чужаков. Этой ночью ей не придется охотиться на ежей и полевок. Она наполнит свой желудок мясом и кровью спящих птиц.
Мы засыпаем от усталости. Спим, прижавшись друг к другу, усевшись рядами на ветвях высоких деревьев. Я чувствую крыльями биение сердец Кеи и Ми. Борюсь со сном, вслушиваясь в постепенно угасающий шум голосов, шорохов, шелестов. Уханье сов пробивается сквозь окутывающую меня мглу. Я втягиваю голову поглубже между крыльями и крепче вцепляюсь когтями в твердую древесную кору. Ее твердость и шероховатость прибавляют мне уверенности в том, что, заснув, я сохраню равновесие и не упаду.
Меня будят надсадный вой, тявканье, скулеж. Прямо под нашими деревьями волки окружили молодую лань. В лунном свете мечутся тени, сверкают глаза и зубы Хрип умирающего зверя, удары копыт, стон. Волки лакают кровь из разорванной шеи своей жертвы. Они ворчат, воют, рвут умирающую добычу. До нас доносятся скрежет зубов и бульканье стекающей на траву крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Кея призывно встряхивает крылышками. Я вспрыгиваю на нее сзади, хватаюсь клювом за взъерошенный пух на головке. Хлопаю крылышками, чувствую под собой ее тепло.
Мгновение, всплеск восторга, семя брызжет, заливая теплым потоком шелковистую, гладкую спинку. Восхитительное чувство облегчения. Я прикрываю глаза, сползаю с Кеи на покосившуюся стальную раму. Кея сидит неподвижно, потом тяжело поднимается. Мы сидим – счастливые, прижавшиеся друг к другу – и не обращаем никакого внимания на сломанные деревья, на обвалившиеся крыши, на потрескавшиеся стальные трубы и сброшенные на землю птичьи гнезда. Скворцы, дрозды, горлинки кружат в небе над этим побоищем.
Облезший кот, которого спугнуло с места падение мачты, осторожно возвращается к разрушенному, разрезанному пополам дому. Он боится.
Мир ужасен, но мы, случайные перелетные путники, скоро перестаем обращать на это внимание и быстро обо всем забываем.
Мы с Кеей переживаем свою весеннюю любовь и потому не замечаем ничего, что нас не касается.
Птенцы горлинки валяются в траве. Кот обнюхивает мертвых воробьев. Аистиное гнездо с засохшими кусочками яичной скорлупы. В канаве лежит собака с перебитым позвоночником. Это не наши птенцы. Не наши яйца. Не наши гнезда.
Кея снова расправляет крылышки, взъерошивает перышки, потягивается, как после долгого сна. Меня опять охватывает желание. Приблизиться, прижаться к теплым перышкам и выгнутой спине, схватиться за нахохлившиеся перышки на загривке – в том месте, где серая шапочка сливается с серебристой шейкой. Глаза Кеи прикрываются от удовольствия, когда я забираюсь ей на спинку.
Нас прогоняет пара аистов, которые вернулись к своему больше не существующему гнезду и в ярости ищут виновников, кидаясь на всех птиц и зверей. Они злобно клекочут и щелкают клювами, взлетая туда, где совсем недавно был их дом. Аисты никак не могут смириться с мыслью, что гнезда нет, что мачта подломилась и рухнула.
Аисты ищут виноватых, а ведь виновата во всем стая летевших на север галок, присевших передохнуть именно на эту злосчастную мачту.
– Летим отсюда! – кричу я, а Кея, Ми и все остальные галки повторяют этот призыв, сигнал, приказ. – Летим дальше!
Белокрылая Кея летит совсем рядом со мной. Я слышу, как ветер шумит в ее перышках. В этой стае птиц она для меня – самая близкая, самая дорогая. Другие галки тоже летят парами, стараясь даже здесь, под облаками, подбадривать друг друга, оказывать знаки внимания. Мы верим, что долетим туда, куда гонит нас зов птичьей судьбы, туда, где Кея снесет яйца, а я буду охранять ее покой.
Подо мной летит Ми. Она поворачивает голову, и наши взгляды встречаются.
Везде кружат волки. Они шатаются по площадям и улицам, охотясь на более слабых зверей. Их могут испугать лишь острые когти рысей, затаившихся в ветвях деревьев в ожидании зайцев и серн.
Чем дальше на север, тем гуще становятся леса. Города постепенно зарастают кустами и деревьями – они растут на крышах, пробиваются из щелей в стенах, разрушая их своими корнями.
Мы кружим над раскинувшимся на равнине городом, над которым высоко возносятся блестящие шпили издалека заметных башен. На чердаках самых высоких домов можно будет найти безопасное место для ночлега. Вот там мы и совьем наши гнезда.
Но вдруг раздаются гневные крики орлов, соколов, ястребов. Они летят нам наперерез в предвкушении легкой добычи.
И тут я замечаю, что крыши усеяны огромными гнездами из веток, шерсти, листьев. Орлиные гнезда... Гнезда соколов и коршунов... Ястребиные гнезда... Даже из разбитых окон вылетают разбуженные нашим появлением хищники.
– Опасность!
Я ныряю вниз, отлично зная, что на серо-зеленом фоне меня труднее всего заметить, и лечу совсем низко. За мной несутся Кея, Ми и вся стая испуганных галок.
Соколы, коршуны, ястребы хватают в когти тех неосторожных птиц, которые летели впереди и, устав от долгого полета, не смогли вовремя заметить хищников и опуститься поближе к земле.
Я лечу под огромной стаей птиц, еще не успевшей снизиться, развернуться, рассеяться в стороны, удрать.
Ястреб с широко раскинутыми крыльями хватает молодую, годовалую ворону и вонзает когти ей в спину – глубоко, до самого сердца.
Золотистый коршун ловит грача, который опрометчиво взлетел выше, чем следовало. Ударом клюва хищник разбивает ему шейные позвонки. Птичий крик долго звенит в воздухе. Капли крови падают красным дождем.
– Город ястребов! Летим отсюда! Город хищников!
Предостережения тонут в суматохе, в панике, в страхе.
Пурпурное солнце светит прямо в глаза, слепит, парализует. Я сворачиваю на северо-восток, и темная стая тучей несется вслед за мной. Мы спасаемся бегством, оставляя позади сверкающий в лучах заходящего солнца город хищных птиц.
Они воспользовались нашей усталостью, сонливостью после долгого пути и теперь преследуют нас, хватая самых слабых и молодых.
Мы со страхом ищем места, где можно остановиться на ночь.
Вокруг уже начинает смеркаться, и постепенно становится все темнее и темнее.
Солнце село. Я чувствую, как сквозь перья проникает 'холодный влажный ветер – значит, совсем рядом большая вода, море или озеро. Чуть в стороне в сумерках маячит белая полоска пляжа. Мы поворачиваем на восток.
Темная стена леса манит тишиной и спокойствием. Высокие деревья, толстые сучья. Мы кричим от счастья, что живем, что сумели удрать из того страшного города.
Мы садимся на ветки и лишь теперь чувствуем, что страшно проголодались. После долгого полета голод всегда особенно мучителен.
Шум, гомон нашей стаи заглушают даже отдаленные вскрикивания совы, удивленной внезапным появлением такого количества чужаков. Этой ночью ей не придется охотиться на ежей и полевок. Она наполнит свой желудок мясом и кровью спящих птиц.
Мы засыпаем от усталости. Спим, прижавшись друг к другу, усевшись рядами на ветвях высоких деревьев. Я чувствую крыльями биение сердец Кеи и Ми. Борюсь со сном, вслушиваясь в постепенно угасающий шум голосов, шорохов, шелестов. Уханье сов пробивается сквозь окутывающую меня мглу. Я втягиваю голову поглубже между крыльями и крепче вцепляюсь когтями в твердую древесную кору. Ее твердость и шероховатость прибавляют мне уверенности в том, что, заснув, я сохраню равновесие и не упаду.
Меня будят надсадный вой, тявканье, скулеж. Прямо под нашими деревьями волки окружили молодую лань. В лунном свете мечутся тени, сверкают глаза и зубы Хрип умирающего зверя, удары копыт, стон. Волки лакают кровь из разорванной шеи своей жертвы. Они ворчат, воют, рвут умирающую добычу. До нас доносятся скрежет зубов и бульканье стекающей на траву крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77