За тобой захлопывают решётку и вешают висячий замок. Арестанты первым делом закуривают. Автозэк направляется на Матросску, где вбирает в себя ещё несколько страждущих, и далее по судам. Так же будут собирать народ по всей Москве и после суда, катание будет долгим. Автозэк наполнен до отказа, тесно так, что нельзя упасть. «Тверской суд» — объявляет охранник. Выбраться из машины любезно помогают мусора,поддерживая под руки. Вот она — гласность. Кругом стоят люди — родственники тех, кого судят, и здесь все гуманно. Вежливо прищёлкивают наручниками к менту, и тот стремительно, с хрустом суставов (моих, естественно), втаскивает меня, как собаку за поводок, в двери этого ебаного суда, так что в глазах только успевает мелькнуть красный фасад и московский двор. От мусора разит водкой, он злобно отщёлкивает наручники, и меня заталкивают в светлый коридор с большими окнами во двор, картина которого завораживает. Здесь тихо, светло, и никуда неохота. Дали отдышаться, потом подробный шмон. Отобрали сигареты, будут выдавать по одной в час, и заперли в бокс, довольно большой, метра полтора на три, с лавкой, грязными же стенами, жёлтой лампочкой и надписями на дверях. «Коля Колесо, Бутырка, х. 102, ст. 105, осуждён судьёй Ивановой по беспределу на 20 лет». Холодно. На лавке лежит кавказец и сидят двое, один в модной дорогой одежде, другой в рваных тапочках и лохмотьях. Седой мужик стоит и без умолку гонит о том, как он на общаке в туберкулёзной хате парится уже год, народу в хате девяносто человек, время от времени кто-то помирает, а все за найденный в кармане автоматный патрон, а патрон не его, ему мусора подкинули. И заседание суда уже не первое, и судья ему намекала недвусмысленно, что в отсутствие свидетелей, а свидетели мусора, она обязана перенести заседание, а это ещё на несколько месяцев, поэтому дядька, наверно, патрон на улице нашёл. Ему уже и адвокат все объяснил: уйдёшь, мужик, за отсиженным, только скажи, что нашёл. А мужик как баран: менты подкинули, и все тут. Я, говорит, сидел двадцать лет, не боюсь вас, блядей, и от правды не отступлюсь. Летом в Москве прошла молодёжная международная олимпиада, и накануне масса бомжеватых личностей заехала на тюрьму, как правило, за патроны. Действительно, куда ещё их деть. Тем временем кавказец, тоже на гонках, стал притеснять молодёжь. Сначала того, что в лохмотьях, экзаменовал попонятиям, а как узнал, что он спидовой, отодвинулся и переключился на того, что хорошо одет. И этот на гонках: поклялся оставить кавказцу куртку, долларов на 800 потянет, если изменят меру. Кавказец ко мне. О том, о сём, а голос срывается, так и кажется, парень вразнос пойдёт. Мне легче, я сегодня в отказе, а все равно лихорадит.
— Как ты думаешь, меня освободят? — обращается кавказец.
— Судимость есть?
— Нет.
— Московская прописка есть?
— Нет. В Подмосковье прописан. Город Королев.
— Статья тяжёлая?
— Разбой, нанесение тяжких телесных.
— Не освободят.
— Почему?? У меня адвокат не мусорской, девчонка молодая, честная. Говорит, приложит максимум усилий, чтоб освободили. Я ей тысячу долларов заплатил. Она говорит, если бы шансов не было, она бы и не взяла.
— Лично я желаю тебе свободы. Здесь и сейчас. Но сегодня есть два гласных правила: не должно быть судимости, и обязательно должна быть московская прописка, иначе ни подписка о невыезде, ни залог невозможны. И негласное правило: по тяжким статьям не освобождать.
— У тебя какая статья?
— Тяжкая.
— Что же ты здесь делаешь? Значит, надеешься на что-то.
— Надеюсь. Только понимаю, что зря. Но все равно надеюсь.
Кавказца позвали на выход. Вернулся он довольно скоро, усталый и угрюмый: «Да, ты был прав. Тысячу долларов отдал…» Вызвали и остальных, а вскоре и меня. Здесь же в коридоре за столом сидела секретарь суда. Осведомившись, согласен ли я на рассмотрение без ад-воката, она взяла с меня расписку, что не согласен, и тем судебное заседание откладывалось. Вернулся седой мужик. Ему назначили новое заседание, до выздоровления так сказать. Вернулся и молодой, оставивший на время отсутствия куртку кавказцу. — «Ну, что? — поинтересовались мы. — Залог? Отказ?» — «Посмотрим» — невменяемо ответил парень. Открылась дверь, заглянул мусор, поманил парня пальцем, за дверью послышалось: «Вот здесь подпись. Иди отсюда и больше не приходи». — «Эй! — закричал кавказец, — куртку свою забыл! Забери». — «Оставь себе, братишка!» — послышался ответ. — «Дурак…» — удовлетворённо заметил кавказец и, смирившись с судьбой, завернулся в куртку, поднял воротник и лёг на скамью. В конце дня суета затихла, приехал автозэк, и снова поехали кататься по Москве. Обратный путь любопытен тем, что кое-кто ещё утром не знал своей судьбы, а вечером едет с приговором. Какой-то голос, пока автозэк переваливается с боку на бок, громко рассказывает, как четыре года сидел за следствием, но не жалеет, потому что многое понял, а главное — завязал с герычем, что пришлось продать BMW и заплатить семьдесят штук баксов, чтобы дали не одиннадцать, а девять, что мусоров надо истреблять в третьем поколении, что на каждом спецу есть дяденька в погонах, и прочее, и прочее. Слушали его молча, кто дурашливо улыбаясь от полученного двузначного срока, а кто исполнившись радости: конец тюрьме, на зону как на праздник. А некоторым на все эти суды ездить не наездиться. Кузов опять набили до отказа, катались по Москве долго, на Бутырку приехали поздно вечером. Загнали в пустую маленькую сборку, где долго стояли как кони, плотно друг к другу. Ближе к ночи повели домой. День был длинный, неуютный, бесполезный, холодный и тоскливый. Дома же тебя ожидает горячий чай, сигареты, что-то поесть и приветливые сокамерники, которые с удовольствием выслушают, как ехали, с кем словился, как кого осудили, какие были движения, чтослышал про волю, и ты с удовольствием поведаешь обо всем, хата задымит, заговорит, и потянется нетрудная арестантская ночь в привилегированной камере, где почти у каждого есть своё место.
Наутро попрощаться с Александром не удалось. Он был на вызове, когда о дверь предупреждающе звякнул ключ, и раздалось сакраментальное «Павлов, с вещами!»
Продолжение, может быть, следует.
Жаргонные слова и выражения, встречающиеся в книге.
Арестантская солидарность — чувство предпочтения нужд арестанта иным; одно из фундаментальных тюремных понятий.
Автозэк — спецавтомобиль для перевозки арестантов. Литературная норма — «автозак», но так не говорят.
Бутырка — Бутырки, Бутырская тюрьма.
Борзеть — наглеть.
Больничка, Крест — больница.
Баян, машина — шприц.
БД — большая дорога, путь для тюремной почты и посылок на больницу.
Баланда — то, чем кормят в тюрьме.
Благодарю; от души — употребляется в значении «спасибо».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Как ты думаешь, меня освободят? — обращается кавказец.
— Судимость есть?
— Нет.
— Московская прописка есть?
— Нет. В Подмосковье прописан. Город Королев.
— Статья тяжёлая?
— Разбой, нанесение тяжких телесных.
— Не освободят.
— Почему?? У меня адвокат не мусорской, девчонка молодая, честная. Говорит, приложит максимум усилий, чтоб освободили. Я ей тысячу долларов заплатил. Она говорит, если бы шансов не было, она бы и не взяла.
— Лично я желаю тебе свободы. Здесь и сейчас. Но сегодня есть два гласных правила: не должно быть судимости, и обязательно должна быть московская прописка, иначе ни подписка о невыезде, ни залог невозможны. И негласное правило: по тяжким статьям не освобождать.
— У тебя какая статья?
— Тяжкая.
— Что же ты здесь делаешь? Значит, надеешься на что-то.
— Надеюсь. Только понимаю, что зря. Но все равно надеюсь.
Кавказца позвали на выход. Вернулся он довольно скоро, усталый и угрюмый: «Да, ты был прав. Тысячу долларов отдал…» Вызвали и остальных, а вскоре и меня. Здесь же в коридоре за столом сидела секретарь суда. Осведомившись, согласен ли я на рассмотрение без ад-воката, она взяла с меня расписку, что не согласен, и тем судебное заседание откладывалось. Вернулся седой мужик. Ему назначили новое заседание, до выздоровления так сказать. Вернулся и молодой, оставивший на время отсутствия куртку кавказцу. — «Ну, что? — поинтересовались мы. — Залог? Отказ?» — «Посмотрим» — невменяемо ответил парень. Открылась дверь, заглянул мусор, поманил парня пальцем, за дверью послышалось: «Вот здесь подпись. Иди отсюда и больше не приходи». — «Эй! — закричал кавказец, — куртку свою забыл! Забери». — «Оставь себе, братишка!» — послышался ответ. — «Дурак…» — удовлетворённо заметил кавказец и, смирившись с судьбой, завернулся в куртку, поднял воротник и лёг на скамью. В конце дня суета затихла, приехал автозэк, и снова поехали кататься по Москве. Обратный путь любопытен тем, что кое-кто ещё утром не знал своей судьбы, а вечером едет с приговором. Какой-то голос, пока автозэк переваливается с боку на бок, громко рассказывает, как четыре года сидел за следствием, но не жалеет, потому что многое понял, а главное — завязал с герычем, что пришлось продать BMW и заплатить семьдесят штук баксов, чтобы дали не одиннадцать, а девять, что мусоров надо истреблять в третьем поколении, что на каждом спецу есть дяденька в погонах, и прочее, и прочее. Слушали его молча, кто дурашливо улыбаясь от полученного двузначного срока, а кто исполнившись радости: конец тюрьме, на зону как на праздник. А некоторым на все эти суды ездить не наездиться. Кузов опять набили до отказа, катались по Москве долго, на Бутырку приехали поздно вечером. Загнали в пустую маленькую сборку, где долго стояли как кони, плотно друг к другу. Ближе к ночи повели домой. День был длинный, неуютный, бесполезный, холодный и тоскливый. Дома же тебя ожидает горячий чай, сигареты, что-то поесть и приветливые сокамерники, которые с удовольствием выслушают, как ехали, с кем словился, как кого осудили, какие были движения, чтослышал про волю, и ты с удовольствием поведаешь обо всем, хата задымит, заговорит, и потянется нетрудная арестантская ночь в привилегированной камере, где почти у каждого есть своё место.
Наутро попрощаться с Александром не удалось. Он был на вызове, когда о дверь предупреждающе звякнул ключ, и раздалось сакраментальное «Павлов, с вещами!»
Продолжение, может быть, следует.
Жаргонные слова и выражения, встречающиеся в книге.
Арестантская солидарность — чувство предпочтения нужд арестанта иным; одно из фундаментальных тюремных понятий.
Автозэк — спецавтомобиль для перевозки арестантов. Литературная норма — «автозак», но так не говорят.
Бутырка — Бутырки, Бутырская тюрьма.
Борзеть — наглеть.
Больничка, Крест — больница.
Баян, машина — шприц.
БД — большая дорога, путь для тюремной почты и посылок на больницу.
Баланда — то, чем кормят в тюрьме.
Благодарю; от души — употребляется в значении «спасибо».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76