Перильные веревки закончились, началась напряженная работа. Крутизна и трудность стены подавляют, чувствуешь себя муравьем на небоскребе. Ползем вверх, за час метров на сорок, не больше. Аркадий — хороший скалолаз, это успокаивает, но совсем не хочется, чтобы он устал, пусть пользуется безраздельно почетным правом идти первым, вся команда безусловно поддерживает его в этом стремлении. За горой взошло солнце, напряжение возросло: сверху, воя как снаряды, полетели оттаявшие камни, куски льда. Это по холоду, а что было бы в теплую погоду. Чем выше, тем меньше хочется смотреть вниз и по сторонам: масштаб картины угнетает, лучше смотреть вверх да перед собой. Вот небольшая трещина в скале, вот вбитый в нее титановый лепесток с ушком, за которое и держится на карабине твоя жизнь. Скала пахнет свежевысеченной искрой. Все мысли о том, чтобы не делать ошибок, разговоры — краткие команды: «Выдай веревку! Внимательно! На самостраховке! Понял! Страховка готова, пошел!» По закрепленной веревке подтягиваются остальные. Пока первый обрабатывает следующий участок, остальные висят на крючьях. Спокойнее всего под скальными карнизами: на падающие камни можно не обращать внимания. Вверх, вверх, вверх. Утро, день, вечер. Скоро стемнеет. На первой же полке надо ночевать, но полок нет, ни больших, ни маленьких. Все, останавливаемся, как говорится, спасайся кто может. Саша, наш ветеран, откачивается на веревке маятником по стене, цепляется за уступ, на нем можно сидеть, находит в скале трещину, вбивает крюк, пристегивается к нему на самостраховку. Саше повезло. Толя растягивает на крючьях маленький гамак. Это удобно. У Марата гамак побольше, в нем они усаживаются вдвоем с Аркадием. Им тоже везет. Я га-мака не взял. Почему? А кто его знает. Лишний вес. Да и где бы я его тут повесил, и так крючьев забито мало, а трещин больше нет. Стою на облитом, как глазурью, натечным льдом участке скалы, крюк для самостраховки забит вверху и в стороне. Или зависнуть в обвязке, тогда до стены можно лишь достать рукой, или стоять на передних зубьях кошек, придерживаясь для равновесия за самостраховку одной рукой и за зацепку на скале — другой. Опасаясь, что от ремней в висячем положении за ночь затекут ноги, выбираю стоячую ночевку, все-таки можно переминаться с ноги на ногу. К тому же висеть в пустоте и темноте как-то неприятно. В общем, не повезло. Рядом гамак Марата и Аркадия, но тоже не с руки: оттяжку для равновесия не сделать. Теперь считай секунды до утра, упершись козырьком каски в стену.
Все замерли, как куры на насесте. После двадцати часов непрерывной работы хочется пить. Кусочки льда, отколотые со скал, только сушат глотку и усиливают жажду. О еде речи не идёт. У каждого есть маленький пакетик с восточными сладостями, которые следует растянуть на все восхождение. Мы с Аркадием свои запасы уже приговорили. Остальные, похоже, тоже. Руководит нынче Толя, за ним числится много сложных восхождений, он знает, что нужно.
— Саша! Ты живой?
— Живой, Толя, живой, — по голосу понятно, что Саша в норме, ничего ему не надо, и разговаривать сегодня он больше не хочет.
— Аркадий! Что Марат затих? Скучает?
— Нет. Блюёт.
— А что так?
— Температура. Заболел.
— Будем спускаться?
— Нет. Если первым не пойдёт, — до вершины дотянет.
— Алексей!
— Что?
— Насчёт гамака всех предупреждали.
— На хрен он нужен.
— Понял. Курить будешь?
Замечательно. Я, по случаю необычного восхождения, не взял сигарет. А зря.
— Буду, передай через Аркадия. Мастер — он и есть мастер. Старый конь борозды не портит.
— Но и глубоко не пашет, — значительно отвечает мастер. — Аркадий, на, попробуй передать сигарету. Не урони. Марат! Что молчишь, давай работай, разводи примус. Аркадий, набей льда.
Внизу послышался металлический звук ударившегося о скалу предмета.
Толя:
— Что это было?
Марат:
— Примус.
— Крышка осталась?
— Да. Выбросить?
— Не вздумай. Бензин не уронил?
— Нет.
Если на еде и гамаке можно сэкономить в весе, то примус берётся на гору всегда. Глоток горячей воды — это важно. Толя распорядился собрать из карманов бумажки, обломки спичек, чего оказалось достаточно, чтобы, залив бензином и запалив, растопить в кружке лёд. Странно: можно протянуть в темноте руку и в пустоте нащупать переданную тебе кружку с водой, которую заглатываешь жадно, не обращая внимания, что она с камнями, и в то же время неудобство и напряжение твоего положения никто изменить не может. Опять все замолкли. Теперь не спи. Заснёшь — слетишь с какой-никакой, а все-таки полочки, будешь болтаться в пустоте; забраться обратно в темноте будет трудно. Опять же замёрзнуть можно, температура-то минусовая. Так что — переминаться с ноги на ногу, поставить стопу поперёк, перенося нагрузку с передних зубьев кошек на боковые,постучать ботинком о скалу, опустить одну руку с холодной скальной зацепки, отогреть, вернуть на место, опустить другую. Толя сделал сюрприз: передал не одну, а четыре сигареты. Курю. На стене тишина. На горизонте огни города Фрунзе, поэтому нет обычного в горах ощущения затерянности во Вселенной. Холодно. Очень.
— Алексей! Не спишь? — это Толя.
— Издеваешься?
— Не обморозился?
— Не дождёшься.
— Коньяк будешь?
— А у тебя есть? — с моей стороны вопрос полон мужественной иронии.
— Есть, — отвечает Толя.
Что ему сказать. Как говорил известный персонаж, грешно смеяться над больными. Поэтому я и не буду смеяться.
— Марат! Аркадий! Вы коньяк будете? Нет? Тогда передайте Лехе.
Не шутит, старый конь. У меня в руке бутылка. Мы тут на жратве экономим, а он пол-литра затащил. Говорят, настоящие мужчины утоляют жажду водкой. Не знаю, насколько справедливо данное утверждение, но что полбутылки коньяку в данном случае жажду утолили вполне — это правда. Так же поступил Толя, после чего с торжественным напутствием отправил пустую посуду в бездну, и мы довольно слаженно запели во всю глотку:
«Из полей — уносится печаль,
Из души — уходит прочь тревога!
Впереди у жизни только даль,
Полная надежд людских дорога!»
Партнёры по восхождению хранили молчание, а мы куролесили ещё несколько часов, сравнивая степень свободы жителей города Фрунзе и нашу.
Проснулся я от тяжести в голове. Что-то было неправильно. Сначала я решил, что сон не закончился, по-тому что гор вверх ногами не бывает, потом понял: вишу в воздухе на самостраховочной верёвке, но, по результатам романтического подхода к альпинизму, система обвязки растянулась, будучи самодельной, и я оказался вниз головой, отчего физиономия затекла и распухла. Пока этого безобразия в сером рассвете не видит никто, принял меры к восстановлению положения вверх головой, потом подтянулся на самостраховке и раскачиваясь поймал зацепку, достиг прежнего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Все замерли, как куры на насесте. После двадцати часов непрерывной работы хочется пить. Кусочки льда, отколотые со скал, только сушат глотку и усиливают жажду. О еде речи не идёт. У каждого есть маленький пакетик с восточными сладостями, которые следует растянуть на все восхождение. Мы с Аркадием свои запасы уже приговорили. Остальные, похоже, тоже. Руководит нынче Толя, за ним числится много сложных восхождений, он знает, что нужно.
— Саша! Ты живой?
— Живой, Толя, живой, — по голосу понятно, что Саша в норме, ничего ему не надо, и разговаривать сегодня он больше не хочет.
— Аркадий! Что Марат затих? Скучает?
— Нет. Блюёт.
— А что так?
— Температура. Заболел.
— Будем спускаться?
— Нет. Если первым не пойдёт, — до вершины дотянет.
— Алексей!
— Что?
— Насчёт гамака всех предупреждали.
— На хрен он нужен.
— Понял. Курить будешь?
Замечательно. Я, по случаю необычного восхождения, не взял сигарет. А зря.
— Буду, передай через Аркадия. Мастер — он и есть мастер. Старый конь борозды не портит.
— Но и глубоко не пашет, — значительно отвечает мастер. — Аркадий, на, попробуй передать сигарету. Не урони. Марат! Что молчишь, давай работай, разводи примус. Аркадий, набей льда.
Внизу послышался металлический звук ударившегося о скалу предмета.
Толя:
— Что это было?
Марат:
— Примус.
— Крышка осталась?
— Да. Выбросить?
— Не вздумай. Бензин не уронил?
— Нет.
Если на еде и гамаке можно сэкономить в весе, то примус берётся на гору всегда. Глоток горячей воды — это важно. Толя распорядился собрать из карманов бумажки, обломки спичек, чего оказалось достаточно, чтобы, залив бензином и запалив, растопить в кружке лёд. Странно: можно протянуть в темноте руку и в пустоте нащупать переданную тебе кружку с водой, которую заглатываешь жадно, не обращая внимания, что она с камнями, и в то же время неудобство и напряжение твоего положения никто изменить не может. Опять все замолкли. Теперь не спи. Заснёшь — слетишь с какой-никакой, а все-таки полочки, будешь болтаться в пустоте; забраться обратно в темноте будет трудно. Опять же замёрзнуть можно, температура-то минусовая. Так что — переминаться с ноги на ногу, поставить стопу поперёк, перенося нагрузку с передних зубьев кошек на боковые,постучать ботинком о скалу, опустить одну руку с холодной скальной зацепки, отогреть, вернуть на место, опустить другую. Толя сделал сюрприз: передал не одну, а четыре сигареты. Курю. На стене тишина. На горизонте огни города Фрунзе, поэтому нет обычного в горах ощущения затерянности во Вселенной. Холодно. Очень.
— Алексей! Не спишь? — это Толя.
— Издеваешься?
— Не обморозился?
— Не дождёшься.
— Коньяк будешь?
— А у тебя есть? — с моей стороны вопрос полон мужественной иронии.
— Есть, — отвечает Толя.
Что ему сказать. Как говорил известный персонаж, грешно смеяться над больными. Поэтому я и не буду смеяться.
— Марат! Аркадий! Вы коньяк будете? Нет? Тогда передайте Лехе.
Не шутит, старый конь. У меня в руке бутылка. Мы тут на жратве экономим, а он пол-литра затащил. Говорят, настоящие мужчины утоляют жажду водкой. Не знаю, насколько справедливо данное утверждение, но что полбутылки коньяку в данном случае жажду утолили вполне — это правда. Так же поступил Толя, после чего с торжественным напутствием отправил пустую посуду в бездну, и мы довольно слаженно запели во всю глотку:
«Из полей — уносится печаль,
Из души — уходит прочь тревога!
Впереди у жизни только даль,
Полная надежд людских дорога!»
Партнёры по восхождению хранили молчание, а мы куролесили ещё несколько часов, сравнивая степень свободы жителей города Фрунзе и нашу.
Проснулся я от тяжести в голове. Что-то было неправильно. Сначала я решил, что сон не закончился, по-тому что гор вверх ногами не бывает, потом понял: вишу в воздухе на самостраховочной верёвке, но, по результатам романтического подхода к альпинизму, система обвязки растянулась, будучи самодельной, и я оказался вниз головой, отчего физиономия затекла и распухла. Пока этого безобразия в сером рассвете не видит никто, принял меры к восстановлению положения вверх головой, потом подтянулся на самостраховке и раскачиваясь поймал зацепку, достиг прежнего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76