И тогда очень трудно оставаться дома и смотреть, как они проходят мимо.
Нам с Леной очень нравилось, что впереди батальонов, во взводах связи, шли связные собаки со своими проводниками. Приятно было смотреть на них и знать, что это очень умные собаки. Они шли каждая с левой стороны своего вожатого, некоторые смешно поторапливались и высовывались вперед головой, нарушая линию строя. Тогда проводники легонько осаживали их, натягивая поводок. Иногда какой-нибудь молодой пес деловито совал нос в подсумок вожатого: там хранились вкусные кусочки для поощрения и оттуда славно пахло красноармейским хлебом.
Среди собак у нас были любимцы. Лене особенно нравился Хабитус, внушительный светло-серый пес, чистокровная немецкая овчарка. У него были замечательные человечески внимательные глаза, и он ласково извивался всем своим большим, длинным телом, если подойти и погладить его. Нам казалось, что он особенно любил меня и Лену. На самом же деле Хабитус был равно ласков ко всем.
Раз пришли к Лене школьные товарищи и увидели на аллее санинструктора Рязанова с Хабитусом. Один мальчик погладил Хабитуса, а потом и говорит:
– Это у вас совсем негодная связная собака. Что это за пес? Ко всем ласкается! Ни своих, ни чужих не разбирает. Вот я воспитаю, так это будет настоящая собака для армии.
Тут к ребятам подошел старший собаковод товарищ Савельев и объяснил им, что Хабитус – незаменимый друг красноармейца и командира: он – санитар и должен на поле боя всем равно оказывать помощь.
– А работает он так чисто, – сказал Савельев, – что просто загляденье смотреть на его поиск.
Хабитус шел на ученья всегда очень весело, помахивая пушистым хвостом и чуть-чуть приподнимая темную верхнюю губу над белыми зубами. Казалось, Хабитус улыбается. Санитарные сумки с красным крестом висели у него по бокам, и, честное слово, милый этот пес вызывал неожиданное замирание в груди, тепло и благодарно сжималось сердце: жене командира хорошо знать, что на поле боя, в самое страшное время, у ее мужа и его товарищей – командиров и красноармейцев – будет такой внимательный, верный друг.
Однажды вечером мы с Леной возвращались домой на лыжах и остановились посмотреть, как проводник Хабитуса, санинструктор Рязанов, тренировал его в березовой рощице у дороги. Рязанов посылал его искать своего помощника, и Хабитус хлопотливо носился туда и обратно вдоль своего прежнего пути, отступая от него на несколько метров и так обыскивая местность. Нос он не опускал по следу, как охотничья собака, а приподнимал голову и посматривал.
Очень скоро Хабитус нашел спрятавшегося в канаве красноармейца, схватил в зубы болтавшийся на ошейнике бринзель – небольшую палочку, привязанную на ремешке, – и побежал «доложить». Он смешно засеменил вокруг Рязанова, обежал сзади и сел у его левой ноги, веселый и возбужденный. Рязанов понял, что Хабитус нашел человека: собака так приучена, что, увидев раненого, хватает зубами бринзель, привязанный к ее ошейнику, и несет вожатому. Рязанов сказал «харра-шо!», отобрал у Хабитуса бринзель и дал ему что-то из согнутой ладони. В это время Лена крикнула:
– Хабитус!
Хабитус повернул голову и снизу вверх посмотрел на вожатого. Тот сделал едва заметное движение глазами, и пес бросился к нам стремглав, как всегда извиваясь спиной, подставляя бока и спину под маленькие Ленины руки.
– Избалуем мы вашего Хабитуса, товарищ Рязанов, – сказала я. – Пусти его, Лена.
– А вот посмотрите, – усмехнулся Рязанов и позвал: – Хабитус, ко мне!
Хабитус мгновенно отскочил от нас и сел с левой стороны около Рязанова, с готовностью ожидая его приказа.
– Ну-ка, теперь позовите Хабитуса, – сказал Рязанов.
Лена позвала. Хабитус шевельнул хвостом, но не обернулся. Лена подъехала на лыжах и, по-приятельски обхватив большую собачью голову, потянула ее к себе, повторяя: «Хабитус, пойдем!» и даже тоненько посвистела. Но не то замечательно, что Хабитус не тронулся с места – внешнему повиновению можно выучить, – а то поразило меня, что пес имел, видимо, и сам большой интерес к своей работе: он весь собрался, острее насторожил уши и, приготовив себя к выполнению приказания, упорно уклонялся от бурного натиска Лены.
– Вот, – сказал Рязанов, очень довольный собакой. – Хабитус, конечно, знает, что ему будет от меня поощрение за работу, но только он и сам предан делу! Хабитус! Ищи!
И Хабитус снова деловито побежал по аллее.
На самом ученье наблюдать за Хабитусом было еще интереснее.
Однажды на осенних маневрах я работала в дивизионной газете «Сталинец». Вечером мы выпускали боевой листок в роте связи нашего полка. Теплый и тихий был вечер. Река наша – Суйфун – словно и не текла под берегом, а просто стеклянела, отражая прибрежные зеленые кусты и светлое небо. На том берегу красноармейцы-саперы вытаскивали большие надувные лодки. Тот берег был отлогий, песчаный, а наш высокий; в него вдавалась долина давно пересохшего ручья, густо заросшего травой и кустарником. В долине этой располагался резерв связи, а у левого крутого каменного склона, как сфинксы, лежали собаки, вытянув передние лапы, подняв головы и водя глазами за своими вожатыми: подходило время их кормить. Невдалеке от меня радист с полевой радиостанции передавал сообщение, по два раза повторяя одно и то же слово.
В это время подъехал Андрей. Он спрыгнул с лошади; навстречу ему подошел командир роты связи. Они поговорили. Потом Андрей подошел к собакам и опустил руку на голову Хабитуса. Тот обрадовался и заюлил сверх всякой меры. Андрей присел на корточки.
– Пес Хабитус, – приговаривал он, – ах, какой славный пес Хабитус! Отбил небось лапы?
Рязанов подошел и поздоровался.
– Ну, как у вас Хабитус работает?
– Хорошо работает, товарищ начальник.
– Надо бы его как-нибудь посмотреть на работе.
– Да хоть сейчас, товарищ начальник! Хотите на себе испытать?
– Хочу.
– Ну так идите в ложбинку и притаитесь. Только дайте я Хабитусу морду отверну. Пущу через десять минут.
Рязанов повернул Хабитуса к себе и, обхватив обеими ладонями его морду, легонько взъерошил ему шерсть на загривке и за ушами, чтобы отвлечь его внимание. Андрей тем временем быстро пробежал по тропочке к ложбине, потом бросился скачками по густой траве, пересекая долину наискось и уходя все дальше от берега. Минуты две мы видели сначала его гимнастерку и широкие плечи, потом только фуражку, потом шевеление кустов и трав, а там и кусты и трава затихли и остановились неподвижно.
Подождав еще минут пять, Рязанов пустил Хабитуса по всем правилам: надел на него санитарную сумку, прикрепил к ошейнику привязанный на ремешке бринзель, показал вытянутой рукой направление на долину и сказал:
– Ищи!
Хабитус мягко понесся сначала вдоль левого края долины, как бы заглядывая под яр, приостанавливаясь там, где были выемки от осыпавшейся земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Нам с Леной очень нравилось, что впереди батальонов, во взводах связи, шли связные собаки со своими проводниками. Приятно было смотреть на них и знать, что это очень умные собаки. Они шли каждая с левой стороны своего вожатого, некоторые смешно поторапливались и высовывались вперед головой, нарушая линию строя. Тогда проводники легонько осаживали их, натягивая поводок. Иногда какой-нибудь молодой пес деловито совал нос в подсумок вожатого: там хранились вкусные кусочки для поощрения и оттуда славно пахло красноармейским хлебом.
Среди собак у нас были любимцы. Лене особенно нравился Хабитус, внушительный светло-серый пес, чистокровная немецкая овчарка. У него были замечательные человечески внимательные глаза, и он ласково извивался всем своим большим, длинным телом, если подойти и погладить его. Нам казалось, что он особенно любил меня и Лену. На самом же деле Хабитус был равно ласков ко всем.
Раз пришли к Лене школьные товарищи и увидели на аллее санинструктора Рязанова с Хабитусом. Один мальчик погладил Хабитуса, а потом и говорит:
– Это у вас совсем негодная связная собака. Что это за пес? Ко всем ласкается! Ни своих, ни чужих не разбирает. Вот я воспитаю, так это будет настоящая собака для армии.
Тут к ребятам подошел старший собаковод товарищ Савельев и объяснил им, что Хабитус – незаменимый друг красноармейца и командира: он – санитар и должен на поле боя всем равно оказывать помощь.
– А работает он так чисто, – сказал Савельев, – что просто загляденье смотреть на его поиск.
Хабитус шел на ученья всегда очень весело, помахивая пушистым хвостом и чуть-чуть приподнимая темную верхнюю губу над белыми зубами. Казалось, Хабитус улыбается. Санитарные сумки с красным крестом висели у него по бокам, и, честное слово, милый этот пес вызывал неожиданное замирание в груди, тепло и благодарно сжималось сердце: жене командира хорошо знать, что на поле боя, в самое страшное время, у ее мужа и его товарищей – командиров и красноармейцев – будет такой внимательный, верный друг.
Однажды вечером мы с Леной возвращались домой на лыжах и остановились посмотреть, как проводник Хабитуса, санинструктор Рязанов, тренировал его в березовой рощице у дороги. Рязанов посылал его искать своего помощника, и Хабитус хлопотливо носился туда и обратно вдоль своего прежнего пути, отступая от него на несколько метров и так обыскивая местность. Нос он не опускал по следу, как охотничья собака, а приподнимал голову и посматривал.
Очень скоро Хабитус нашел спрятавшегося в канаве красноармейца, схватил в зубы болтавшийся на ошейнике бринзель – небольшую палочку, привязанную на ремешке, – и побежал «доложить». Он смешно засеменил вокруг Рязанова, обежал сзади и сел у его левой ноги, веселый и возбужденный. Рязанов понял, что Хабитус нашел человека: собака так приучена, что, увидев раненого, хватает зубами бринзель, привязанный к ее ошейнику, и несет вожатому. Рязанов сказал «харра-шо!», отобрал у Хабитуса бринзель и дал ему что-то из согнутой ладони. В это время Лена крикнула:
– Хабитус!
Хабитус повернул голову и снизу вверх посмотрел на вожатого. Тот сделал едва заметное движение глазами, и пес бросился к нам стремглав, как всегда извиваясь спиной, подставляя бока и спину под маленькие Ленины руки.
– Избалуем мы вашего Хабитуса, товарищ Рязанов, – сказала я. – Пусти его, Лена.
– А вот посмотрите, – усмехнулся Рязанов и позвал: – Хабитус, ко мне!
Хабитус мгновенно отскочил от нас и сел с левой стороны около Рязанова, с готовностью ожидая его приказа.
– Ну-ка, теперь позовите Хабитуса, – сказал Рязанов.
Лена позвала. Хабитус шевельнул хвостом, но не обернулся. Лена подъехала на лыжах и, по-приятельски обхватив большую собачью голову, потянула ее к себе, повторяя: «Хабитус, пойдем!» и даже тоненько посвистела. Но не то замечательно, что Хабитус не тронулся с места – внешнему повиновению можно выучить, – а то поразило меня, что пес имел, видимо, и сам большой интерес к своей работе: он весь собрался, острее насторожил уши и, приготовив себя к выполнению приказания, упорно уклонялся от бурного натиска Лены.
– Вот, – сказал Рязанов, очень довольный собакой. – Хабитус, конечно, знает, что ему будет от меня поощрение за работу, но только он и сам предан делу! Хабитус! Ищи!
И Хабитус снова деловито побежал по аллее.
На самом ученье наблюдать за Хабитусом было еще интереснее.
Однажды на осенних маневрах я работала в дивизионной газете «Сталинец». Вечером мы выпускали боевой листок в роте связи нашего полка. Теплый и тихий был вечер. Река наша – Суйфун – словно и не текла под берегом, а просто стеклянела, отражая прибрежные зеленые кусты и светлое небо. На том берегу красноармейцы-саперы вытаскивали большие надувные лодки. Тот берег был отлогий, песчаный, а наш высокий; в него вдавалась долина давно пересохшего ручья, густо заросшего травой и кустарником. В долине этой располагался резерв связи, а у левого крутого каменного склона, как сфинксы, лежали собаки, вытянув передние лапы, подняв головы и водя глазами за своими вожатыми: подходило время их кормить. Невдалеке от меня радист с полевой радиостанции передавал сообщение, по два раза повторяя одно и то же слово.
В это время подъехал Андрей. Он спрыгнул с лошади; навстречу ему подошел командир роты связи. Они поговорили. Потом Андрей подошел к собакам и опустил руку на голову Хабитуса. Тот обрадовался и заюлил сверх всякой меры. Андрей присел на корточки.
– Пес Хабитус, – приговаривал он, – ах, какой славный пес Хабитус! Отбил небось лапы?
Рязанов подошел и поздоровался.
– Ну, как у вас Хабитус работает?
– Хорошо работает, товарищ начальник.
– Надо бы его как-нибудь посмотреть на работе.
– Да хоть сейчас, товарищ начальник! Хотите на себе испытать?
– Хочу.
– Ну так идите в ложбинку и притаитесь. Только дайте я Хабитусу морду отверну. Пущу через десять минут.
Рязанов повернул Хабитуса к себе и, обхватив обеими ладонями его морду, легонько взъерошил ему шерсть на загривке и за ушами, чтобы отвлечь его внимание. Андрей тем временем быстро пробежал по тропочке к ложбине, потом бросился скачками по густой траве, пересекая долину наискось и уходя все дальше от берега. Минуты две мы видели сначала его гимнастерку и широкие плечи, потом только фуражку, потом шевеление кустов и трав, а там и кусты и трава затихли и остановились неподвижно.
Подождав еще минут пять, Рязанов пустил Хабитуса по всем правилам: надел на него санитарную сумку, прикрепил к ошейнику привязанный на ремешке бринзель, показал вытянутой рукой направление на долину и сказал:
– Ищи!
Хабитус мягко понесся сначала вдоль левого края долины, как бы заглядывая под яр, приостанавливаясь там, где были выемки от осыпавшейся земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28