Он приблизился к отверстию в стене и нырнул внутрь.
— За мной, полковник. Не мешкайте.
— Что это? — с сомнением спросил Смит, пробираясь следом.
— Укрытие.
Они оказались в другой комнате, обставленной креслами, кроватями, маленькими столиками и торшерами. Кроме них, здесь никого не было.
— Мы находимся во Французской концессии, но где именно? — задумчиво произнес Смит. Его сердце гулко билось после долгого марафона, он истекал потом.
От напряженных усилий лицо Махмута не только блестело испариной, но и побагровело.
— В «лунтанях», — ответил он, смахивая пот со лба.
— Что это такое?
— Кирпичные европейские дома, которые строились в конце девятнадцатого века. Дома стоят близко друг к другу, а стены, окружающие каждое такое скопление, сооружены на китайский манер. «Лунтани» возводились по старинному придворному китайскому образцу — много зданий внутри одной стены. Здания соединены между собой дорожками.
— Точнее, переулками.
— Вы заметили? Верно, в данном случае это именно так. Европейцы сообразили, что, вытесняя китайцев из концессий, они несут убытки. Поэтому они построили «лунтани» и сдавали их внаем китайцам, как правило, самым богатым. Все коренные шанхайцы когда-то жили в таких домах, и около сорока процентов живут до сих пор. Во Французской концессии эти кварталы — самые населенные. Порой один двор занимает целая семья либо группа выходцев из одной деревни.
Смит услышал звук. Он обернулся в тот самый миг, когда кто-то закрыл отверстие, через которое они попали в комнату, вставив в него точно совпадающий по форме кирпичный блок.
— Теперь с другой стороны отверстие практически незаметно, — объяснил Махмут.
Смит был искренне изумлен:
— Что это за место, черт побери?
— Явочный дом. Хотите есть?
— Готов проглотить императорский дворец.
— А я с унынием вспоминаю крабов, которых мы бросили в отеле. — Махмут открыл дверь, и они вошли в следующую комнату с длинным столом, печью и холодильником. Махмут начат открывать холодильник, но его рука замерла на полпути.
Смит тоже уловил этот звук.
За стеной послышались тяжелые шаги и голоса спорящих мужчин. Судя по звуку, это были сотрудники Комитета, и казалось, что они находятся в соседней комнате.
Махмут пожал плечами.
— Они не заметят дыру в стене. Привыкайте к ощущению безопасности, полковник. Эти люди не просто за стеной — они в другом «лунтане». Пройдя сквозь стену, мы оказались в соседнем, и...
Он вновь замер, потом рывком повернул голову. Смит уже осматривался вокруг. Вновь послышались голоса, отдающие приказы, но они звучали не за стеной комнаты с кроватями, а снаружи здания.
— Что за... — начал Смит.
Раздался громкий стук в дверь менее чем в десяти метрах от них.
Махмут беззвучно усмехнулся и открыл холодильник:
— Садитесь за стол, полковник. Они нас не найдут.
Смит с сомнением прислушивался к голосам и топоту по деревянному полу. Они еще приблизились и, казалось, звучали в соседнем помещении.
Однако Махмут уже потерял к ним интерес.
— Добраться до нас можно только через дыру в стене. Ее никто не заметит. — Он уже сообразил, где находятся преследователи, и окончательно успокоился. Вынув тарелки с едой, он поставил их в две маленькие микроволновые печи и включил нагрев. Когда ужин был готов, он достал две бутылки эля, сел к столу и указал на второе кресло. — Доверьтесь мне, полковник.
Голоса и шаги все еще звучали, но в комнате никто не появлялся, а Смит был голоден. Он сел напротив Махмута; тот откупорил бутылки темного эля из Ньюкасла и разлил его по обычным пинтовым бокалам из английского паба, с выгравированными коронами и прочими символами.
— Выпьем за наше здоровье и благополучное бегство! — Махмут поднял свой бокал и склонил голову, как бы забавляясь тревогой Смита.
Смит пожал плечами. После долгого бега у него пересохло в горле.
— Какого черта. Выпьем. — Он сделал большой глоток.
Глава 11
Махмут отставил бокал и вытер пену с усов.
— Вам следовало бы больше доверять нам, полковник. Этот дом столь же безопасен, как любая явочная квартира вашего ЦРУ.
— Кому «нам» и почему у вас два имени? Китайское и еще какое-то другое?
— Потому что китайцы утверждают, будто бы земля моего народа принадлежит Китаю, следовательно, я тоже китаец-хань и должен носить соответствующее имя. Мы — уйгуры. Я — уйгур из Синьцзяна. Честно говоря, я лишь наполовину уйгур, но об этом знают только мои родители. Мое настоящее имя — Асгар Махмут. В метро вас назвали полковником Смитом, и в вас угадывается военная выучка. Нет ли у вас второго имени?
— Джон. Джон Смит. Я доктор медицины, ученый, но по совместительству также и армейский офицер. Кто такие уйгуры?
Махмут пригубил эль и лукаво улыбнулся:
— Ох уж эти американцы. Вы так плохо знаете окружающий мир и историю, причем, к сожалению, даже свою собственную. Обаятельные, энергичные и невежественные — таковы все янки. Позвольте просветить вас.
Теперь настала очередь Смита улыбаться. Он сделал глоток из бокала.
— Я весь обратился в слух, как говорим мы, янки.
— Очень любезно с вашей стороны. — В голосе Махмута зазвучала горделивая нотка. — Уйгуры — древний тюркский народ. Мы жили в пустынях, горах и степях Средней Азии задолго до пришествия вашего Христа. Задолго до того, как китайцы отважились покинуть долины восточных рек. Мы — дальние родственники монголов и братья узбеков, киргизов и казахов. Когда-то у нас были огромные владения — империи, о которых вы, американцы, мечтаете сейчас. — Он взмахнул рукой, словно занося над головой воображаемый меч. — Мы сражались бок о бок с великим Чингисханом и легендарным Тимуром. Мы правили в Кашгаре и владели сказочным Шелковым путем, о котором с восхищением говорил Марко Поло во время своего визита к внуку Чингисхана, тому самому, который впоследствии разгромил напыщенных китайцев и прибрал к рукам их страну. — Махмут допил эль и продолжал помрачневшим голосом: — Теперь мы стали рабами, только наше положение еще хуже. Китайцы заставляют нас брать их имена, говорить на их языке, подражать их манерам. Они закрывают наши школы и обучают нас только на своем языке. Миллионы китайцев наводняют наши города, губят наш образ жизни. Чтобы сохранить себя как народ, мы вынуждены покидать свои деревни, уходить в пустыни и жить в горах, как казахи. Китайцы не разрешают нам молиться Аллаху, разрушают наши древние мечети. Они искореняют наши обычаи, речь, литературу. Мой отец был китайцем-хань. Он обольстил мою мать своими деньгами, образованностью, общественным положением. Но когда она отказалась отречься от ислама, воспитывать меня и моих сестер как китайцев, покинуть Кашгар и переселиться в зловонную долину Янцзы или болота Гуанчжоу, отец бросил нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— За мной, полковник. Не мешкайте.
— Что это? — с сомнением спросил Смит, пробираясь следом.
— Укрытие.
Они оказались в другой комнате, обставленной креслами, кроватями, маленькими столиками и торшерами. Кроме них, здесь никого не было.
— Мы находимся во Французской концессии, но где именно? — задумчиво произнес Смит. Его сердце гулко билось после долгого марафона, он истекал потом.
От напряженных усилий лицо Махмута не только блестело испариной, но и побагровело.
— В «лунтанях», — ответил он, смахивая пот со лба.
— Что это такое?
— Кирпичные европейские дома, которые строились в конце девятнадцатого века. Дома стоят близко друг к другу, а стены, окружающие каждое такое скопление, сооружены на китайский манер. «Лунтани» возводились по старинному придворному китайскому образцу — много зданий внутри одной стены. Здания соединены между собой дорожками.
— Точнее, переулками.
— Вы заметили? Верно, в данном случае это именно так. Европейцы сообразили, что, вытесняя китайцев из концессий, они несут убытки. Поэтому они построили «лунтани» и сдавали их внаем китайцам, как правило, самым богатым. Все коренные шанхайцы когда-то жили в таких домах, и около сорока процентов живут до сих пор. Во Французской концессии эти кварталы — самые населенные. Порой один двор занимает целая семья либо группа выходцев из одной деревни.
Смит услышал звук. Он обернулся в тот самый миг, когда кто-то закрыл отверстие, через которое они попали в комнату, вставив в него точно совпадающий по форме кирпичный блок.
— Теперь с другой стороны отверстие практически незаметно, — объяснил Махмут.
Смит был искренне изумлен:
— Что это за место, черт побери?
— Явочный дом. Хотите есть?
— Готов проглотить императорский дворец.
— А я с унынием вспоминаю крабов, которых мы бросили в отеле. — Махмут открыл дверь, и они вошли в следующую комнату с длинным столом, печью и холодильником. Махмут начат открывать холодильник, но его рука замерла на полпути.
Смит тоже уловил этот звук.
За стеной послышались тяжелые шаги и голоса спорящих мужчин. Судя по звуку, это были сотрудники Комитета, и казалось, что они находятся в соседней комнате.
Махмут пожал плечами.
— Они не заметят дыру в стене. Привыкайте к ощущению безопасности, полковник. Эти люди не просто за стеной — они в другом «лунтане». Пройдя сквозь стену, мы оказались в соседнем, и...
Он вновь замер, потом рывком повернул голову. Смит уже осматривался вокруг. Вновь послышались голоса, отдающие приказы, но они звучали не за стеной комнаты с кроватями, а снаружи здания.
— Что за... — начал Смит.
Раздался громкий стук в дверь менее чем в десяти метрах от них.
Махмут беззвучно усмехнулся и открыл холодильник:
— Садитесь за стол, полковник. Они нас не найдут.
Смит с сомнением прислушивался к голосам и топоту по деревянному полу. Они еще приблизились и, казалось, звучали в соседнем помещении.
Однако Махмут уже потерял к ним интерес.
— Добраться до нас можно только через дыру в стене. Ее никто не заметит. — Он уже сообразил, где находятся преследователи, и окончательно успокоился. Вынув тарелки с едой, он поставил их в две маленькие микроволновые печи и включил нагрев. Когда ужин был готов, он достал две бутылки эля, сел к столу и указал на второе кресло. — Доверьтесь мне, полковник.
Голоса и шаги все еще звучали, но в комнате никто не появлялся, а Смит был голоден. Он сел напротив Махмута; тот откупорил бутылки темного эля из Ньюкасла и разлил его по обычным пинтовым бокалам из английского паба, с выгравированными коронами и прочими символами.
— Выпьем за наше здоровье и благополучное бегство! — Махмут поднял свой бокал и склонил голову, как бы забавляясь тревогой Смита.
Смит пожал плечами. После долгого бега у него пересохло в горле.
— Какого черта. Выпьем. — Он сделал большой глоток.
Глава 11
Махмут отставил бокал и вытер пену с усов.
— Вам следовало бы больше доверять нам, полковник. Этот дом столь же безопасен, как любая явочная квартира вашего ЦРУ.
— Кому «нам» и почему у вас два имени? Китайское и еще какое-то другое?
— Потому что китайцы утверждают, будто бы земля моего народа принадлежит Китаю, следовательно, я тоже китаец-хань и должен носить соответствующее имя. Мы — уйгуры. Я — уйгур из Синьцзяна. Честно говоря, я лишь наполовину уйгур, но об этом знают только мои родители. Мое настоящее имя — Асгар Махмут. В метро вас назвали полковником Смитом, и в вас угадывается военная выучка. Нет ли у вас второго имени?
— Джон. Джон Смит. Я доктор медицины, ученый, но по совместительству также и армейский офицер. Кто такие уйгуры?
Махмут пригубил эль и лукаво улыбнулся:
— Ох уж эти американцы. Вы так плохо знаете окружающий мир и историю, причем, к сожалению, даже свою собственную. Обаятельные, энергичные и невежественные — таковы все янки. Позвольте просветить вас.
Теперь настала очередь Смита улыбаться. Он сделал глоток из бокала.
— Я весь обратился в слух, как говорим мы, янки.
— Очень любезно с вашей стороны. — В голосе Махмута зазвучала горделивая нотка. — Уйгуры — древний тюркский народ. Мы жили в пустынях, горах и степях Средней Азии задолго до пришествия вашего Христа. Задолго до того, как китайцы отважились покинуть долины восточных рек. Мы — дальние родственники монголов и братья узбеков, киргизов и казахов. Когда-то у нас были огромные владения — империи, о которых вы, американцы, мечтаете сейчас. — Он взмахнул рукой, словно занося над головой воображаемый меч. — Мы сражались бок о бок с великим Чингисханом и легендарным Тимуром. Мы правили в Кашгаре и владели сказочным Шелковым путем, о котором с восхищением говорил Марко Поло во время своего визита к внуку Чингисхана, тому самому, который впоследствии разгромил напыщенных китайцев и прибрал к рукам их страну. — Махмут допил эль и продолжал помрачневшим голосом: — Теперь мы стали рабами, только наше положение еще хуже. Китайцы заставляют нас брать их имена, говорить на их языке, подражать их манерам. Они закрывают наши школы и обучают нас только на своем языке. Миллионы китайцев наводняют наши города, губят наш образ жизни. Чтобы сохранить себя как народ, мы вынуждены покидать свои деревни, уходить в пустыни и жить в горах, как казахи. Китайцы не разрешают нам молиться Аллаху, разрушают наши древние мечети. Они искореняют наши обычаи, речь, литературу. Мой отец был китайцем-хань. Он обольстил мою мать своими деньгами, образованностью, общественным положением. Но когда она отказалась отречься от ислама, воспитывать меня и моих сестер как китайцев, покинуть Кашгар и переселиться в зловонную долину Янцзы или болота Гуанчжоу, отец бросил нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131