«Японцы живут в коробках».
Я было запротестовал, стремясь защитить честь моих дорогих соотечественников, — действительно, что же это получится, если каждый иностранец будет делать подобные ошибочные выводы?! Но почему-то раздумал. Ничего, проснусь, и все исчезнет.
— Пошли, — сказал он, пряча шкатулку. — Шагай, маршируй!
Но мне не хотелось следовать за ним. Никому бы не захотелось.
— Послушайте, Гоэмон-сан, — сказал я, — вы бы не желали остановиться в отеле? Я могу подыскать лам дешевый и уютный номер.
— Не желал бы… — поднимаясь по лестнице, Гоэмон посмотрел вверх. — А у вас в комнате кто-то есть.
— Что вы, отсюда не видно, я же на третьем этаже живу, — пробормотал я. — Да и ключ у меня в кармане…
Но когда мы подходили к моей квартире, я испугался. Дверь была приоткрыта, изнутри доносились какие-то звуки.
Что это?.. Сердце сильно забилось.
Единственный человек, у которого есть ключ…
Из глубины комнаты стремительно выскочила Кисако и повисла у меня на шее.
— Милый, прости меня! Я такого тебе наговорила! Специально пришла, чтобы извиниться… Я во всем виновата, я!.. Под вечер так тошно стало, места себе не нахожу… Вот и пришла… просить прощения… Пришла, а тебя нет. Решила подождать. А пока ждала, прибрала квартиру и наготовила кучу вкусных вещей.
Кисако спрятала лицо у меня на груди, должно быть, чуточку смутилась. Ее прямые коротко остриженные волосы щекотали мне щеки, сладкий запах духов «Воль де нюи» кружил голову.
Обычно в подобных случаях я мгновенно начинаю сиять. Все три года мы только и делаем, что ссоримся да миримся. Наверно, потому и не женимся, что боимся расстаться с подобным удовольствием. Но сейчас я не почувствовал никакой радости.
— Ну, мир, да? — Кисако подняла лицо. — В знак примирения…
Прикрыв глаза, она приблизила губы к моим губам.
— Вы что это, кусаться собираетесь? — раздался бесцеремонный скрипучий голос Гоэмона.
Кисако вздрогнула, отпрянула от меня и, вспыхнув, уставилась на незнакомца.
— Прости, я не знала… — она прижала ладони к пылающим щекам. — Оказывается, с тобой гость… Вы вместе пришли?
— Кисако! — шепнул я в полном отчаянии, взяв ее руки в свои. — Я не хотел, чтобы ты пришла слишком рано… Ох, только не это!.. Я хотел проснуться до того, как ты придешь…
— Что ты болтаешь?! — она нахмурилась, потом, глядя за мою спину, сказала медовым голосом: — Ради бога, простите, я вас не заметила. Прошу вас, проходите, пожалуйста!
Непостижимые существа женщины! Им ничего не стоит преобразиться. Вот и Кисако тоже. Когда мы поцапаемся, она пулей вылетает в переднюю и пинком ноги распахивает дверь. Но если в этот момент появляются гости, Кисако чинно приседает и, касаясь тремя пальцами пола, низко кланяется. Прекрасные манеры! Картина в стиле Огасавары.
— Добро пожа…
Ага, она лишилась дара речи! И все же с готовыми выскочить из орбит глазами, с широко разинутым ртом, в котором застрял конец слова, Кисако склонилась в глубоком поклоне.
А скотина Гоэмон и ухом не повел. Перепрыгнув через Кисако, он ринулся в комнату.
Кисако не шевелилась — так и застыла со склоненной головой. Что с ней? Поклон очень уж затянулся. Я коснулся ее плеча и почувствовал, как она дрожит.
— С-с-с… со-о-о… — забормотала Кисако.
— Что?.. Что с тобой? — заорал я, приходя в ужас.
— Со-соли… скорее…
Я бросился в кухню и принес щепотку соли. Она положила ее в рот, пососала, скривилась в гримасе и наконец подняла голову. Из глаз текли слезы, но Кисако уже хохотала как сумасшедшая.
— Тьфу, как горько!.. А это кто? Твой дядя из деревни?
— Да нет, — сказал я, теряя последние силы, — нет… Он… это… понимаешь, сон…
— Сон?
— Ага. Перебрал дешевого виски, вот мне и снится это чудовище… Мне стыдно, что я показываю тебе такой гнусный сон…
— Что ты говоришь? Очнись! — она испуганно взглянула на меня. — Ты пьяный, да?
— Нет, совсем не пьяный… — я говорил медленно, пережевывая каждое слово. — Но, понимаешь, все это сон. Я сплю, и мне снится… Оборотень в обличье «человека-рекламы» — сон… И ты — сон… И сам я — тоже сон…
Кисако капризно надула губы.
— Как тебе не стыдно! Вовсе я не сон и не снюсь тебе! Я же не сплю…
— Что ты там сюсюкаешь — шу-шу-шу? — раздался голос Гоэмона. Он стоял на пороге. Невежа, войдя в дом, не снял ни шляпы, ни обуви. — Что это у тебя? — Он ткнул пальцем в Кисако. — Зверушку держишь? Для забавы? Ну, иди сюда, ишь ты, какое милое, ласковое животное!..
Брови Кисако стремительно взлетели вверх.
— Нет, нет, это… она… — Я захлебнулся словами. — Разрешите представить, моя… э-э-э… невеста Кисако.
— А-а, киска… Это которые мышей ловят, — он понимающе кивнул.
— Да вы что?! Не кошка, а женщина! Кисако ее имя. Мы собираемся пожениться.
— А-а-а, твоя самка, значит!
Я видел, как у Кисако дрогнули губы. У меня снова все завертелось в голове. Хоть бы проснуться! Хоть бы поскорее проснуться! Хоть бы будильник зазвенел!..
— А зачем ты давеча с этой самкой кусался?
Перед глазами у меня поплыли огненные круги.
— Это… это… Ну, как вам объяснить… Это — поцелуй! Так мы выражаем любовь…
Гоэмон тут же извлек знакомый мне рулон туалетной бумаги и размашисто написал: «Самцы и самки в знак любви кусаются».
Кисако, сверкнув глазами, застонала и сжала кулаки.
«Ну хватит, — подумал я, — придется прибегнуть к крайней мере».
— Кисако, дорогая! — взмолился я, хватая ее за руки. — Прошу тебя, минуту терпения! Возьми что-нибудь тяжелое и дай мне хорошенько по голове!
— Да я ему сейчас всю башку расколю! — взревела Кисако. — Как он смеет…
— Пойми, бить его совершенно бессмысленно. Он же продукт моего сна! Ну, умоляю тебя, стукни меня хорошенько!..
Откуда-то доносился тяжелый металлический грохот. Сначала я подумал — в голове стучит. Прислушался. Нет, это был стук парового молота, вбивающего в землю стальную сваю.
Ну, опять началось!
Олимпиада давным-давно кончилась, а дороги все еще ремонтируют… Впрочем, нет, грохот доносится из котлована — неподалеку прокладывают новую линию метро.
К ударам парового молота прибавился оглушительный низкий хриплый вой — сопляк с верхнего этажа крутил «Модерн джаз» на самодельной стереорадиоле. Вот сволочь, ведь каждый вечер запускает! Да еще на полную мощность. Знает, что звукоизоляция в нашем доме ни к черту…
Подумав об этом, я открыл глаза. Я лежал в углу кухни, уткнувшись головой в дверной косяк. Кисако сидела рядом и напряженно смотрела на меня.
Я лихорадочно огляделся.
Его не было!
— Спасибо, дорогая! — сказал я, поглаживая раскалывавшийся от боли затылок. — Ты меня спасла. Я наконец проснулся… Видишь, я был прав — это был сон. А теперь чудовище исчезло.
— Как бы не так! — ответила Кисако довольно сухо. — Сидит в комнате и жрет наш ужин, все, что я приготовила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Я было запротестовал, стремясь защитить честь моих дорогих соотечественников, — действительно, что же это получится, если каждый иностранец будет делать подобные ошибочные выводы?! Но почему-то раздумал. Ничего, проснусь, и все исчезнет.
— Пошли, — сказал он, пряча шкатулку. — Шагай, маршируй!
Но мне не хотелось следовать за ним. Никому бы не захотелось.
— Послушайте, Гоэмон-сан, — сказал я, — вы бы не желали остановиться в отеле? Я могу подыскать лам дешевый и уютный номер.
— Не желал бы… — поднимаясь по лестнице, Гоэмон посмотрел вверх. — А у вас в комнате кто-то есть.
— Что вы, отсюда не видно, я же на третьем этаже живу, — пробормотал я. — Да и ключ у меня в кармане…
Но когда мы подходили к моей квартире, я испугался. Дверь была приоткрыта, изнутри доносились какие-то звуки.
Что это?.. Сердце сильно забилось.
Единственный человек, у которого есть ключ…
Из глубины комнаты стремительно выскочила Кисако и повисла у меня на шее.
— Милый, прости меня! Я такого тебе наговорила! Специально пришла, чтобы извиниться… Я во всем виновата, я!.. Под вечер так тошно стало, места себе не нахожу… Вот и пришла… просить прощения… Пришла, а тебя нет. Решила подождать. А пока ждала, прибрала квартиру и наготовила кучу вкусных вещей.
Кисако спрятала лицо у меня на груди, должно быть, чуточку смутилась. Ее прямые коротко остриженные волосы щекотали мне щеки, сладкий запах духов «Воль де нюи» кружил голову.
Обычно в подобных случаях я мгновенно начинаю сиять. Все три года мы только и делаем, что ссоримся да миримся. Наверно, потому и не женимся, что боимся расстаться с подобным удовольствием. Но сейчас я не почувствовал никакой радости.
— Ну, мир, да? — Кисако подняла лицо. — В знак примирения…
Прикрыв глаза, она приблизила губы к моим губам.
— Вы что это, кусаться собираетесь? — раздался бесцеремонный скрипучий голос Гоэмона.
Кисако вздрогнула, отпрянула от меня и, вспыхнув, уставилась на незнакомца.
— Прости, я не знала… — она прижала ладони к пылающим щекам. — Оказывается, с тобой гость… Вы вместе пришли?
— Кисако! — шепнул я в полном отчаянии, взяв ее руки в свои. — Я не хотел, чтобы ты пришла слишком рано… Ох, только не это!.. Я хотел проснуться до того, как ты придешь…
— Что ты болтаешь?! — она нахмурилась, потом, глядя за мою спину, сказала медовым голосом: — Ради бога, простите, я вас не заметила. Прошу вас, проходите, пожалуйста!
Непостижимые существа женщины! Им ничего не стоит преобразиться. Вот и Кисако тоже. Когда мы поцапаемся, она пулей вылетает в переднюю и пинком ноги распахивает дверь. Но если в этот момент появляются гости, Кисако чинно приседает и, касаясь тремя пальцами пола, низко кланяется. Прекрасные манеры! Картина в стиле Огасавары.
— Добро пожа…
Ага, она лишилась дара речи! И все же с готовыми выскочить из орбит глазами, с широко разинутым ртом, в котором застрял конец слова, Кисако склонилась в глубоком поклоне.
А скотина Гоэмон и ухом не повел. Перепрыгнув через Кисако, он ринулся в комнату.
Кисако не шевелилась — так и застыла со склоненной головой. Что с ней? Поклон очень уж затянулся. Я коснулся ее плеча и почувствовал, как она дрожит.
— С-с-с… со-о-о… — забормотала Кисако.
— Что?.. Что с тобой? — заорал я, приходя в ужас.
— Со-соли… скорее…
Я бросился в кухню и принес щепотку соли. Она положила ее в рот, пососала, скривилась в гримасе и наконец подняла голову. Из глаз текли слезы, но Кисако уже хохотала как сумасшедшая.
— Тьфу, как горько!.. А это кто? Твой дядя из деревни?
— Да нет, — сказал я, теряя последние силы, — нет… Он… это… понимаешь, сон…
— Сон?
— Ага. Перебрал дешевого виски, вот мне и снится это чудовище… Мне стыдно, что я показываю тебе такой гнусный сон…
— Что ты говоришь? Очнись! — она испуганно взглянула на меня. — Ты пьяный, да?
— Нет, совсем не пьяный… — я говорил медленно, пережевывая каждое слово. — Но, понимаешь, все это сон. Я сплю, и мне снится… Оборотень в обличье «человека-рекламы» — сон… И ты — сон… И сам я — тоже сон…
Кисако капризно надула губы.
— Как тебе не стыдно! Вовсе я не сон и не снюсь тебе! Я же не сплю…
— Что ты там сюсюкаешь — шу-шу-шу? — раздался голос Гоэмона. Он стоял на пороге. Невежа, войдя в дом, не снял ни шляпы, ни обуви. — Что это у тебя? — Он ткнул пальцем в Кисако. — Зверушку держишь? Для забавы? Ну, иди сюда, ишь ты, какое милое, ласковое животное!..
Брови Кисако стремительно взлетели вверх.
— Нет, нет, это… она… — Я захлебнулся словами. — Разрешите представить, моя… э-э-э… невеста Кисако.
— А-а, киска… Это которые мышей ловят, — он понимающе кивнул.
— Да вы что?! Не кошка, а женщина! Кисако ее имя. Мы собираемся пожениться.
— А-а-а, твоя самка, значит!
Я видел, как у Кисако дрогнули губы. У меня снова все завертелось в голове. Хоть бы проснуться! Хоть бы поскорее проснуться! Хоть бы будильник зазвенел!..
— А зачем ты давеча с этой самкой кусался?
Перед глазами у меня поплыли огненные круги.
— Это… это… Ну, как вам объяснить… Это — поцелуй! Так мы выражаем любовь…
Гоэмон тут же извлек знакомый мне рулон туалетной бумаги и размашисто написал: «Самцы и самки в знак любви кусаются».
Кисако, сверкнув глазами, застонала и сжала кулаки.
«Ну хватит, — подумал я, — придется прибегнуть к крайней мере».
— Кисако, дорогая! — взмолился я, хватая ее за руки. — Прошу тебя, минуту терпения! Возьми что-нибудь тяжелое и дай мне хорошенько по голове!
— Да я ему сейчас всю башку расколю! — взревела Кисако. — Как он смеет…
— Пойми, бить его совершенно бессмысленно. Он же продукт моего сна! Ну, умоляю тебя, стукни меня хорошенько!..
Откуда-то доносился тяжелый металлический грохот. Сначала я подумал — в голове стучит. Прислушался. Нет, это был стук парового молота, вбивающего в землю стальную сваю.
Ну, опять началось!
Олимпиада давным-давно кончилась, а дороги все еще ремонтируют… Впрочем, нет, грохот доносится из котлована — неподалеку прокладывают новую линию метро.
К ударам парового молота прибавился оглушительный низкий хриплый вой — сопляк с верхнего этажа крутил «Модерн джаз» на самодельной стереорадиоле. Вот сволочь, ведь каждый вечер запускает! Да еще на полную мощность. Знает, что звукоизоляция в нашем доме ни к черту…
Подумав об этом, я открыл глаза. Я лежал в углу кухни, уткнувшись головой в дверной косяк. Кисако сидела рядом и напряженно смотрела на меня.
Я лихорадочно огляделся.
Его не было!
— Спасибо, дорогая! — сказал я, поглаживая раскалывавшийся от боли затылок. — Ты меня спасла. Я наконец проснулся… Видишь, я был прав — это был сон. А теперь чудовище исчезло.
— Как бы не так! — ответила Кисако довольно сухо. — Сидит в комнате и жрет наш ужин, все, что я приготовила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54