Мне сделалось очень тоскливо. Яркий весенний день уже больше не радовал.
— Э-эй!
Я обернулся. У самого края тротуара притормозила длинная элегантная машина заграничной марки.
За рулем — о ужас! — сидела Кисако, веселая, в легкой косыночке, накинутой на тщательно уложенные волосы. Рядом с ней был мрачный парень — шофер и телохранитель Тамуры. А сам Дайдзо Тамура и Гоэмон устроились на заднем сиденье.
— Садитесь в машину, Тода! Ну, как там, в парламенте? — голос Тамуры звучал весело.
— Да примерно так, как вы, должно быть, и рассчитывали…
Обращаясь к нему, я никогда не добавлял почтительного «сэнсэй», говорил просто «Тамура-сан» или ограничивался одним лишь местоимением «вы».
— Скажите, как вам удалось устроить звуковой вакуум во время заседания Бюджетной комиссии? По радио что ли поддерживали связь с парламентом?
Мельком взглянув на Гоэмона, Тамура расхохотался, добродушно и нарочито громко, как и подобает деятелю большого масштаба.
— Это все Гоэмон-сэнсэй! В таких делах я полностью полагаюсь на него.
— А что вы дальше собираетесь предпринять? — Я зло уставился на Гоэмона. В его шутовском наряде появился новый аксессуар: два флажка с изображением солнца на белом фоне, воткнутые крест-накрест за ленту котелка. Разукрасился дурак, как трамвай в праздничный день!
— Дальше?.. Это только начало, — Тамура, скрестив на груди руки, самодовольно ухмылялся. — Вскоре произойдет такое, что не только Япония — весь мир ахнет. И тогда…
— Тогда?
— Тогда давняя, но до сих пор неосуществленная мечта Японии станет реальностью. Япония возьмет инициативу в свои руки, сольет все страны в единое и неделимое государство, и во всем мире воцарится долгожданный мир.
Я беспокойно завертелся, заерзал на сиденье.
— Э-э… дайте мне выйти…
— Что с вами, Тода? Вы весь покраснели.
— У меня, понимаете, такие речи вызывают аллергию. У некоторых это бывает от апельсинов или от шоколада, а у меня — от правых речей. Ничего не могу поделать, это еще со школьных лет. Я однажды получил такой тумак от преподавателя, толковавшего нам о Великой Восточноазиатской зоне процветания, что даже сейчас, как услышу нечто подобное, так у меня все тело начинает чесаться. Аллергическая экзема, очень противно…
На лице Тамуры появилась недовольная гримаса.
— Эй ты, болван! — вымещая раздражение, он ткнул в спину уснувшего на переднем сиденье телохранителя. — Думаешь, можно выполнять свои обязанности во сне?
— Простите, сэнсэй… — пробормотал парень, приоткрывая глаза. — Я просто не могу смотреть, как эта девушка ведет машину.
— Ах да, — невозмутимо сказала Кисако, — я забыла вывесить табличку.
Она вытащила из ящичка на панели табличку с надписью «Осторожно, учебная машина!» и прилепила ее к ветровому стеклу.
Тамура побледнел, по постарался сохранить достоинство.
— Милая девушка, прошу вас обращаться с машиной поласковее. Дайдзо Тамура еще не имеет права умереть.
— Ага, понятно… Но вы не беспокойтесь, вот, если удастся выбраться из города, там уж все пойдет как по маслу. Попробую выжать восемьдесят, а то и все сто километров… — Кисако замурлыкала какой-то веселенький мотивчик, потом добавила: — Почему-то на сорокакилометровой скорости я чувствую себя неуверенно. Того и гляди произойдет авария. Чудно, правда?
— Так вот, — продолжал Тамура менторским тоном, изображая невозмутимое спокойствие, — мы всем дадим понять, до какой степени ненадежен японо-американский военный союз. Если в наших отношениях с союзником появится трещина, хотя бы по вопросам обороны, тоже будет неплохо. Я думаю, мы пойдем на это. Попытаемся таким образом пробудить в японцах чувство «разумного эгоизма». И наша страна, как и подобает независимой стране, вернет свою самостоятельность.
— Это, конечно, хорошо бы… — пробормотал я. — Только как бы мы не получили щелчка от Америки — бойкот японских товаров, экономические санкции и прочее. И тут же возникнут всякие «но» в других странах и… Говорят, история повторяется. Не хватит ли с нас таких повторений?
— Нет, сейчас не та обстановка, — Дайдзо Тамура нахмурился.
— А ЦРУ? Думаете, американская разведка проглотит эту пилюлю? Наоборот, разовьет закулисную деятельность. Чего доброго, еще война начнется.
— Ну и что? В крайнем случае померяемся силами с Америкой. Не делайте такого испуганного лица. На этот раз мы не проиграем. А главное, дело обойдется без кровопролития, с обеих сторон никаких человеческих жертв, — Тамура улыбнулся. — У нас ведь теперь есть мощное оружие, и имя ему — Гоэмон-сэнсэй.
— Допустим… Но на кой черт вам понадобилось заваривать всю эту кашу?
— Зачем? Надо освободить Восточную и Юго-Восточную Азию от американских вооруженных сил. Пика они не уйдут, на Дальнем Востоке будет вечно существовать угроза войны. Американские войска претендуют на ту же роль, какую некогда играла Квантунская армия или японский экспедиционный корпус в Северном Китае. Так что, пока не поздно, необходимо дать американцам хорошую взбучку. Разумеется, мы сохраним Силы самообороны, но пакт о ненападении со всеми странами обеспечит нашу безопасность.
Да, не зря его называют «правым, устремленным влево»… В этот момент я почти восхищался Тамурой. Намерение разорвать японо-американский союз кажется вполне левым. Но что кроется за этим намерением? Голову даю на отсечение, что Дайдзо Тамура на самом деле вынашивает дурно пахнущие идеи паназиатизма.
— А вы сумеете осуществить этот грандиозный замысел в одиночку?
— Почему — в одиночку? У меня много соратников, меня поддерживает мощная организация. А в крайнем случае, — Тамура повернулся к Гоэмону, — Гоэмон-сэнсэй, в крайнем случае я попрошу вас совершить «это».
— А-а, что? — Гоэмон выкатил глазища. — «Это»? А я уже сделал «это».
— Что?! — Тамура так и подскочил на сиденье. — Как же так, почему? Почему вы сделали «это»?
Козни Тамуры
Смятение и растерянность Дайдзо Тамуры — загадочной личности — были поистине жалкими. Слова Гоэмона «А я уже сделал _это_» как громом поразили его.
Он побагровел, потом посинел. Глаза выпучились, вот-вот выскочат из орбит, рот открылся, челюсть отвисла. Я испугался, что его хватит удар.
— За… за… зачем же… — пролепетал он наконец. Но через секунду его лицо из синего снова стало красным. Тамуру душила ярость. — Мистер Гоэмон, кто же просил вас так торопиться, а? Разве мы не договаривались, что вы будете действовать по моему указанию?
— Ой-ой-ой! Поглядите на сию особь! Человече, какая у тебя становиться, делаться, превращаться страшенная морда! — ноздри Гоэмона раздулись, как всегда, когда он чему-нибудь удивлялся. Глаза запрыгали вверх и вниз. — Зачем, зачем… Чего пристал? Разве сам, господин хороший, барин ты мой милый, несчастный раб, не говорил, не рек, не трепал языком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54