— Отдохнешь. А то на тебе лица нет от вечных шатаний… Кто там еще?
Послышались твердые шаги, и в холл вошел Боб ле Мерсер. Даже плечи его выражали независимость и упрямство.
— Грозишься ружьем? — спросил Патридж, сам становясь грозным. — Храбр, ох как храбр! И глаз не опустит!
— Я не перед богом стою, — лихо ответил Боб. — И вины на мне никакой нет. Я еще сам иск предъявлю, ваша честь. Кто-то из ваших холуев дерево у меня срубил на участке. А я с него сучья собирал. В палату прошений подам.
Патридж помолчал, видимо размышляя, не влепить ли Бобу штраф за неуважение к суду. Но потом, рассудив, что взять с него нечего, пустил в ход свою артиллерию — латынь.
— Кто подстрекает к мятежу, — тихо и зловеще начал он, — clam, vi, vel precaio (тайно, намеренно или случайно), и будучи in compas mentis (в своем уме), грозит оружием…
— А кто это доказал? — возразил обвиняемый. — Где свидетели, ваша честь?
Свидетелей-то и в самом деле не было. Но тут Боб встретился со мной взглядом: он видел меня на болоте. Черные его глаза впились в мое лицо. Патридж, человек зоркий, что-то учуял. Он повернулся ко мне — я сидел за его спиной — и спросил, не имеется ли у меня данных, подтверждающих обвинение. Как раз в это мгновение я увидел Питера, стоявшего у двери со скрещенными на груди руками. Он чуть заметно покачал головой. Таким образом я оказался в центре треугольника: Боб — Патридж — Джойс. Я встал, поклонился судье и сказал, что у меня нет таких данных.
Судья поймал себя за нижнюю губу.
— Можешь идти, — сказал он Бобу, и коттеджер вышел. — Мы закатаем его другим способом, — объяснил Патридж иоменам, Чик и остальные закивали, один Том Долсни заупрямился: Боб неплохой парень, и работает он за троих, а когда у тебя шестеро мал мала меньше…
— Выкладывай штраф — десять шиллингов на бедных, Том, — ловя его на слове, велел Патридж. — Ну, живей! Я теперь знаю, сколько ты платил Бобу — втрое против положенного. За это ты мог и в тюрьму угодить!
Ворча и пыхтя, Том выгреб из кармана требуемое. Я встал и слегка дрожащим голосом объявил:
— Вот, ваша честь, тот джентльмен, о котором я…
Все головы повернулись к Джойсу. Он поклонился.
— Пока что не вижу я здесь джентльменов, — сварливо сказал Патридж. — Подойдите ближе, неизвестный. Ваше звание, имя, занятие? Представьтесь суду!
Джойс не торопясь подошел.
— Разве это так уж обязательно, Индюк Роджер? — мягко осведомился он. — Разве я не списывал у тебя лет двадцать пять назад латинские спряжения в колледже Грейвз-Инна?
…Немая сцена. По моей душе разливается свет. Патридж откинулся в кресле, достал очки. Подумал и убрал их. Покашлял. Расслабленно произнес:
— Вижу. Да. Это ты, Питер. Ну, ты не помолодел! Кой черт занес тебя в нашу глушь?
Глава VI
Говорят, даже кошка имеет право смотреть на короля.
Спросить бы кошку: не предпочитает ли она этому высокому праву сметану?
Изречения Питера Джойса
С человека вдруг сваливается тяжелый груз — такое ощущение я испытал после встречи Питера с моим шефом. Вдвоем за пуншем они вспомнят студенческие времена и конечно вызволят вдову из беды. Кто сможет им противостоять?
Я пошел из усадьбы домой, даже не повидавшись с бабкой — все равно не сегодня-завтра ее выпустят. И в этом-то радужном настроении поднявшись на холм, увидал я вдали, на большой плимутской дороге, карету шестеркой. Она безнадежно завязла в грязи. Два форейтора метались в поисках провожатого, кучер беспощадно хлестал лошадей — бедняжки из сил выбивались, вытаскивая тяжелое пузатое сооружение. Поодаль стояли и беседовали три джентльмена.
А потом я обнаружил еще одного участника этой сцены. От Стонхилла к группе путешественников спешил всадник. Свет померк в моих глазах, когда я узнал черное одеяние преподобного Рокслея: он давно ожидал приезда членов комиссии и следил за плимутской дорогой. Я опрометью припустил обратно в Соулбридж.
Питер и судья сидели друг против друга за столиком в маленькой гостиной После моего сообщения Патридж вскочил и закричал в окно:
— Эй, Ален, Бетт, Мэри, Кэт, живо подмести главный холл и приготовить обед на шесть персон! Джон, вели садовнику Гроссу нарезать цветов да вышли четырех лодырей с портшезом на плимутскую дорогу!
Потом повернулся к нам и сказал, что одного из прибывших Питер знает: это атторней Уриэл Уорсингтон, сын того кентского Уорсингтона, что разбогател на пеньке.
— Да, Ури я помню по колледжу, — сказал Питер, и глаза его заблестели. — Кто другие?
— Комиссар палаты прошений, старый ворчун Уильям Джейкоб Беннингтон. Его лордство больше всего на свете любит цветы, хорошеньких горничных и пиво с имбирем. Вот третьего-то я не знаю: кто-то из каноников. Идешь со мной их встречать?
Так как меня не пригласили, я счел себя вправе навестить бабку. Ален сказал мне, что она в парке.
Парк Соулбриджа был, наверное, самым запущенным местом на свете. Вы могли там видеть дубы в десять обхватов, с такими дуплами, в какие можно загнать трех овец, и морщинистые грабы, увешанные, точно бородой, седыми прядями мха. Могли полюбоваться на каменных женщин с отбитыми носами, что стояли на полузаросших дорожках, или понаблюдать, как в сизом тающем полумраке под листвой легкими тенями скользят стада ланей, как в изумрудной траве кувыркаются кролики, как сотни голубей копошатся в позеленевшем мраморном бассейне без воды и величаво, точно особа королевской крови, разворачивает павлин свой вышитый шелками веер-хвост. И чуждая всему этому великолепию, в простом черном платье, сидела там на скамье моя приемная мать. Глаза у нее были такие, что мне захотелось броситься ей на шею. Но она только спросила: «Овец пригнали?»
Я рассказал ей все. Некоторое время мы молчали. Конечно не замедлила явиться мисс Алиса — точно спрыгнула с дерева.
— Как вам нравится здесь, образованнейший клерк? — затараторила она. — Мистрис Гэмидж ничего не кушает и умрет с голоду, пока эти дядьки в париках решат, что с ней делать. Кстати, они велели вам явиться — разумеется, чтоб избрать своим председателем, а как же иначе?
Чесался у меня язык ответить этой балаболке как следует, но из-за бабки я сдержался. Пошел так, без ответа.
Они уже отобедали и сидели в гостиной, каждая пара за отдельным столиком: Питер — с агентом плимутской компании, длинноносым мужчиной среднего возраста; Патридж — с сарджентом Уильямом Беннингтоном, джентльменом лет шестидесяти в зеленом дублете; Рокслей беседовал с важной духовной особой окоченелого вида — архидиаконом Брикльсвортом.
Поразмыслив, я отвесил свой поклон точно посредине. Никакого впечатления. Патридж мельком взглянул на меня и нетерпеливым жестом отогнал, словно муху. Как угодно! Через гостиную я вышел в дверь направо — она вела в маленькую проходную комнатку, — очутился за портьерами и… думаете, так и ушел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Послышались твердые шаги, и в холл вошел Боб ле Мерсер. Даже плечи его выражали независимость и упрямство.
— Грозишься ружьем? — спросил Патридж, сам становясь грозным. — Храбр, ох как храбр! И глаз не опустит!
— Я не перед богом стою, — лихо ответил Боб. — И вины на мне никакой нет. Я еще сам иск предъявлю, ваша честь. Кто-то из ваших холуев дерево у меня срубил на участке. А я с него сучья собирал. В палату прошений подам.
Патридж помолчал, видимо размышляя, не влепить ли Бобу штраф за неуважение к суду. Но потом, рассудив, что взять с него нечего, пустил в ход свою артиллерию — латынь.
— Кто подстрекает к мятежу, — тихо и зловеще начал он, — clam, vi, vel precaio (тайно, намеренно или случайно), и будучи in compas mentis (в своем уме), грозит оружием…
— А кто это доказал? — возразил обвиняемый. — Где свидетели, ваша честь?
Свидетелей-то и в самом деле не было. Но тут Боб встретился со мной взглядом: он видел меня на болоте. Черные его глаза впились в мое лицо. Патридж, человек зоркий, что-то учуял. Он повернулся ко мне — я сидел за его спиной — и спросил, не имеется ли у меня данных, подтверждающих обвинение. Как раз в это мгновение я увидел Питера, стоявшего у двери со скрещенными на груди руками. Он чуть заметно покачал головой. Таким образом я оказался в центре треугольника: Боб — Патридж — Джойс. Я встал, поклонился судье и сказал, что у меня нет таких данных.
Судья поймал себя за нижнюю губу.
— Можешь идти, — сказал он Бобу, и коттеджер вышел. — Мы закатаем его другим способом, — объяснил Патридж иоменам, Чик и остальные закивали, один Том Долсни заупрямился: Боб неплохой парень, и работает он за троих, а когда у тебя шестеро мал мала меньше…
— Выкладывай штраф — десять шиллингов на бедных, Том, — ловя его на слове, велел Патридж. — Ну, живей! Я теперь знаю, сколько ты платил Бобу — втрое против положенного. За это ты мог и в тюрьму угодить!
Ворча и пыхтя, Том выгреб из кармана требуемое. Я встал и слегка дрожащим голосом объявил:
— Вот, ваша честь, тот джентльмен, о котором я…
Все головы повернулись к Джойсу. Он поклонился.
— Пока что не вижу я здесь джентльменов, — сварливо сказал Патридж. — Подойдите ближе, неизвестный. Ваше звание, имя, занятие? Представьтесь суду!
Джойс не торопясь подошел.
— Разве это так уж обязательно, Индюк Роджер? — мягко осведомился он. — Разве я не списывал у тебя лет двадцать пять назад латинские спряжения в колледже Грейвз-Инна?
…Немая сцена. По моей душе разливается свет. Патридж откинулся в кресле, достал очки. Подумал и убрал их. Покашлял. Расслабленно произнес:
— Вижу. Да. Это ты, Питер. Ну, ты не помолодел! Кой черт занес тебя в нашу глушь?
Глава VI
Говорят, даже кошка имеет право смотреть на короля.
Спросить бы кошку: не предпочитает ли она этому высокому праву сметану?
Изречения Питера Джойса
С человека вдруг сваливается тяжелый груз — такое ощущение я испытал после встречи Питера с моим шефом. Вдвоем за пуншем они вспомнят студенческие времена и конечно вызволят вдову из беды. Кто сможет им противостоять?
Я пошел из усадьбы домой, даже не повидавшись с бабкой — все равно не сегодня-завтра ее выпустят. И в этом-то радужном настроении поднявшись на холм, увидал я вдали, на большой плимутской дороге, карету шестеркой. Она безнадежно завязла в грязи. Два форейтора метались в поисках провожатого, кучер беспощадно хлестал лошадей — бедняжки из сил выбивались, вытаскивая тяжелое пузатое сооружение. Поодаль стояли и беседовали три джентльмена.
А потом я обнаружил еще одного участника этой сцены. От Стонхилла к группе путешественников спешил всадник. Свет померк в моих глазах, когда я узнал черное одеяние преподобного Рокслея: он давно ожидал приезда членов комиссии и следил за плимутской дорогой. Я опрометью припустил обратно в Соулбридж.
Питер и судья сидели друг против друга за столиком в маленькой гостиной После моего сообщения Патридж вскочил и закричал в окно:
— Эй, Ален, Бетт, Мэри, Кэт, живо подмести главный холл и приготовить обед на шесть персон! Джон, вели садовнику Гроссу нарезать цветов да вышли четырех лодырей с портшезом на плимутскую дорогу!
Потом повернулся к нам и сказал, что одного из прибывших Питер знает: это атторней Уриэл Уорсингтон, сын того кентского Уорсингтона, что разбогател на пеньке.
— Да, Ури я помню по колледжу, — сказал Питер, и глаза его заблестели. — Кто другие?
— Комиссар палаты прошений, старый ворчун Уильям Джейкоб Беннингтон. Его лордство больше всего на свете любит цветы, хорошеньких горничных и пиво с имбирем. Вот третьего-то я не знаю: кто-то из каноников. Идешь со мной их встречать?
Так как меня не пригласили, я счел себя вправе навестить бабку. Ален сказал мне, что она в парке.
Парк Соулбриджа был, наверное, самым запущенным местом на свете. Вы могли там видеть дубы в десять обхватов, с такими дуплами, в какие можно загнать трех овец, и морщинистые грабы, увешанные, точно бородой, седыми прядями мха. Могли полюбоваться на каменных женщин с отбитыми носами, что стояли на полузаросших дорожках, или понаблюдать, как в сизом тающем полумраке под листвой легкими тенями скользят стада ланей, как в изумрудной траве кувыркаются кролики, как сотни голубей копошатся в позеленевшем мраморном бассейне без воды и величаво, точно особа королевской крови, разворачивает павлин свой вышитый шелками веер-хвост. И чуждая всему этому великолепию, в простом черном платье, сидела там на скамье моя приемная мать. Глаза у нее были такие, что мне захотелось броситься ей на шею. Но она только спросила: «Овец пригнали?»
Я рассказал ей все. Некоторое время мы молчали. Конечно не замедлила явиться мисс Алиса — точно спрыгнула с дерева.
— Как вам нравится здесь, образованнейший клерк? — затараторила она. — Мистрис Гэмидж ничего не кушает и умрет с голоду, пока эти дядьки в париках решат, что с ней делать. Кстати, они велели вам явиться — разумеется, чтоб избрать своим председателем, а как же иначе?
Чесался у меня язык ответить этой балаболке как следует, но из-за бабки я сдержался. Пошел так, без ответа.
Они уже отобедали и сидели в гостиной, каждая пара за отдельным столиком: Питер — с агентом плимутской компании, длинноносым мужчиной среднего возраста; Патридж — с сарджентом Уильямом Беннингтоном, джентльменом лет шестидесяти в зеленом дублете; Рокслей беседовал с важной духовной особой окоченелого вида — архидиаконом Брикльсвортом.
Поразмыслив, я отвесил свой поклон точно посредине. Никакого впечатления. Патридж мельком взглянул на меня и нетерпеливым жестом отогнал, словно муху. Как угодно! Через гостиную я вышел в дверь направо — она вела в маленькую проходную комнатку, — очутился за портьерами и… думаете, так и ушел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71