Два десятка лет капитан с успехом сопротивлялся чарам прекрасного пола и вдруг — на тебе! — влюбился по уши. Он, конечно, никогда не признается в этом. Пробормотав что-то невразумительное О воровском кодексе чести и о том, что он обязан ей жизнью, капитан помчался спасать ее.
Еще больше Ману удивило то, что он сказал перед отъездом. Два слова, которых Ману никогда не слышал от него раньше. Береги себя.
Проявление заботы, обычные слова, которые можно сказать другу, но произнес их человек, клявшийся, что у него нет и не будет друзей.
В очередной раз взглянув поверх газеты, Ману насторожился. Хозяин подавал ему знак, исподтишка указывая жестом на закутанную в накидку фигуру у дальнего конца стойки.
Ману кивнул, и хозяин понес пакет человеку, который пришел за ним. Ману весь подобрался, гнев горячей волной прошел по жилам. Так вот он, вымогатель, наконец-то появился…
Он замер на месте, с удивлением разглядев под шерстяной накидкой изгибы женской фигуры. Тут не ошибешься. Это женщина!
Секунду спустя удивления как не бывало. Не раз предупреждал он капитана: в аду нет фурии страшнее разъяренной женщины. Он скорчил гримасу. Пол вымогателя ничего не меняет, особенно если на карту поставлена жизнь его капитана.
Она сама затеяла эту опасную игру. И ей одна дорога — в ад.
Хозяин передал ей пакет. Нельзя терять ни секунды Молись, несчастная дуреха!
Поднявшись с места, Ману сунул руку в карман, и пальцы сжались вокруг рукоятки ножа. Небольшое смертоносное лезвие сделает свое дело быстро и бесшумно. Он перережет ей горло и выскочит из двери, прежде чем окружающие поймут, что произошло.
Глава 24
Лондон
Туман, однородность которого нарушалась изредка яркими пятнами уличных фонарей, окутывал Кавендиш-Сквер влажным серым покрывалом. На окнах большинства домов, выстроившихся по обеим сторонам прямой, элегантной улицы, уже были задернуты шторы, и обитатели садились ужинать. Золотой шар предзакатного солнца висел низко над крышами домов, похожий на золотые карманные часы.
Николас ехал по опустевшим улицам, почти не замечая ни богатых домов вокруг, ни даже вкуса манильской сигары, дымившейся в пальцах. Время от времени навстречу попадался экипаж или слуга, нагруженный пакетами, перебегал улицу, но Николас ни на что не обращал внимания. В воздухе чувствовалась влажная прохлада, но он даже не потрудился застегнуть пальто.
Холод и спускавшиеся на землю сумерки были под стать его настроению. Прошло два дня с тех пор, как он покинул Мерсисайд. Один. К тому времени, как он отыскал жилье Саманты, ее и след простыл. Очевидно, ей все-таки и правда не требовалась его помощь. Он обнаружил у нее дома лишь толпу полицейских да тело дядюшки. Видно, она убила похотливого старого мерзавца и скрылась.
Его взгляд упал на мокрую булыжную мостовую под копытами коня. Сейчас она, несомненно, уже на пути в Венецию.
Сколько бы ни убеждал Николас себя, что должен радоваться этому и чувствовать облегчение, пи радости, ни облегчения он не испытывал. Он мчался в Мерсисайд, чтобы снасти ее, мчался, рискуя всем, подхлестываемый желанием снова ее увидеть, а она уехала, ушла из его жизни навсегда.
Он выругался, злясь на то, что мысль об этом причиняет ему такую боль. Почему? Почему он понял, как глубоки его чувства, только теперь, когда уже слишком поздно? Только разве затем, чтобы еще раз убедиться в том, что усвоил десятки лет назад: Господь отнимает у него каждого, к кому он прикипает сердцем. Это очередной взнос в счет расплаты за содеянные грехи. Господь напоминает ему, что прощения не будет никогда. Николас снова затянулся сигарой и выдохнул в воздух горячий дымок. «Только теперь я начинаю понимать, зачем все это», — пробормотал он себе под нос.
Ему некого винить, кроме себя. Он понимал, что не заслуживает нежности, заботы и тепла, которые принесла в его жизнь Саманта. Такая женщина, как она, рождена не для капитана Николаса Брогана.
Он никогда бы не смог открыть ей свою тайну, рассказать правду о прошлом. Не посмел бы просить прощения, потому что не заслуживает его. Полный разрыв — так будет лучше для них обоих. Разрыв полный и окончательный.
Продолжая убеждать себя в этом, он добрался наконец до особняка на Суссекс-стрит, отметив мимолетно, что Клэрис действительно добилась успеха в жизни. От ее дома за версту пахло большими деньгами: зеркальные стекла в окнах, кирпичный внушительный фасад, ухоженный дворик с дюжиной розовых кустов. Он обогнул дом, поставил коня в конюшню и вошел с черного входа.
Его немного удивило, что его никто не встречает: он думал, что Ману будет поджидать его приезда. Может быть, он еще не приехал?
Николас постучал в дверь. Никто не ответил; прислонившись к дверному косяку, он постучал снова. «Куда, черт возьми, подевались слуги?» — нахмурившись, подумал что Клэрис терпеть не могла черную работу по дому и едва ли может обойтись без слуг, тем более в таком огромном доме.
Огонек сигары в руке тлел, как крошечный маячок в тумане. Ему пришлось несколько раз постучать бронзовым молотком. Наконец дверь открылась.
— Если ты ждешь, что я скажу тебе «добро пожаловать», — услышал он знакомый женский голос, — то не дождешься этого до конца своей презренной жизни.
Это приветствие заставило его улыбнуться. Есть люди, которые никогда не меняются.
— Вижу, что из тебя получилась очень гостеприимная хозяйка, Клэрис.
— Ну, входи, если уж пришел. Нечего торчать там, как столб, и привлекать всеобщее внимание. — Клэрис схватила его за локоть и втащила в дом. Прежде чем закрыть дверь, она выглянула наружу и внимательно огляделась, чтобы убедиться, что их никто не заметил.
— Ты, кажется, не слишком рада меня видеть?
— О, я в восторге. — Она заперла дверь и круто обернулась к нему. — Я в полном восторге.
При свете хрустальной люстры над головой он заметил, что годы ее пощадили. Из сложной прически не выбился ни один локон, фигура была как всегда, безукоризненной, а если время и оставило нару морщинок на лице, то они были искусно скрыты. Клэрис и сейчас могла бы заткнуть за пояс половину самых знаменитых лондонских красоток.
Он не почувствовал даже намека на былую страсть, которую они некогда испытывали друг к другу. Время, по-видимому, навсегда загасило тот огонь. Время и леди с золотисто-янтарными глазами.
— Поправь меня, если я не права, — с нарочитой вежливостью сказала Клэрис, — но я что-то не припомню, чтобы я приглашала толпу беглых преступников отдохнуть под крышей моего дома. Что позволяет тебе и твоему наглому приятелю думать, что вы можете запросто являться сюда по прошествии стольких лет? У меня здесь не постоялый двор для заблудших пиратов!
Николас снял треуголку и пальто и бросил их на ближайшее кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75