А может быть, всего несколько минут? Сэм слышала его дыхание — такое прерывистое, как и у нее. Каждый вдох и выдох звучал в кромешной тьме оглушительно. Он немного изменил положение тела, и она услышала, как шуршит солома в матраце. Она чувствовала жар его тела и его запах — пряный, крепкий мускусный запах, смешанный со свежестью дождевой воды, которой он ополоснулся перед сном. Запахом этим пропитался весь воздух, который она вдыхала.
Будь он проклят! Сэм закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Как это ему удается действовать ей на нервы, не произнося ни слова?
Она мысленно обругала бродягу за то, что тот не дает ей спать. После всего, что ей пришлось вытерпеть за этот, день, — палящее солнце, обстрел, бегство, долгую дорогу с этим сумасшедшим, прикованным цепью к ее щиколотке, — она должна была бы спать крепким сном. Каждая косточка, каждый мускул, каждая клеточка ее избитого и исцарапанного тела жаждали отдыха, который мог дать только глубокий сон.
Сэм пыталась уговорить себя, что нет никаких причин для волнения. Лежащий рядом с ней мужчина не сделал ни одного движения в ее сторону, не прикоснулся даже к волоску на ее голове.
И все же пальцы ее правой руки сжимали рукоятку ножа, который она незаметно вынула из кармана юбки, прежде чем ложиться спать. Рукоятка холодила ладонь, и с ножом в руке Сэм чувствовала себя немного увереннее, однако расслабиться все же не могла. Мешали тревожные мысли. Кто он? — не давал ей покоя вопрос.
Правда, в данный момент ее спутник не представляет собой опасности. Ведь ему тоже досталось! Он был ранен, потерял много крови, потом она вынимала пулю…
Сэм снова открыла глаза. Она еще никогда не спала рядом с мужчиной. Никогда в жизни. Если бы не проклятые кандалы, этого не случилось бы и сейчас. Слишком короткая цепь не позволила ей лечь на полу. Она пыталась. Потом предложила скатать одеяло и положить между ними, но он лишь расхохотался, услышав ее предложение.
Она и сама понимала: смешно надеяться, что свернутое одеяло сможет защитить ее. Ничто, а не только рваное одеяло, не остановит его.
В голове снова пронеслись картины прошлого. Страшные картины того, что мужчины делают с женщинами. Сэм сжала покрепче рукоятку ножа и постаралась прогнать видения, полные крови и ужаса. Но они, как назло, становились все ярче. Бандиты орут, рычат от вожделения, наваливаются на беспомощных девушек, вторгаются в их тела снова и снова… Их крики до сих пор отчетливо звучат в ее ушах.
Потом вдруг, словно холодное лезвие ножа, мозг прорезало еще одно воспоминание. Тогда запор на дверях спальни не смог защитить ее от вторжения дядюшки Прескотта, которому чуть было, не удалось…
Нет! Сжав кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони, она заставила себя забыть эту картину, забыть свой страх. Дядюшка Прескотт в Лондоне. Она никогда больше и близко к себе его не подпустит. Она не подпустит к себе ни одного мужчину. Если бродяга хотя бы попробует прикоснуться к ней, она будет бороться до последнего вздоха.
Она теперь уже не наивная шестнадцатилетняя девушка. Она стала старше, умнее и знает правду о мужчинах и их похотливости. Жизнь на улице в течение шести лет многому научила ее, и она теперь сумеет постоять за себя.
Страх отступил, и Саманта постепенно успокоилась, закрыла глаза и попыталась заснуть. В хижине было душно даже ночью, а сквозь окна, плотно занавешенные одеялами, не проникало ни ветерка. В душном тепле комнаты она особенно остро ощущала холодный металл зажатого в руке ножа и прочный металл цепи, связывающей ее с этим странным человеком. Сон не шел. Вдруг за спиной послышался тихий, равномерный звук.
Храп!
Наконец-то! Объект ее беспокойства и страха мирно спал. Саманта нахмурилась: она не знала, Какое чувство в ней вызвало это открытие — возмущение или облегчение. Все же облегчение, решила она, наконец. В его присутствии она не могла избавиться от ощущения чего-то большого и опасного.
Думала ли она утром, что закончит день в постели с мужчиной, даже имени которого не знает? Чем скорее она с ним расстанется, тем лучше, подытожила Саманта. Только бы найти кузнеца! А потом она отправится прямиком к себе в Мерсисайд, заберет припрятанные там деньги и уедет из Англии.
В течение шести лет она экономила каждый шиллинг и смогла накопить 200 фунтов — не так-то много, если учесть, чем она рисковала. Денег было слишком мало, на проезд в одну из колоний хватит. Или, скажем, во Францию. А от Венеции — ее мечты — придется отказаться: нужно исходить из реальных возможностей.
Как это довольно часто бывало в ее жизни, выбор был сделан за нее. Ей нужно как можно скорее покинуть Англию, а куда ехать, уже не так важно. Убиты полицейские, и их товарищи сделают все, чтобы поймать беглецов, поэтому она должна бежать, и не останавливаться, и благодарить судьбу, что пока еще жива.
Глубокая усталость — а может быть, отчаяние — наконец сморили ее, и она заснула. Уже в полусне Сэм подумала: неужели ей никогда не будет покоя.
Будет ли она когда-нибудь чувствовать себя в безопасности? Минуту спустя она уже спала.
Нож выпал у нее из руки и с глухим стуком упал на пол, по Саманта этого уже не услышала.
Застонав, Николас проснулся от боли — и от нежного запаха рядом, похожего на аромат летнего дождя, сладость меда и свежей зелени. От ее запаха.
Открыв глаза, он понял, что ничего не видит. В хижине стояла кромешная тьма. Сколько же времени он проспал? Часа два? Или всю ночь?
Он поднял голову, перевернулся на спину и сразу пожалел об этом — страшная боль обожгла плечо. Он выругался сквозь стиснутые зубы. Проклятие! Рана болела сильнее, чем раньше.
Николас снова опустил голову на подушку, устроившись в прежнем положении — на боку. Он не может лежать ни на спине, ни на животе, не прикасаясь какой-нибудь частью тела к мисс Делафилд, а она от этого, похоже, страшно злится. Он уже натерпелся за целый день от ее острого язычка, и ему совсем не улыбалась перспектива еще одного скандала. Николас сердито взглянул в темноте в ее сторону.
Полежав некоторое время без движения, он почувствовал, что острая боль уступила место тупой пульсации. Скоро рассветет, и тогда уж будет не до отдыха, так что лучше еще поспать.
Он лежал, прислушиваясь к тому, как дребезжат от ветра разбитые оконные стекла и шумит листва деревьев, к слабому дыханию лежавшей рядом с ним женщины.
Его раздражало, что он слишком много думает о ней. Очевидно, он все-таки слишком долго обходился без женщины. Это единственное разумное объяснение того, что она завладела его вниманием, как абордажный крюк, впившийся зубьями в палубу корабля.
Он не может думать ни о чем другом, кроме нее.
Раздраженный этим обстоятельством, Николас усилием воли заставил себя переключиться на загадку, которую он уже несколько недель безуспешно пытался разгадать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Будь он проклят! Сэм закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Как это ему удается действовать ей на нервы, не произнося ни слова?
Она мысленно обругала бродягу за то, что тот не дает ей спать. После всего, что ей пришлось вытерпеть за этот, день, — палящее солнце, обстрел, бегство, долгую дорогу с этим сумасшедшим, прикованным цепью к ее щиколотке, — она должна была бы спать крепким сном. Каждая косточка, каждый мускул, каждая клеточка ее избитого и исцарапанного тела жаждали отдыха, который мог дать только глубокий сон.
Сэм пыталась уговорить себя, что нет никаких причин для волнения. Лежащий рядом с ней мужчина не сделал ни одного движения в ее сторону, не прикоснулся даже к волоску на ее голове.
И все же пальцы ее правой руки сжимали рукоятку ножа, который она незаметно вынула из кармана юбки, прежде чем ложиться спать. Рукоятка холодила ладонь, и с ножом в руке Сэм чувствовала себя немного увереннее, однако расслабиться все же не могла. Мешали тревожные мысли. Кто он? — не давал ей покоя вопрос.
Правда, в данный момент ее спутник не представляет собой опасности. Ведь ему тоже досталось! Он был ранен, потерял много крови, потом она вынимала пулю…
Сэм снова открыла глаза. Она еще никогда не спала рядом с мужчиной. Никогда в жизни. Если бы не проклятые кандалы, этого не случилось бы и сейчас. Слишком короткая цепь не позволила ей лечь на полу. Она пыталась. Потом предложила скатать одеяло и положить между ними, но он лишь расхохотался, услышав ее предложение.
Она и сама понимала: смешно надеяться, что свернутое одеяло сможет защитить ее. Ничто, а не только рваное одеяло, не остановит его.
В голове снова пронеслись картины прошлого. Страшные картины того, что мужчины делают с женщинами. Сэм сжала покрепче рукоятку ножа и постаралась прогнать видения, полные крови и ужаса. Но они, как назло, становились все ярче. Бандиты орут, рычат от вожделения, наваливаются на беспомощных девушек, вторгаются в их тела снова и снова… Их крики до сих пор отчетливо звучат в ее ушах.
Потом вдруг, словно холодное лезвие ножа, мозг прорезало еще одно воспоминание. Тогда запор на дверях спальни не смог защитить ее от вторжения дядюшки Прескотта, которому чуть было, не удалось…
Нет! Сжав кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони, она заставила себя забыть эту картину, забыть свой страх. Дядюшка Прескотт в Лондоне. Она никогда больше и близко к себе его не подпустит. Она не подпустит к себе ни одного мужчину. Если бродяга хотя бы попробует прикоснуться к ней, она будет бороться до последнего вздоха.
Она теперь уже не наивная шестнадцатилетняя девушка. Она стала старше, умнее и знает правду о мужчинах и их похотливости. Жизнь на улице в течение шести лет многому научила ее, и она теперь сумеет постоять за себя.
Страх отступил, и Саманта постепенно успокоилась, закрыла глаза и попыталась заснуть. В хижине было душно даже ночью, а сквозь окна, плотно занавешенные одеялами, не проникало ни ветерка. В душном тепле комнаты она особенно остро ощущала холодный металл зажатого в руке ножа и прочный металл цепи, связывающей ее с этим странным человеком. Сон не шел. Вдруг за спиной послышался тихий, равномерный звук.
Храп!
Наконец-то! Объект ее беспокойства и страха мирно спал. Саманта нахмурилась: она не знала, Какое чувство в ней вызвало это открытие — возмущение или облегчение. Все же облегчение, решила она, наконец. В его присутствии она не могла избавиться от ощущения чего-то большого и опасного.
Думала ли она утром, что закончит день в постели с мужчиной, даже имени которого не знает? Чем скорее она с ним расстанется, тем лучше, подытожила Саманта. Только бы найти кузнеца! А потом она отправится прямиком к себе в Мерсисайд, заберет припрятанные там деньги и уедет из Англии.
В течение шести лет она экономила каждый шиллинг и смогла накопить 200 фунтов — не так-то много, если учесть, чем она рисковала. Денег было слишком мало, на проезд в одну из колоний хватит. Или, скажем, во Францию. А от Венеции — ее мечты — придется отказаться: нужно исходить из реальных возможностей.
Как это довольно часто бывало в ее жизни, выбор был сделан за нее. Ей нужно как можно скорее покинуть Англию, а куда ехать, уже не так важно. Убиты полицейские, и их товарищи сделают все, чтобы поймать беглецов, поэтому она должна бежать, и не останавливаться, и благодарить судьбу, что пока еще жива.
Глубокая усталость — а может быть, отчаяние — наконец сморили ее, и она заснула. Уже в полусне Сэм подумала: неужели ей никогда не будет покоя.
Будет ли она когда-нибудь чувствовать себя в безопасности? Минуту спустя она уже спала.
Нож выпал у нее из руки и с глухим стуком упал на пол, по Саманта этого уже не услышала.
Застонав, Николас проснулся от боли — и от нежного запаха рядом, похожего на аромат летнего дождя, сладость меда и свежей зелени. От ее запаха.
Открыв глаза, он понял, что ничего не видит. В хижине стояла кромешная тьма. Сколько же времени он проспал? Часа два? Или всю ночь?
Он поднял голову, перевернулся на спину и сразу пожалел об этом — страшная боль обожгла плечо. Он выругался сквозь стиснутые зубы. Проклятие! Рана болела сильнее, чем раньше.
Николас снова опустил голову на подушку, устроившись в прежнем положении — на боку. Он не может лежать ни на спине, ни на животе, не прикасаясь какой-нибудь частью тела к мисс Делафилд, а она от этого, похоже, страшно злится. Он уже натерпелся за целый день от ее острого язычка, и ему совсем не улыбалась перспектива еще одного скандала. Николас сердито взглянул в темноте в ее сторону.
Полежав некоторое время без движения, он почувствовал, что острая боль уступила место тупой пульсации. Скоро рассветет, и тогда уж будет не до отдыха, так что лучше еще поспать.
Он лежал, прислушиваясь к тому, как дребезжат от ветра разбитые оконные стекла и шумит листва деревьев, к слабому дыханию лежавшей рядом с ним женщины.
Его раздражало, что он слишком много думает о ней. Очевидно, он все-таки слишком долго обходился без женщины. Это единственное разумное объяснение того, что она завладела его вниманием, как абордажный крюк, впившийся зубьями в палубу корабля.
Он не может думать ни о чем другом, кроме нее.
Раздраженный этим обстоятельством, Николас усилием воли заставил себя переключиться на загадку, которую он уже несколько недель безуспешно пытался разгадать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75