Но мысль о том, чтобы оставить ее в покое и спать одному, была невыносимой.
– Если я дам тебе честное слово, что не возьму тебя сегодня, ты позволишь мне напомнить об удовольствиях, что мы делили в прошлом?
Она затаила дыхание.
– Ты помнишь, как мы любили друг друга?
– Нет, – с сожалением сказал он. – Но я знаю, что я, должно быть, делал, и я хочу сделать это вновь. Как из удовольствия прикасаться к тебе, так и в эгоистичной надежде, что скоро ты решишь, что готова стать мне настоящей женой. – Рука его скользнула вверх, к ее груди, и он нежно тронул большим пальцем сосок. Он мгновенно отвердел.
– О Боже… – Она медленно выдохнула. – Ты даешь слово, что не утратишь над собой контроль?
– Я клянусь, и я не нарушу слова, потому что иначе ты никогда впредь не будешь мне доверять, – честно сказал он. Он лизнул бледную тонкую кожу у нее за ухом, сорвав с ее губ вздох наслаждения. – И поделом мне будет. Но я напомню тебе, что мужчина и женщина могут делать помимо соития. Ты позволишь мне продемонстрировать?
Смех ее был каким-то нервным.
– Если бы я была более целомудренной и разумной женщиной, я бы сказала «нет» и пошла бы спать в другое место, чтобы не поддаваться искушению. Но я не целомудренная, не разумная, так что продолжай демонстрацию. Только помни о своем обещании.
– Ты замечательная, Мария, а что касается благоразумия, то сейчас ни один из нас не может им похвастать. – Он прижался бедрами к ее округлым ягодицам. – Но иногда благоразумие и мудрость не одно и то же.
Она напряглась, почувствовав свидетельство его возбуждения, но не отстранилась. Он решил оставаться в этом положении, потому что так у него было больше уверенности, что он не забудет о своем обещании. Но при этом он все еще мог дотянуться до самых желанных частей ее приятно округлого тела.
Ее грудь… ее груди – чудесные, круглые, идеально помещающиеся в его ладонь. Как раз такого размера, как надо. Не слишком большие, не слишком маленькие. Хотя он подозревал, что какого бы размера они ни были, он счел бы их идеальными.
Теперь, когда она больше не волновалась из-за того, что он потеряет над собой контроль, она стала изумительно отзывчивой на его ласки: на его нежные поцелуи за ушком, в шею, на его неторопливое исследование ее груди. Она не возражала, когда его рука скользнула от талии вниз, хотя вновь напряглась, когда пальцы его коснулись скрещения бедер. По мере того как он ритмично поглаживал скрытый источник жара, бедра ее стали ритмично сжиматься, приподнимаясь навстречу его руке. Он догадывался, что она не подозревает, как многое открывает ему о ней ее тело.
– Нет! – воскликнула она, когда он потянул за подол рубашки, чтобы прикоснуться к ее нежной плоти там. – Ты обещал!
– Я не забыл, – сказал он, успокаивая ее голосом. Сам он при этом с ума сходил от желания. То, что он концентрировал внимание на ней, помогало ему сохранять над собой контроль. Хотя держался он из последних сил. – Я могу прекратить, если ты этого хочешь.
– Я… я не хочу, чтобы ты останавливался.
Ее доверие было таким трогательным, таким предательски сладким. Пальцы его скользнули между влажных нежных складочек. Тело ее помнило его пальцы, даже если разум выражал опасения.
Он принялся поглаживать шелковистое тепло, двигаясь все быстрее по мере того, как он все острее ощущал ее возбуждение. Внезапно она сдавленно закричала, и тело ее конвульсивно сжалось, бедра с силой толкнулись ему навстречу. Он был потрясен тем, что ее оргазм вызвал и его мощный оргазм. Он прижал ее к себе. Огонь прожег их обоих, сплавляя воедино их тела и души.
Целую вечность они лежали, прижавшись друг к другу, часто и тяжело дыша. Когда он понял, что сжимает ее так, что может и раздавить, он ослабил объятия. Приподняв ее волосы, он поцеловал ее в затылок.
– Когда я выбрал тебя, – шепнул он, – я даже не знал, какое сокровище выбираю.
– Эта демонстрация… превзошла мои ожидания, – слабым голосом произнесла она.
– И мои намерения тоже, – сказал он с чуть надтреснутым смешком. Он скинул ноги с кровати и по холодному полу босиком прошел к умывальнику, сняв с крючка два полотенца.
При звуке его шагов за дверью тут же раздалось полное надежды скуленье и царапанье. Решив, что им не мешает отвлечься, Адам пустил Бхану в спальню Марии. Собака радостно влетела в дверь. Адам почесал Бхану за ухом и вернулся в кровать, протянув одно из полотенец Марии. Вытираясь, он сказал:
– У нас скоро может появиться компания. Это зависит от того, сумеет ли Бхану запрыгнуть на кровать.
Когти заскрежетали по ореховому комоду, стоявшему у изножья большой кровати. Матрас прогнулся под запрыгнувшей на него Бхану. Сделав несколько кругов на месте, она улеглась у них в ногах, согревая их своим собачим теплом. Мария засмеялась:
– Умница Бхану! Хорошо, что в кровати достаточно места для троих.
– Все одинокие тянутся к тебе за успокоением, – серьезно сказал он.
Она прижалась к нему спиной.
– Не думаю, что Бхану слишком избирательна. Любая кровать с теплым телом ее бы устроила.
– Ее – возможно, но меня – нет. – Он поцеловал Марию в шею. – Только ты меня устраиваешь, только ты – моя жена.
Она затаила дыхание и пожала его руку, лежавшую у нее на боку, но ничего не сказала. Скоро дыхание ее стало медленнее и ровнее, она уснула.
Раньше, после того сна об утрате, он думал, что так и не уснет этой ночью. Теперь он хотел бы бодрствовать всю ночь, чтобы не упустить ни секунды из того наслаждения, что дарила ему Мария, спящая в его объятиях. Он обнимал бы ее и вспоминал ее восторженный отклик на его ласки.
И все же, как ни странно, очень скоро его охватила сонная истома, он зевнул и задремал. Он медленно уплывал в страну снов. Конечно же, не кошмаров, не на этот раз…
Погода была отвратительной: слякоть, ледяной дождь и продувающий насквозь боковой ветер. Слишком сильный для кареты, которая в любой момент грозила перевернуться. Поэтому он ехал на самом крепком, на самом своем надежном коне.
Обычно поездка за город занимала у него не больше часа, но буря замедлила его продвижение. Пришлось ехать шагом. Не раз его посещал страх, что он сбился с пути. Тело его онемело, и он спрашивал себя, не стоило ли взять с собой кого-нибудь. Но он не хотел ни с кем общаться, для такого путешествия ему точно не нужна была компания.
В конечном итоге он добрался до большого красивого дома, окнами выходящего на Темзу. Он поехал сразу на конюшню, и человек и конь в равной степени были рады тому, что найдут укрытие от пронизывающего ветра. Конюх, что привез Адаму послание, остался в Лондоне. Он хотел вернуться, но Адам запретил ему, потому что он и так выглядел еле живым после путешествия в город.
И поэтому Адам сам позаботился о коне, почистил уставшего жеребца щеткой, накормил и напоил его, несмотря на то что самому невыносимо хотелось отдохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Если я дам тебе честное слово, что не возьму тебя сегодня, ты позволишь мне напомнить об удовольствиях, что мы делили в прошлом?
Она затаила дыхание.
– Ты помнишь, как мы любили друг друга?
– Нет, – с сожалением сказал он. – Но я знаю, что я, должно быть, делал, и я хочу сделать это вновь. Как из удовольствия прикасаться к тебе, так и в эгоистичной надежде, что скоро ты решишь, что готова стать мне настоящей женой. – Рука его скользнула вверх, к ее груди, и он нежно тронул большим пальцем сосок. Он мгновенно отвердел.
– О Боже… – Она медленно выдохнула. – Ты даешь слово, что не утратишь над собой контроль?
– Я клянусь, и я не нарушу слова, потому что иначе ты никогда впредь не будешь мне доверять, – честно сказал он. Он лизнул бледную тонкую кожу у нее за ухом, сорвав с ее губ вздох наслаждения. – И поделом мне будет. Но я напомню тебе, что мужчина и женщина могут делать помимо соития. Ты позволишь мне продемонстрировать?
Смех ее был каким-то нервным.
– Если бы я была более целомудренной и разумной женщиной, я бы сказала «нет» и пошла бы спать в другое место, чтобы не поддаваться искушению. Но я не целомудренная, не разумная, так что продолжай демонстрацию. Только помни о своем обещании.
– Ты замечательная, Мария, а что касается благоразумия, то сейчас ни один из нас не может им похвастать. – Он прижался бедрами к ее округлым ягодицам. – Но иногда благоразумие и мудрость не одно и то же.
Она напряглась, почувствовав свидетельство его возбуждения, но не отстранилась. Он решил оставаться в этом положении, потому что так у него было больше уверенности, что он не забудет о своем обещании. Но при этом он все еще мог дотянуться до самых желанных частей ее приятно округлого тела.
Ее грудь… ее груди – чудесные, круглые, идеально помещающиеся в его ладонь. Как раз такого размера, как надо. Не слишком большие, не слишком маленькие. Хотя он подозревал, что какого бы размера они ни были, он счел бы их идеальными.
Теперь, когда она больше не волновалась из-за того, что он потеряет над собой контроль, она стала изумительно отзывчивой на его ласки: на его нежные поцелуи за ушком, в шею, на его неторопливое исследование ее груди. Она не возражала, когда его рука скользнула от талии вниз, хотя вновь напряглась, когда пальцы его коснулись скрещения бедер. По мере того как он ритмично поглаживал скрытый источник жара, бедра ее стали ритмично сжиматься, приподнимаясь навстречу его руке. Он догадывался, что она не подозревает, как многое открывает ему о ней ее тело.
– Нет! – воскликнула она, когда он потянул за подол рубашки, чтобы прикоснуться к ее нежной плоти там. – Ты обещал!
– Я не забыл, – сказал он, успокаивая ее голосом. Сам он при этом с ума сходил от желания. То, что он концентрировал внимание на ней, помогало ему сохранять над собой контроль. Хотя держался он из последних сил. – Я могу прекратить, если ты этого хочешь.
– Я… я не хочу, чтобы ты останавливался.
Ее доверие было таким трогательным, таким предательски сладким. Пальцы его скользнули между влажных нежных складочек. Тело ее помнило его пальцы, даже если разум выражал опасения.
Он принялся поглаживать шелковистое тепло, двигаясь все быстрее по мере того, как он все острее ощущал ее возбуждение. Внезапно она сдавленно закричала, и тело ее конвульсивно сжалось, бедра с силой толкнулись ему навстречу. Он был потрясен тем, что ее оргазм вызвал и его мощный оргазм. Он прижал ее к себе. Огонь прожег их обоих, сплавляя воедино их тела и души.
Целую вечность они лежали, прижавшись друг к другу, часто и тяжело дыша. Когда он понял, что сжимает ее так, что может и раздавить, он ослабил объятия. Приподняв ее волосы, он поцеловал ее в затылок.
– Когда я выбрал тебя, – шепнул он, – я даже не знал, какое сокровище выбираю.
– Эта демонстрация… превзошла мои ожидания, – слабым голосом произнесла она.
– И мои намерения тоже, – сказал он с чуть надтреснутым смешком. Он скинул ноги с кровати и по холодному полу босиком прошел к умывальнику, сняв с крючка два полотенца.
При звуке его шагов за дверью тут же раздалось полное надежды скуленье и царапанье. Решив, что им не мешает отвлечься, Адам пустил Бхану в спальню Марии. Собака радостно влетела в дверь. Адам почесал Бхану за ухом и вернулся в кровать, протянув одно из полотенец Марии. Вытираясь, он сказал:
– У нас скоро может появиться компания. Это зависит от того, сумеет ли Бхану запрыгнуть на кровать.
Когти заскрежетали по ореховому комоду, стоявшему у изножья большой кровати. Матрас прогнулся под запрыгнувшей на него Бхану. Сделав несколько кругов на месте, она улеглась у них в ногах, согревая их своим собачим теплом. Мария засмеялась:
– Умница Бхану! Хорошо, что в кровати достаточно места для троих.
– Все одинокие тянутся к тебе за успокоением, – серьезно сказал он.
Она прижалась к нему спиной.
– Не думаю, что Бхану слишком избирательна. Любая кровать с теплым телом ее бы устроила.
– Ее – возможно, но меня – нет. – Он поцеловал Марию в шею. – Только ты меня устраиваешь, только ты – моя жена.
Она затаила дыхание и пожала его руку, лежавшую у нее на боку, но ничего не сказала. Скоро дыхание ее стало медленнее и ровнее, она уснула.
Раньше, после того сна об утрате, он думал, что так и не уснет этой ночью. Теперь он хотел бы бодрствовать всю ночь, чтобы не упустить ни секунды из того наслаждения, что дарила ему Мария, спящая в его объятиях. Он обнимал бы ее и вспоминал ее восторженный отклик на его ласки.
И все же, как ни странно, очень скоро его охватила сонная истома, он зевнул и задремал. Он медленно уплывал в страну снов. Конечно же, не кошмаров, не на этот раз…
Погода была отвратительной: слякоть, ледяной дождь и продувающий насквозь боковой ветер. Слишком сильный для кареты, которая в любой момент грозила перевернуться. Поэтому он ехал на самом крепком, на самом своем надежном коне.
Обычно поездка за город занимала у него не больше часа, но буря замедлила его продвижение. Пришлось ехать шагом. Не раз его посещал страх, что он сбился с пути. Тело его онемело, и он спрашивал себя, не стоило ли взять с собой кого-нибудь. Но он не хотел ни с кем общаться, для такого путешествия ему точно не нужна была компания.
В конечном итоге он добрался до большого красивого дома, окнами выходящего на Темзу. Он поехал сразу на конюшню, и человек и конь в равной степени были рады тому, что найдут укрытие от пронизывающего ветра. Конюх, что привез Адаму послание, остался в Лондоне. Он хотел вернуться, но Адам запретил ему, потому что он и так выглядел еле живым после путешествия в город.
И поэтому Адам сам позаботился о коне, почистил уставшего жеребца щеткой, накормил и напоил его, несмотря на то что самому невыносимо хотелось отдохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91