— Я не смогу бросить тебя здесь.
Алекс отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В серебристых глазах тлела тоска.
— Мурад, ты слышишь меня? Ты должен бежать с нами!
— Нет, Алекс.
Она опешила.
— Но почему?!
— Я беспокоюсь только о твоем благополучии, Алекс, — вымученно улыбнулся раб. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я знаю, что ты любишь Блэкуэлла, и, если уж на то пошло, я видел, какими глазами он смотрит на тебя, скорее всего он тоже любит тебя.
— И об этом ты молчал? — недоумевала она.
— Я не хотел внушать излишние надежды.
— Если бы только он поверил мне, если бы он победил свои опасения и тревоги, он обязательно полюбил бы меня, Мурад!
— Да, я в этом не сомневаюсь. — Его улыбка скорее напоминала гримасу боли. — О такой женщине, как ты, будет мечтать любой мужчина.
Не веря своим ушам, Алекс смотрела на раба. Да, он был на два года младше, но он не был неопытным мальчишкой, вернее, он вообще никогда не был мальчишкой. Высокий, широкоплечий, сероглазый. Его лицо поражало почти неземной красотой и при этом ничуть не казалось женственным. Просто ужасно, что его оскопили с самого рождения, но ведь такая участь была уготована всем мальчикам, рождавшимся у рабынь во дворце. Тем не менее многие женщины могли бы влюбиться в него с первого взгляда. А ведь, кроме внешней красоты, он был наделен недюжинным умом, обаянием, добротой и верностью.
И его слова испугали Алекс не на шутку.
— Я не смогу тебя бросить, — снова шепнула она. — Мурад, ты мой лучший друг. Я тебя люблю. И не могу себе представить, как останусь без тебя! Ты должен бежать вместе с нами!
— Ты действительно так думаешь? — Его глаза блеснули.
— Да! Конечно, а как же еще?
Он тяжело вздохнул.
— Триполи — моя родина. Я родился в этом дворце и всю свою жизнь служил Джебалю, как вот теперь служу тебе. Знаешь, я больше ничего не умею!
— Но в Америке жизнь намного лучше. В Америке ты получишь свободу!
— В Америке я буду чужим, — признался Мурад.
— Я не могу тебе лгать. — Ах, черт бы побрал его проницательность! — Действительно, в глазах некоторых людей мусульманин да еще евнух может выглядеть диковинкой…
Но ей уже было ясно, что раб прав: ему не найдется места в бостонском обществе девятнадцатого века. Он окажется не просто белой вороной, он станет притчей во языцех, предметом бесконечных насмешек и издевательств.
От горя у Алекс разрывалось сердце.
— Ты слишком стараешься смягчить правду, — заметил Мурад.
— Да, это верно. Но я делаю так потому, что не хочу тебя потерять, потому что мне невыносима мысль о вечной разлуке с тобою. Пожалуйста, не оставляй меня, Мурад!
— Ничего не получится.
— Но я освобожу тебя. И ты станешь вольным человеком.
— А на что мне воля? Я — раб от рождения. И умею только служить другим. И нисколько не сомневаюсь, что останусь рабом до самой смерти. От судьбы не уйдешь.
Алекс не верила своим ушам. Он говорил так, словно давным-давно все обдумал и решил, словно он отказывается от нее, — и останется навсегда здесь, в Триполи, и она больше никогда его не увидит.
— Давай пока не будем об этом говорить, — прошептал Мурад, поразив ее странной смесью робости, нежности и грусти. — У нас впереди еще целых две недели.
— Мурад! — Ну почему он такой упрямый?! — Но ведь тебе грозит верная смерть! Ведь станет ясно, что ты помогал нам сбежать! Джебаль с пашой обязательно отрубят тебе голову! Они постараются выместить на тебе весь свой гнев!
— Знаю, — отвечал он. И теперь в его взгляде читалась почти стариковская мудрость. И усталость.
Алекс следила, как Зу выходит из выложенного мрамором плавательного бассейна, устроенного на женской половине сада. День стоял жаркий и безветренный. А пленница не находила себе места от тревоги. Вся прелесть предстоящего побега, до которого, казалось, оставалось всего ничего, померкла в ее глазах. Не давали покоя мысли о Мураде. Ему скорее всего придется расплачиваться за их бегство. Его, наверное, будут пытать, а потом казнят.
Алекс подвернула шаровары, скинула сандалии, уселась на краю бассейна и опустила ноги в воду. Удастся ли уговорить Мурада бежать вместе? Или каким-то образом вынудить его? Ни в коем случае она не позволит сделать из него козла отпущения.
Алекс сжала пальцами виски. Не сделала ли она глупость? Не проявила ли она непростительную самонадеянность, оставшись дожидаться появления Блэкуэлла, наивно полагая, что непременно должна пережить наяву один из сюжетов любовного романа? Да, Блэкуэлл хочет ее — может быть, даже влюбился в нее. Вот и Мурад думает так же. Но с некоторых пор Алекс не была уверена ни в чем, кроме своих собственных чувств к Ксавье. Есть ли у них какое-то будущее? Ведь он — типичный представитель девятнадцатого века. А она — эмансипированная особа из будущего.
Может, она обманывает себя? А что, если после побега он отвергнет ее? И что потом? Обратно? В будущее? А вдруг не удастся? Вдруг она останется здесь навсегда?
Она чувствовала себя в ловушке.
Поднявшись, Алекс начала снимать с себя многочисленные одеяния. Оставив лишь копию золотого с рубинами ожерелья (которую Джебаль велел носить не снимая), она залезла в бассейн. Теплая вода ласкала тело, мягко касаясь грудей и бедер. И в памяти тут же всплыл облик Блэкуэлла. Поднявшаяся следом волна желания моментально достигла почти болезненной остроты.
Стоп, не надо. Не надо думать о будущем. Фантазии всегда кончались одним и тем же: ей удастся завоевать величайшую в мире награду, завладеть душою, сердцем и любовью самого выдающегося в мире человека. Но с некоторых пор она опасалась, что только дурачит себя.
И тут Алекс показалось, что за ней следят.
Она подняла голову, осмотрелась. Никого. Алекс легла на согретую солнцем широкую ступеньку лестницы, спускавшейся в бассейн. Теплые лучи скользили по лицу, вода ласково щекотала кожу.
— Тебе что-то нужно? — раздался голос Мурада.
Алекс охнула, постаралась прикрыться. Впервые за все это время она постеснялась присутствия раба.
— Нет, все в порядке. — Щеки Алекс горели.
— В таком случае я пойду в комнату. Я уже сделал уборку и забрал у прачек чистое белье.
Алекс кивнула. Когда он ушел, ей стало спокойнее.
Что происходит? Куда подевалась былая непринужденность в их отношениях? Алекс не сомневалась, что Мурад ее любит, но по-дружески, не более того. А к тому же он был евнухом. Значит, он не должен относиться к женщинам так, как обычные мужчины.
И тут у нее в голове снова зазвучали грубые намеки Зу. Она ведь ни минуты не сомневалась, обвиняя Мурада и Алекс в любовной связи. И твердила, что из евнухов получаются отменные любовники. Алекс задумчиво посмотрела туда, куда только что ушел Мурад.
Нет, он не может любить ее как мужчина. Это невозможно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Алекс отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В серебристых глазах тлела тоска.
— Мурад, ты слышишь меня? Ты должен бежать с нами!
— Нет, Алекс.
Она опешила.
— Но почему?!
— Я беспокоюсь только о твоем благополучии, Алекс, — вымученно улыбнулся раб. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я знаю, что ты любишь Блэкуэлла, и, если уж на то пошло, я видел, какими глазами он смотрит на тебя, скорее всего он тоже любит тебя.
— И об этом ты молчал? — недоумевала она.
— Я не хотел внушать излишние надежды.
— Если бы только он поверил мне, если бы он победил свои опасения и тревоги, он обязательно полюбил бы меня, Мурад!
— Да, я в этом не сомневаюсь. — Его улыбка скорее напоминала гримасу боли. — О такой женщине, как ты, будет мечтать любой мужчина.
Не веря своим ушам, Алекс смотрела на раба. Да, он был на два года младше, но он не был неопытным мальчишкой, вернее, он вообще никогда не был мальчишкой. Высокий, широкоплечий, сероглазый. Его лицо поражало почти неземной красотой и при этом ничуть не казалось женственным. Просто ужасно, что его оскопили с самого рождения, но ведь такая участь была уготована всем мальчикам, рождавшимся у рабынь во дворце. Тем не менее многие женщины могли бы влюбиться в него с первого взгляда. А ведь, кроме внешней красоты, он был наделен недюжинным умом, обаянием, добротой и верностью.
И его слова испугали Алекс не на шутку.
— Я не смогу тебя бросить, — снова шепнула она. — Мурад, ты мой лучший друг. Я тебя люблю. И не могу себе представить, как останусь без тебя! Ты должен бежать вместе с нами!
— Ты действительно так думаешь? — Его глаза блеснули.
— Да! Конечно, а как же еще?
Он тяжело вздохнул.
— Триполи — моя родина. Я родился в этом дворце и всю свою жизнь служил Джебалю, как вот теперь служу тебе. Знаешь, я больше ничего не умею!
— Но в Америке жизнь намного лучше. В Америке ты получишь свободу!
— В Америке я буду чужим, — признался Мурад.
— Я не могу тебе лгать. — Ах, черт бы побрал его проницательность! — Действительно, в глазах некоторых людей мусульманин да еще евнух может выглядеть диковинкой…
Но ей уже было ясно, что раб прав: ему не найдется места в бостонском обществе девятнадцатого века. Он окажется не просто белой вороной, он станет притчей во языцех, предметом бесконечных насмешек и издевательств.
От горя у Алекс разрывалось сердце.
— Ты слишком стараешься смягчить правду, — заметил Мурад.
— Да, это верно. Но я делаю так потому, что не хочу тебя потерять, потому что мне невыносима мысль о вечной разлуке с тобою. Пожалуйста, не оставляй меня, Мурад!
— Ничего не получится.
— Но я освобожу тебя. И ты станешь вольным человеком.
— А на что мне воля? Я — раб от рождения. И умею только служить другим. И нисколько не сомневаюсь, что останусь рабом до самой смерти. От судьбы не уйдешь.
Алекс не верила своим ушам. Он говорил так, словно давным-давно все обдумал и решил, словно он отказывается от нее, — и останется навсегда здесь, в Триполи, и она больше никогда его не увидит.
— Давай пока не будем об этом говорить, — прошептал Мурад, поразив ее странной смесью робости, нежности и грусти. — У нас впереди еще целых две недели.
— Мурад! — Ну почему он такой упрямый?! — Но ведь тебе грозит верная смерть! Ведь станет ясно, что ты помогал нам сбежать! Джебаль с пашой обязательно отрубят тебе голову! Они постараются выместить на тебе весь свой гнев!
— Знаю, — отвечал он. И теперь в его взгляде читалась почти стариковская мудрость. И усталость.
Алекс следила, как Зу выходит из выложенного мрамором плавательного бассейна, устроенного на женской половине сада. День стоял жаркий и безветренный. А пленница не находила себе места от тревоги. Вся прелесть предстоящего побега, до которого, казалось, оставалось всего ничего, померкла в ее глазах. Не давали покоя мысли о Мураде. Ему скорее всего придется расплачиваться за их бегство. Его, наверное, будут пытать, а потом казнят.
Алекс подвернула шаровары, скинула сандалии, уселась на краю бассейна и опустила ноги в воду. Удастся ли уговорить Мурада бежать вместе? Или каким-то образом вынудить его? Ни в коем случае она не позволит сделать из него козла отпущения.
Алекс сжала пальцами виски. Не сделала ли она глупость? Не проявила ли она непростительную самонадеянность, оставшись дожидаться появления Блэкуэлла, наивно полагая, что непременно должна пережить наяву один из сюжетов любовного романа? Да, Блэкуэлл хочет ее — может быть, даже влюбился в нее. Вот и Мурад думает так же. Но с некоторых пор Алекс не была уверена ни в чем, кроме своих собственных чувств к Ксавье. Есть ли у них какое-то будущее? Ведь он — типичный представитель девятнадцатого века. А она — эмансипированная особа из будущего.
Может, она обманывает себя? А что, если после побега он отвергнет ее? И что потом? Обратно? В будущее? А вдруг не удастся? Вдруг она останется здесь навсегда?
Она чувствовала себя в ловушке.
Поднявшись, Алекс начала снимать с себя многочисленные одеяния. Оставив лишь копию золотого с рубинами ожерелья (которую Джебаль велел носить не снимая), она залезла в бассейн. Теплая вода ласкала тело, мягко касаясь грудей и бедер. И в памяти тут же всплыл облик Блэкуэлла. Поднявшаяся следом волна желания моментально достигла почти болезненной остроты.
Стоп, не надо. Не надо думать о будущем. Фантазии всегда кончались одним и тем же: ей удастся завоевать величайшую в мире награду, завладеть душою, сердцем и любовью самого выдающегося в мире человека. Но с некоторых пор она опасалась, что только дурачит себя.
И тут Алекс показалось, что за ней следят.
Она подняла голову, осмотрелась. Никого. Алекс легла на согретую солнцем широкую ступеньку лестницы, спускавшейся в бассейн. Теплые лучи скользили по лицу, вода ласково щекотала кожу.
— Тебе что-то нужно? — раздался голос Мурада.
Алекс охнула, постаралась прикрыться. Впервые за все это время она постеснялась присутствия раба.
— Нет, все в порядке. — Щеки Алекс горели.
— В таком случае я пойду в комнату. Я уже сделал уборку и забрал у прачек чистое белье.
Алекс кивнула. Когда он ушел, ей стало спокойнее.
Что происходит? Куда подевалась былая непринужденность в их отношениях? Алекс не сомневалась, что Мурад ее любит, но по-дружески, не более того. А к тому же он был евнухом. Значит, он не должен относиться к женщинам так, как обычные мужчины.
И тут у нее в голове снова зазвучали грубые намеки Зу. Она ведь ни минуты не сомневалась, обвиняя Мурада и Алекс в любовной связи. И твердила, что из евнухов получаются отменные любовники. Алекс задумчиво посмотрела туда, куда только что ушел Мурад.
Нет, он не может любить ее как мужчина. Это невозможно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116