Поверь мне, Алекс! Он ни за что тебя не простит! — Алекс вздрогнула. — А если раскроется, что ты собиралась бежать с другим мужчиной, то смерть станет еще и мучительной. Понимаешь?
Она кивнула.
— А ты поможешь мне? Чтобы меня не поймали?
— Тебе не нужно уговаривать меня, Алекс, — вздохнул Мурад. — Ты ведь знаешь, что в конце концов я сделаю все, абсолютно все, что ты прикажешь!
— Это хорошо, — пробормотала Алекс, немного смутившись под его прямым проницательным взглядом. — Давай свернем направо.
— Нет, мы пойдем прямо, назад во дворец!
— Нам еще рано возвращаться, — возразила она.
— И куда же ты собираешься теперь? — вкрадчиво спросил раб.
— Я хочу попасть в каменоломню, — выпалила Алекс.
Глава 19
Внизу лежал двадцатитонный кусок скалы, отделенный от материнской породы с помощью пороха. И теперь рабы суетились вокруг, чтобы закатить эту глыбу на огромную деревянную волокушу. Десятник пролаял команду, и невольники навалились на камень, стараясь приподнять его над землей. Слышалось стоны. Кто-то рыдал от напряжения. Ксавье распластался на грубом камне, почти ничего не различая кругом из-за заливавших лицо слез и пота. Свистели бичи.
— Вверх! — ревел десятник. — Поднять вверх!
Ксавье чертыхнулся, что было сил налег на упрямую глыбу. Снова засвистели бичи. Раздались крики. Люди ругались, стонали. Камень чуть-чуть оторвался от земли. Тут же подскочили турки с деревяшками в руках, чтобы подложить их под глыбу.
— Стой! — крикнул десятник. — Отдыхать!
Рабы попадали в изнеможении прямо на землю. Ксавье привалился спиной к камню, жадно ловя ртом воздух, чувствуя, что каждый мускул измученного тела дрожит от боли и усталости. Рядим хрипло дышал Тимми. За ним капитан увидел Таббса, беспомощно запрокинувшего голову и похожего на рыбу, выброшенную на берег. Солнце палило нещадно. Блэкуэллу казалось, что обожжен каждый дюйм его кожи.
Ксавье обернулся, чтобы посмотреть на испанца, которого нес на себе почти от самого Триполи. От него не было никакого толку. У него не оставалось сил, чтобы помогать своим товарищам по несчастью толкать двадцатитонную глыбу: он просто находился здесь, с ними — вот и все. Несмотря на это, Кадар и Валдез, десятник в каменоломне, настояли на том, чтобы испанец трудился наравне с остальными. Теперь он тоже привалился к камню, уставившись невидящим взглядом куда-то вдаль.
Блэкуэлл зажмурился. Боже милостивый, он еле жив от усталости, все тело горит, как в огне, а ведь еще только утро! Разве сможет человек вынести такую невероятную нагрузку?
Ксавье снова обернулся к испанцу. Тот оставался абсолютно неподвижным, и капитан испугался за него.
— Ты жив, амиго? — спросил Блэкуэлл, подумав, что следовало бы поинтересоваться именем того, кого он спас нынче утром.
Испанец не шелохнулся — словно и не слышал Ксавье.
— Эй, приятель? — Блэкуэлл коснулся плеча испанца. От этого легкого толчка несчастный опрокинулся, как кукла, лицом прямо в грязь.
Ксавье вскочил, немного удивившись, что у него нашлись для этого силы. Он опустился перед испанцем на колени, схватил его за руки. Руки были теплыми и липкими от пота, но странно безвольными.
Блэкуэлл перевернул его навзничь.
— Капитан, сэр? — раздался голос Таббса.
Но Ксавье не сводил глаз с испанца, который оставался неподвижным, невидящим взглядом уставившимся в небеса.
— Умер, — прошептал Блэкуэлл, чувствуя подступавший к горлу комок.
— Он был обречен с самого начала, — заметил Таббс.
— Обречен? Да, верно, он был обречен — с той минуту, как попал к варварам в плен! — Ксавье старался подавить закипавший в душе гнев. Он вскочил. Пристально следившие за рабами солдаты были начеку, и один из турок выразительно приподнял бич. Капитан смерил его холодным взглядом:
— Скажи Валдезу, что у нас здесь мертвый человек:
Турок выдержал достаточную паузу, чтобы никто не заподозрил, что он готов выполнять приказы какого-то раба, а потом развернулся и сплюнул. Если он и заметил смерть испанца и, возможно, даже посочувствовал ему, видно этого не было. Он что-то приказал другому солдату, и тот пошел прочь. Ксавье поглядел на цепь часовых. Кадар вернулся в город почти сразу же, и за старшего оставался десятник Валдез; сейчас он расположился под тентом, покуривая трубку. Мальчишка-раб махал над ним опахалом.
Вот он не спеша поднялся и вальяжно прошествовал в карьер. Этот низенький и жирный испанец тоже когда-то предпочел принять ислам, чтобы избежать участи несчастного раба. Ярость закипела в Ксавье с новой силой. Эти турки — бесчеловечные скоты, убийцы! Они не должны были выгонять на работу умирающего человека! А этот Валдез — еще хуже прочих, ведь он сам когда-то был рабом!
Капитан был готов наброситься на десятника и растерзать его.
Валдез подошел. Он задержался возле Ксавье, презрительно посмотрел ему в глаза, а потом равнодушно взглянул на мертвеца и брезгливо потыкал труп ногой.
Блэкуэл боролся с собою, сжимая кулаки. Он должен быть примером своим людям. Он должен потопить «Жемчужину». Он должен держать себя в руках. Он должен устроить побег.
Валдез снова посмотрел на Ксавье и захохотал. А потом отвернулся и выкрикнул приказ. Двое турок мигом схватили труп за ноги и поволокли прочь. Ксавье увидел, что его бросили в яму, ставшую братской могилой для многих несчастных.
Новое надругательство. Ни похорон, ни могилы — только адский труд.
— Давай-давай к остальным, — пробурчал Валдез на ломаном английском. Черные глазки возбужденно поблескивали. Блэкуэлл понимал, что мерзавец провоцирует его.
Он молча повернулся и пошел к остальным.
Алекс с Мурадом добрались до каменоломни около полудня. Теперь они были не только бедуинами, но и тащили за собой пару навьюченных ишаков, которых прикупил Мурад. Они остановились у самого входа в карьер, где копошились рабы. С этого места пленнице было видно, как сотня несчастных надрывается, стараясь взвалить на волокушу огромную известняковую скалу. Алекс никогда не была в каменоломне и едва не лишилась чувств от этого зрелища.
— О Господи! — только и смогла прошептать она.
При виде изможденных людей самых разных национальностей, вынужденных работать с непокрытой головой, в жалких лохмотьях под обжигающим солнцем, у бедняжки сжалось сердце. Кусок скалы обмотали длинными канатами. Десятки рабов тянули за четыре конца, другие подпирали глыбу буквально своими телами — и казалось, сдвинуть ее с места невозможно. Хуже того, до зубов вооруженные охранники не выпускали из рук бичи и погоняли рабов, как скотину. То и дело кто-то из несчастных вскрикивал от боли, получив удар по спине или ногам.
Для Алекс такое зрелище было невыносимым. Лицо ее стало мокрым от слез.
— Все, возвращаемся домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Она кивнула.
— А ты поможешь мне? Чтобы меня не поймали?
— Тебе не нужно уговаривать меня, Алекс, — вздохнул Мурад. — Ты ведь знаешь, что в конце концов я сделаю все, абсолютно все, что ты прикажешь!
— Это хорошо, — пробормотала Алекс, немного смутившись под его прямым проницательным взглядом. — Давай свернем направо.
— Нет, мы пойдем прямо, назад во дворец!
— Нам еще рано возвращаться, — возразила она.
— И куда же ты собираешься теперь? — вкрадчиво спросил раб.
— Я хочу попасть в каменоломню, — выпалила Алекс.
Глава 19
Внизу лежал двадцатитонный кусок скалы, отделенный от материнской породы с помощью пороха. И теперь рабы суетились вокруг, чтобы закатить эту глыбу на огромную деревянную волокушу. Десятник пролаял команду, и невольники навалились на камень, стараясь приподнять его над землей. Слышалось стоны. Кто-то рыдал от напряжения. Ксавье распластался на грубом камне, почти ничего не различая кругом из-за заливавших лицо слез и пота. Свистели бичи.
— Вверх! — ревел десятник. — Поднять вверх!
Ксавье чертыхнулся, что было сил налег на упрямую глыбу. Снова засвистели бичи. Раздались крики. Люди ругались, стонали. Камень чуть-чуть оторвался от земли. Тут же подскочили турки с деревяшками в руках, чтобы подложить их под глыбу.
— Стой! — крикнул десятник. — Отдыхать!
Рабы попадали в изнеможении прямо на землю. Ксавье привалился спиной к камню, жадно ловя ртом воздух, чувствуя, что каждый мускул измученного тела дрожит от боли и усталости. Рядим хрипло дышал Тимми. За ним капитан увидел Таббса, беспомощно запрокинувшего голову и похожего на рыбу, выброшенную на берег. Солнце палило нещадно. Блэкуэллу казалось, что обожжен каждый дюйм его кожи.
Ксавье обернулся, чтобы посмотреть на испанца, которого нес на себе почти от самого Триполи. От него не было никакого толку. У него не оставалось сил, чтобы помогать своим товарищам по несчастью толкать двадцатитонную глыбу: он просто находился здесь, с ними — вот и все. Несмотря на это, Кадар и Валдез, десятник в каменоломне, настояли на том, чтобы испанец трудился наравне с остальными. Теперь он тоже привалился к камню, уставившись невидящим взглядом куда-то вдаль.
Блэкуэлл зажмурился. Боже милостивый, он еле жив от усталости, все тело горит, как в огне, а ведь еще только утро! Разве сможет человек вынести такую невероятную нагрузку?
Ксавье снова обернулся к испанцу. Тот оставался абсолютно неподвижным, и капитан испугался за него.
— Ты жив, амиго? — спросил Блэкуэлл, подумав, что следовало бы поинтересоваться именем того, кого он спас нынче утром.
Испанец не шелохнулся — словно и не слышал Ксавье.
— Эй, приятель? — Блэкуэлл коснулся плеча испанца. От этого легкого толчка несчастный опрокинулся, как кукла, лицом прямо в грязь.
Ксавье вскочил, немного удивившись, что у него нашлись для этого силы. Он опустился перед испанцем на колени, схватил его за руки. Руки были теплыми и липкими от пота, но странно безвольными.
Блэкуэлл перевернул его навзничь.
— Капитан, сэр? — раздался голос Таббса.
Но Ксавье не сводил глаз с испанца, который оставался неподвижным, невидящим взглядом уставившимся в небеса.
— Умер, — прошептал Блэкуэлл, чувствуя подступавший к горлу комок.
— Он был обречен с самого начала, — заметил Таббс.
— Обречен? Да, верно, он был обречен — с той минуту, как попал к варварам в плен! — Ксавье старался подавить закипавший в душе гнев. Он вскочил. Пристально следившие за рабами солдаты были начеку, и один из турок выразительно приподнял бич. Капитан смерил его холодным взглядом:
— Скажи Валдезу, что у нас здесь мертвый человек:
Турок выдержал достаточную паузу, чтобы никто не заподозрил, что он готов выполнять приказы какого-то раба, а потом развернулся и сплюнул. Если он и заметил смерть испанца и, возможно, даже посочувствовал ему, видно этого не было. Он что-то приказал другому солдату, и тот пошел прочь. Ксавье поглядел на цепь часовых. Кадар вернулся в город почти сразу же, и за старшего оставался десятник Валдез; сейчас он расположился под тентом, покуривая трубку. Мальчишка-раб махал над ним опахалом.
Вот он не спеша поднялся и вальяжно прошествовал в карьер. Этот низенький и жирный испанец тоже когда-то предпочел принять ислам, чтобы избежать участи несчастного раба. Ярость закипела в Ксавье с новой силой. Эти турки — бесчеловечные скоты, убийцы! Они не должны были выгонять на работу умирающего человека! А этот Валдез — еще хуже прочих, ведь он сам когда-то был рабом!
Капитан был готов наброситься на десятника и растерзать его.
Валдез подошел. Он задержался возле Ксавье, презрительно посмотрел ему в глаза, а потом равнодушно взглянул на мертвеца и брезгливо потыкал труп ногой.
Блэкуэл боролся с собою, сжимая кулаки. Он должен быть примером своим людям. Он должен потопить «Жемчужину». Он должен держать себя в руках. Он должен устроить побег.
Валдез снова посмотрел на Ксавье и захохотал. А потом отвернулся и выкрикнул приказ. Двое турок мигом схватили труп за ноги и поволокли прочь. Ксавье увидел, что его бросили в яму, ставшую братской могилой для многих несчастных.
Новое надругательство. Ни похорон, ни могилы — только адский труд.
— Давай-давай к остальным, — пробурчал Валдез на ломаном английском. Черные глазки возбужденно поблескивали. Блэкуэлл понимал, что мерзавец провоцирует его.
Он молча повернулся и пошел к остальным.
Алекс с Мурадом добрались до каменоломни около полудня. Теперь они были не только бедуинами, но и тащили за собой пару навьюченных ишаков, которых прикупил Мурад. Они остановились у самого входа в карьер, где копошились рабы. С этого места пленнице было видно, как сотня несчастных надрывается, стараясь взвалить на волокушу огромную известняковую скалу. Алекс никогда не была в каменоломне и едва не лишилась чувств от этого зрелища.
— О Господи! — только и смогла прошептать она.
При виде изможденных людей самых разных национальностей, вынужденных работать с непокрытой головой, в жалких лохмотьях под обжигающим солнцем, у бедняжки сжалось сердце. Кусок скалы обмотали длинными канатами. Десятки рабов тянули за четыре конца, другие подпирали глыбу буквально своими телами — и казалось, сдвинуть ее с места невозможно. Хуже того, до зубов вооруженные охранники не выпускали из рук бичи и погоняли рабов, как скотину. То и дело кто-то из несчастных вскрикивал от боли, получив удар по спине или ногам.
Для Алекс такое зрелище было невыносимым. Лицо ее стало мокрым от слез.
— Все, возвращаемся домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116