Септимусу! Юлия почти перестала дышать и подошла еще ближе. Тяжелый гобелен, закрывавший вход в покои Клодии Примы надежно скрывал Юлию от глаз говоривших, которые, судя по голосам, были столь разгорячены, что ни за что не смогли бы услышать порывистого дыхания Юлии. Девушка замерла, чувствуя сильное головокружение и шум в ушах, ей казалось, что ее сердце колотится так громко, что способно разбудить весь дом. Пульсировали все вены в теле Юлии, она чувствовала сильные колющие удары в висках, локтевых сгибах, на шее, во рту появился сильный металлический привкус, сглатывать слюну было ужасно больно, как будто на нёбе появились мелкие порезы.
— Клодия, ты настояла, чтобы я приехал к тебе. Ты угрожала появиться в сенате! Я знаю все, что ты собиралась мне сказать, и не желаю дальше выслушивать от тебя оскорбления. В конце концов, твое безумство может нанести вред только моему будущему тестю — благородному Квинту, это его репутация пострадает прежде всего. Если тебе больше нечего мне сказать — прощай, — голос Септимуса звучал очень холодно и насмешливо.
— Этого никогда не будет, ты не женишься на ней! — истерический вопль матери заставил Юлию зажмуриться. Отвращение было столь сильно, что Юлии захотелось стряхнуть с себя слова Клодии, ее ревность, ее отвратительную попытку удержать бывшего любовника. — Ты не любишь ее! Ты говорил, что никого и никогда не полюбишь! Помнишь, тогда в Фессалии, когда ты ползал передо мной на коленях и умолял стать твоей женой!
Я все помню, Клодия, — в голосе Секста послышалась угроза, — я помню, что ты мне тогда ответила. Ты предпочла Квинта, героя, сенатора Рима! Тебе не был нужен юнец, мальчишка, оставшийся без родителей под опекой скаредного дяди! Я плакал, я умолял, а ты смеялась! Думаю, это справедливо, что месть настигла тебя в лице твоей собственной дочери.
— Но ты не можешь жениться на ней! — это уже была не просьба, а отчаянный вопль.
— Я женюсь на Юлии, — Септимус произнес эти слова отчетливо, медленно и со сладкой издевкой. — Я женюсь на ней, женюсь! Более того, я проведу брачную ночь с ней в этом доме и буду стараться, чтобы ее крики и стоны наслаждения оглушили тебя. Думаешь, я не вижу, как сладострастно изгибается ее тело? Как она вздрагивает от моего прикосновения? Как учащается ее дыхание и розовеют щеки…
Юлия больше не могла этого слышать! Она закрыла уши руками и бросилась бежать! Вон! Вон из этого дома! Девушка бежала и бежала, не сдерживая более своих рыданий! Так он хочет жениться на ней, чтобы причинить страдания Клодии, ее матери! О, боги! Она проделала такой путь, она рисковала жизнью ради него! Она отказалась от человека, который был готов ради нее на смерть! Юлия споткнулась о корень дерева и упала. Подняться у нее не оказалось сил. Девушка перевернулась на спину, рыдания теснили ей грудь. Юлии хотелось разорвать, разломать свою грудную клетку, чтобы не испытывать страшной боли, чтобы не чувствовать больше ничего! А потом оглушительный внутренний крик, который почти что свел ее с ума, внезапно стих, и остался только тоненький еле слышный писк, словно комар вился над ухом. Юлия поняла, что это она тихонечко плачет, свернувшись клубочком на земле. Она плакала и плакала, понимая, что вся ее прежняя жизнь, все мечты и надежды безвозвратно ушли в небытие, и никогда больше не возродятся к жизни.
Как только сенатор Квинт проснулся, ему тут же сообщили, что его дочь вернулась из своего путешествия. Квинт велел немедленно позвать к нему… Василия. Керано — черный раб, который выполнял обязанности посыльного — даже переспросил, кого именно следует позвать, думая, что хозяин оговорился.
— Может быть, госпожу Юлию?
— Я же ясно сказал — позови грека Василия! — сенатор выглядел раздраженным.
В последнее время он стал совсем замкнутым и раздражительным. Любое упоминание о Юлии могло вывести его из себя. Сенатор часто запирался у себя и мог не выходить целый день. Керано знал, что хозяин постоянно возносит молитвы. Однажды раб подслушал, что Квинт просит богов об избавлении его от «запретного влечения» и окончательно утвердился в догадке, что злые духи завладели сердцем сенатора Квинта. В своих вечерних обращениях к богам своей жаркой родины, Керано тоже стал просить Великий Огненный глаз, властителя всего сущего, чтобы тот своим светом убил злых духов, причиняющих мучения Квинту.
Для Василия так же было неожиданностью, что в первую очередь хозяин захочет видеть его, а не дочь.
— Садись! — сенатор указал греку на большое плетеное кресло из сухой травы. Темные круги под глазами Квинта, резко очерченные скулы и нахмуренные брови встревожили Василия.
— Долгих лет тебе, господин! Твой вид вызывает у меня страдание, — сказан грек, — неужели тебя поразила какая-то болезнь?
Расскажи мне о вашем путешествии, получила ли моя дочь благословение богов? — Квинт подался вперед, всем своим видом показывая, что не намерен отвечать на вопрос Василия.
— Господин, путешествие наше было странным, и закончилось весьма неожиданно…
И грек поведал сенатору Квинту всю историю, начиная с того дня, когда на постоялом дворе они встретили бывшего гладиатора, галла Юргента, и заканчивая подробностями обратного пути. Василий рассказал обо всем — и о странном поведении жителей Гестиона, и о драгоценностях, оказавшихся фальшивыми, и о том, как Юргент помог им добраться до Тирении, добыв деньги на арене. Единственное, о чем умолчал грек, это о чувствах, которые испытывал галл к Юлии.
— Этот человек достоин награды, — задумчиво произнес Квинт. — Пожалуй, имеет смысл разыскать его, чтобы я мог заплатить ему в десять раз больше, чем он дал моей дочери, для того, чтобы она могла нанять корабль. Этот человек благороден и предан, я хотел бы, чтобы он служил мне.
— Боюсь, найти его уже невозможно, — Василий глубоко вздохнул. Он пытался сказать Юргенту о том, что сенатор Квинт щедро вознаградит того, кто дважды спас жизнь его дочери и.
рискуя собственной жизнью, помог ей в тяжелый момент. Но Юргент даже не хотел слышать о том, чтобы вернутся в Рим. Василию показалось, что галл хотел оказаться как можно дальше от Юлии, а, может быть, и жалел, что вообще встретился с ней.
— Судя по твоим рассказам, это очень заметный человек. Почему мы не сможем его найти? — Квинт нахмурился. — Он спасается от римского правосудия? Если это так-то я выкуплю его вину, а если он бежал из гладиаторской школы, то я уплачу его хозяину ту цену, какую он захочет, а затем освобожу этого галла.
— Думаю, господин, что он уже на пути в свои земли. Он действительно благородный человек среди галлов. Его род владеет северными землями, за холодной рекой.
— Как он называл эти земли?
— Кажется, Фьеорд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Клодия, ты настояла, чтобы я приехал к тебе. Ты угрожала появиться в сенате! Я знаю все, что ты собиралась мне сказать, и не желаю дальше выслушивать от тебя оскорбления. В конце концов, твое безумство может нанести вред только моему будущему тестю — благородному Квинту, это его репутация пострадает прежде всего. Если тебе больше нечего мне сказать — прощай, — голос Септимуса звучал очень холодно и насмешливо.
— Этого никогда не будет, ты не женишься на ней! — истерический вопль матери заставил Юлию зажмуриться. Отвращение было столь сильно, что Юлии захотелось стряхнуть с себя слова Клодии, ее ревность, ее отвратительную попытку удержать бывшего любовника. — Ты не любишь ее! Ты говорил, что никого и никогда не полюбишь! Помнишь, тогда в Фессалии, когда ты ползал передо мной на коленях и умолял стать твоей женой!
Я все помню, Клодия, — в голосе Секста послышалась угроза, — я помню, что ты мне тогда ответила. Ты предпочла Квинта, героя, сенатора Рима! Тебе не был нужен юнец, мальчишка, оставшийся без родителей под опекой скаредного дяди! Я плакал, я умолял, а ты смеялась! Думаю, это справедливо, что месть настигла тебя в лице твоей собственной дочери.
— Но ты не можешь жениться на ней! — это уже была не просьба, а отчаянный вопль.
— Я женюсь на Юлии, — Септимус произнес эти слова отчетливо, медленно и со сладкой издевкой. — Я женюсь на ней, женюсь! Более того, я проведу брачную ночь с ней в этом доме и буду стараться, чтобы ее крики и стоны наслаждения оглушили тебя. Думаешь, я не вижу, как сладострастно изгибается ее тело? Как она вздрагивает от моего прикосновения? Как учащается ее дыхание и розовеют щеки…
Юлия больше не могла этого слышать! Она закрыла уши руками и бросилась бежать! Вон! Вон из этого дома! Девушка бежала и бежала, не сдерживая более своих рыданий! Так он хочет жениться на ней, чтобы причинить страдания Клодии, ее матери! О, боги! Она проделала такой путь, она рисковала жизнью ради него! Она отказалась от человека, который был готов ради нее на смерть! Юлия споткнулась о корень дерева и упала. Подняться у нее не оказалось сил. Девушка перевернулась на спину, рыдания теснили ей грудь. Юлии хотелось разорвать, разломать свою грудную клетку, чтобы не испытывать страшной боли, чтобы не чувствовать больше ничего! А потом оглушительный внутренний крик, который почти что свел ее с ума, внезапно стих, и остался только тоненький еле слышный писк, словно комар вился над ухом. Юлия поняла, что это она тихонечко плачет, свернувшись клубочком на земле. Она плакала и плакала, понимая, что вся ее прежняя жизнь, все мечты и надежды безвозвратно ушли в небытие, и никогда больше не возродятся к жизни.
Как только сенатор Квинт проснулся, ему тут же сообщили, что его дочь вернулась из своего путешествия. Квинт велел немедленно позвать к нему… Василия. Керано — черный раб, который выполнял обязанности посыльного — даже переспросил, кого именно следует позвать, думая, что хозяин оговорился.
— Может быть, госпожу Юлию?
— Я же ясно сказал — позови грека Василия! — сенатор выглядел раздраженным.
В последнее время он стал совсем замкнутым и раздражительным. Любое упоминание о Юлии могло вывести его из себя. Сенатор часто запирался у себя и мог не выходить целый день. Керано знал, что хозяин постоянно возносит молитвы. Однажды раб подслушал, что Квинт просит богов об избавлении его от «запретного влечения» и окончательно утвердился в догадке, что злые духи завладели сердцем сенатора Квинта. В своих вечерних обращениях к богам своей жаркой родины, Керано тоже стал просить Великий Огненный глаз, властителя всего сущего, чтобы тот своим светом убил злых духов, причиняющих мучения Квинту.
Для Василия так же было неожиданностью, что в первую очередь хозяин захочет видеть его, а не дочь.
— Садись! — сенатор указал греку на большое плетеное кресло из сухой травы. Темные круги под глазами Квинта, резко очерченные скулы и нахмуренные брови встревожили Василия.
— Долгих лет тебе, господин! Твой вид вызывает у меня страдание, — сказан грек, — неужели тебя поразила какая-то болезнь?
Расскажи мне о вашем путешествии, получила ли моя дочь благословение богов? — Квинт подался вперед, всем своим видом показывая, что не намерен отвечать на вопрос Василия.
— Господин, путешествие наше было странным, и закончилось весьма неожиданно…
И грек поведал сенатору Квинту всю историю, начиная с того дня, когда на постоялом дворе они встретили бывшего гладиатора, галла Юргента, и заканчивая подробностями обратного пути. Василий рассказал обо всем — и о странном поведении жителей Гестиона, и о драгоценностях, оказавшихся фальшивыми, и о том, как Юргент помог им добраться до Тирении, добыв деньги на арене. Единственное, о чем умолчал грек, это о чувствах, которые испытывал галл к Юлии.
— Этот человек достоин награды, — задумчиво произнес Квинт. — Пожалуй, имеет смысл разыскать его, чтобы я мог заплатить ему в десять раз больше, чем он дал моей дочери, для того, чтобы она могла нанять корабль. Этот человек благороден и предан, я хотел бы, чтобы он служил мне.
— Боюсь, найти его уже невозможно, — Василий глубоко вздохнул. Он пытался сказать Юргенту о том, что сенатор Квинт щедро вознаградит того, кто дважды спас жизнь его дочери и.
рискуя собственной жизнью, помог ей в тяжелый момент. Но Юргент даже не хотел слышать о том, чтобы вернутся в Рим. Василию показалось, что галл хотел оказаться как можно дальше от Юлии, а, может быть, и жалел, что вообще встретился с ней.
— Судя по твоим рассказам, это очень заметный человек. Почему мы не сможем его найти? — Квинт нахмурился. — Он спасается от римского правосудия? Если это так-то я выкуплю его вину, а если он бежал из гладиаторской школы, то я уплачу его хозяину ту цену, какую он захочет, а затем освобожу этого галла.
— Думаю, господин, что он уже на пути в свои земли. Он действительно благородный человек среди галлов. Его род владеет северными землями, за холодной рекой.
— Как он называл эти земли?
— Кажется, Фьеорд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49