— Я, да. — Он ухмыльнулся. — И ты. Полагаю, что у тебя сегодня должен быть волчий аппетит, Ханна. — Он поцеловал ее, и она чувствовала по его губам, что он улыбается. — Ладно, полагаю, что должен принести жертву. Маленькое упражнение, чтобы начать день…
У нее перехватило дыхание, когда его рука начала двигаться по ней.
— Пожалуйста…
— Пожалуйста, что?
Его рот касался ее рта, как язык пламени, его губы были такими горячими на ее губах, такими сладкими, что вынудили ее открыться ему. А она не могла. Не могла.
Ханна отвернула лицо в сторону.
— Не надо.
Он откинулся назад и уставился на нее, она почувствовала, что ее рот начал дрожать.
— Не надо, — повторила она.
Когда она попыталась отстраниться, он позволил ей это. Она быстро встала с постели и накинула на себя халат. В комнате повисло молчание.
— Ты можешь… ты можешь первым принять душ, если хочешь, — сказала она, стоя к нему спиной.
— Ханна, в чем дело?
— Ни в чем. Я сказала тебе, что поздно, и… Он мгновенно очутился возле нее, положил руки ей на плечи и повернул к себе.
— Не будь смешной, — сказал он твердо, — тут что-то не так, и я хочу знать, что именно.
— Я… я просто сказала…
— Я помню, что ты сказала. Что уже поздно. Эстрелла будет недоумевать, что мы не кажем наши лица. И ты хочешь кофе.
— Это верно.
Потому что я люблю тебя, подумала она, потому что, если ты снова займешься сейчас со мной любовью, я останусь с тобой, пока не надоем тебе, и, когда ты бросишь меня, это разобьет мое сердце сильнее, чем оно разбито сейчас.
— Ну?
Она глубоко вздохнула.
— Я… я должна кое-что сказать тебе, Грант.
Напряжение в его лице ослабло. Он улыбнулся, легонько взял ее лицо в ладони и поднял к себе.
— Хорошо. Потому что я тоже должен сказать тебе кое-что.
— Грант, пожалуйста, ты должен выслушать меня.
— Ты не хочешь узнать, что я должен сказать тебе, Ханна?
— Ладно. Так что? — Она вздохнула.
— Вспомни, о чем мы говорили вчера вечером? О том, чтобы поехать в Чичен-Ицу? — Он нагнулся и поцеловал ее в висок. — Так вот, у меня есть идея получше. Давай вовсе не поедем туда. Вместо этого полетим в…
— Я не хочу ехать ни в Чичен-Ицу, ни в какое-либо другое место, — резко сказала она. — Вот, что я пытаюсь сказать тебе. — Она перевела дыхание. — Я хочу уехать домой. Сегодня.
— Домой? — Он сдвинул брови. — Ты имеешь в виду обратно, в Сан-Франциско? — Она кивнула. — Но я думал, что тебе понравился этот дом.
— Понравился. Я хочу сказать, что дом… — Она взглянула в его удивленное лицо. — Это не имеет никакого отношения к дому, Грант. Я просто… я хочу вернуться обратно к своей жизни.
Удивление на его лице сменилось расстерянностью.
— Что это должно означать?
— Это означает только то, что я сказала. — Ханна провела кончиком языка по своим пересохшим губам. — Это было… это было мило, но…
— Мило? — Его рот скривился. — Это все, что ты можешь сказать о прошедшей ночи?
Она подумала о том, что ей хотелось сказать на самом деле — что это была ночь, которую она никогда не забудет, но осознание того, как она близка к этому немыслимому признанию, дало ей ту силу, которая позволила ей довести эту горестную сцену до конца.
— Послушай, я понимаю: возможно, ты думаешь, что мы можем, что мы можем протянуть так еще некоторое время, но…
— Но ты в этом не заинтересована! — Эти слова были произнесены ровно и холодно. — Ну, давай, давай, выплевывай, выплевывай, все что ты хочешь сказать.
— Я не заинтересована иметь с тобой связь, Грант. Вот, что я пытаюсь сказать.
— Я понимаю. — Он сосредоточенно взглянул на нее, потом на его лице мелькнула быстрая улыбка. — А не скажешь ли ты мне, почему?
— А как ты думаешь, почему?
— Но я хочу выслушать твои причины.
— Я не могу объяснить и себе самой…
— Да. — Она охнула, когда его руки крепко обхватили ее. — Да, именно не можешь. — Ты была потрясающа в моих объятиях прошлой ночью, и если ты думаешь, что я собираюсь…
— Если ты думаешь, что я собираюсь оставаться здесь и… и выслушивать графическое описание моего поведения в твоей постели…
Она замолчала, лицо ее горело, дыхание было прерывистым. Он невозможен. Невозможен! Она здесь, с ним, ее сердце разрывается, а он демонстрирует ей, что под внимательным, нежным, страстным мужчиной, каким он был прошлой ночью, скрывается эгоцентричный, самонадеянный негодяй, не желающий отпустить ее до тех пор, пока, черт возьми, ему хорошо с ней и он желает ее.
То, что от нее сейчас требуется, это сохранить спокойствие. Превратить все в конфронтацию не означает облегчить ситуацию.
— Грант, — сказала она осторожно, — не надо придавать этому такого значения. Просто я не хочу продолжать это соглашение…
— И когда ты пришла к такому заключению?
Сегодня утром, подумала она, как только осознала, что оставаться хотя бы еще на один день означает только продлевать страдания.
— Я не знаю точно.
— Ты не знаешь точно. — Его тон был зловеще спокойным. — Давай, Ханна, постарайся уточнить. Это произошло вчера вечером, когда ты пришла в мои объятия в саду? Или на рассвете, когда ты разбудила меня тем, что…
Она отшатнулась от него.
— Прекрати!
— Почему я должен прекратить? — Грант схватил ее и повернул к себе лицом. — Когда ты разбудила меня и заявила, что с тебя довольно этого соглашения? Ты ждешь, что я буду приветствовать это и скажу: позволь, Ханна, узнать, когда отправляется домой следующий самолет и…
— О Господи! — Ее пылающее лицо было повернуто к нему. — Или ты, черт возьми, привык к тому, что все происходит так, как тебе хочется, и даже не представляешь, что женщина может сама подумать о себе или…
— И что же это? Порыв к женскому освобождению?
— Если тебе так угодно думать. Я не намерена защищать свое решение.
— А я говорю, черт возьми, ты мне все объяснишь.
Они в упор смотрели друг на друга, и единственным звуком в комнате было их дыхание, и неожиданно Ханна почувствовала, словно стены сомкнулись вокруг нее. Она должна вырваться из этого помещения, где еще сохранялся слабый запах их любви, должна увидеть что-то другое, кроме разгневанного лица Гранта и разбросанной постели за ним.
Она проглотила комок в горле и только тогда смогла произнести:
— Давай лучше продолжим эту дискуссию за завтраком.
— Это первая разумная вещь, которую ты сказала за все утро. — Он отпустил ее, повернулся и направился в ванную. — Я пойду приму душ.
Как только Ханна услышала шум льющейся воды, она сбросила халат, надела джинсы и блузку и вышла в атриум на яркое утреннее солнце.
Эстрелла уже поставила серебряный кофейный сервиз на маленький столик возле бассейна. Ханна налила себе кофе и сразу выпила полчашки. Кофе должен прояснить ей голову. Она долила чашку и опустилась в кресло. Главное — не допустить, чтобы он вынудил ее защищаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38