Проснувшись, Бизоль с неохотой продолжил: «Что еще? Все. Пусть Жанетта ждет нашего одноглазого циклопа. Скоро мы все вернемся. Прощай, дорогая Луиза! Береги наших девочек». При воспоминании о дочках, глаза Бизоля увлажнились, и он смахнул с ресниц появившуюся слезу. «Старею, — подумал он. — Но не век же мне торчать в этой Палестине?»
Отправив с паломниками письмо, Сент-Омер выехал из Тортозы, оставив несколько своих людей обеспечивать охрану паломников от разбойничьих шаек. В Акре он разыскал вернувшегося туда Роже де Мондидье, который в таверне играл в кости с тремя рыцарями.
— Как успехи? — полюбопытствовал Бизоль, наклонившись над плечом будущего родственника.
— Отстань! — отмахнулся Роже. — Не мешай.
Его единственный глаз горел таким азартом, что, казалось, деревянные стены и вся мебель в таверне должны неминуемо вспыхнуть.
— Едем в Иерусалим, — предложил Бизоль, нисколько не обидевшись. — По слухам, Гуго выезжает с отрядом в Керак, осажденный сельджуками. И Чекко появился…
— Погоди. Мне еще нужно выиграть сбрую к лошади.
Метнув в последний раз кости, и полностью экипировавшись за счет незадачливых партнеров, Роже поднялся из-за стола.
— Вот теперь я свободен, — произнес он, обнимая Бизоля. — Кстати, не встречал ли ты где рыцаря по имени Этьен Лабе?
— Нет.
— Если встретишь, схвати его покрепче и не выпускай, пока не позовешь меня.
— Он что, обыграл тебя в кости?
— Такой человек еще не родился. Просто у меня должок к этому Лабе.
— Тогда я ему не завидую…
Добравшись до Цезарии, друзья выяснили, что маркиз Хуан де Сетина смертельно болен и лежит в доме наместника города графа Франсуа Шартье. Воспалительный процесс, начавшийся у маркиза в сырых подвалах, где он разбирался в архивах, достиг своей высшей стадии, перекинулся на мозг. Надежд на выздоровление почти не было — об этом говорили лучшие доктора Цезарии. Бизоль и Роже тотчас же поспешили к своему старшему другу. Они увидели гнетущую картину: мертвенно-бледный маркиз, обложенный подушками, был без сознания; лицо его исхудало, высохло, походило на голый череп, обтянутый кожей. С губ бредящего маркиза срывались отдельные непонятные слова, фразы. Он не узнавал присутствующих. В ногах его кровати беззвучно плакал, не стыдясь своих слез, всегда такой высокомерный идальго Корденаль. Увидев вошедших в комнату рыцарей, он бросился им навстречу, пытаясь что-то сказать, но слова давились в горле.
— Он не щадил себя, — произнес Шартье-Гримаса, шедший следом, и морщившийся по привычке, словно уже чуял запах покойника. — К сожалению, вашему другу осталось жить считанные часы.
— О, ужас! — прошептал Роже, вглядываясь в лицо маркиза.
— Ну зачем ему понадобилось заживо хоронить себя в подвалах? — так же тихо ответил Бизоль и вздрогнул: ему показалось, что веки маркиза слабо шевельнулись, а неподвижные зрачки направлены в его сторону. Он подошел к кровати и склонился над изголовьем.
— Вы узнаете меня, Хуан? — негромко и ласково произнес Бизоль. — Это я — Сент-Омер, ваш друг.
Зрачки маркиза расширились, и он прошептал слабым голосом: — Передайте… де Пейну… сокровища… Грааль… в Храме… вскрыть фундамент… по старой окружности… на пересечении…
Ему было тяжело говорить, и он замолчал, закрыв глаза.
— Бредит, — уверенно сказал Шартье, прислушивавшийся к словам больного. Бизоль отодвинул его тяжелой рукой и снова нагнулся к де Сетина.
— Все это вы сообщите де Пейну сами, дорогой Хуан, — решительно произнес он. — Ну кто вам позволит умирать, подумайте? Все доктора — коновалы, они способны только залечить вполне здорового человека.
— Точно! — подтвердил Роже. — Корденаль, выбросьте все микстуры и пузырьки с лекарствами в окно! Отодвиньте шторы, впустите свежий воздух! Приготовьте крепкий куриный бульон и принесите самое лучшее, бьющее в голову вино. Мы поставим маркиза на ноги!
— Но позвольте… — возразил Шартье-Гримаса. — Доктора уверяли…
— Засуньте этих докторов в чью-нибудь задницу, — посоветовал Бизоль. — Лучше всего — в свою. Вы чуть не уморили нашего друга.
Вспыхнувший от негодования Шартье, выскочил из комнаты, роняя на ходу туфли. А Роже и Бизоль начали борьбу за жизнь маркиза де Сетина. Они действовали своими, проверенными методами. Болезнь прячется в самих докторах, считал Бизоль. А также в темноте, сырости и слишком деликатной пище. Поэтому он выписал маркизу свой рецепт: холодные ванны, яркий солнечный свет, мясные отвары с острой приправой и крепкое вино. Воспрявший духом Корденаль, охотно помогал совершать над своим хозяином эти экзекуции. Три дня бились друзья за жизнь маркиза, не выходя из дома Шартье и не подпуская ни его, ни докторов к постели больного, отсылая обратно приготовленные домашним поваром кушанья и вышвыривая в окно лекарства. Три дня они не спускали глаз, не давая угасать невидимой свече в теле Хуана де Сетина. И — о, чудо! — на четвертые сутки маркиз начал приходить в сознание… Взгляд его стал проясняться, он узнал Роже, Бизоля и Корденаля, на губах появилась слабая улыбка.
Выждав еще день, Бизоль велел со всеми предосторожностями перенести Хуана в снятый им дом, где он был бы огражден от посторонних лиц. Почувствовав, что кризис миновал, что на смуглых щеках маркиза вновь обозначился легкий румянец, Бизоль отвел Корденаля в сторонку и сказал:
— Теперь маркиз вне опасности. Но меня беспокоит другое — эта лиса Шартье. Думается, он специально пытался залечить нашего друга.
— Несомненно! — подтвердил Роже.
— Выставите возле дома своих кабальерос и никого не допускайте к маркизу. Мне кажется, он наткнулся на нечто такое, что обрадует Гуго. Берегите и охраняйте его. Теперь вы, Корденаль, отвечаете за него головой.
— Об этом можно не напоминать, — ответил вновь ставший высокомерным идальго. И это было лучшим признаком выздоровления маркиза.
— Люди каждой нации напоминают мне кого-либо из птиц, — философски заметил Роже де Мондидье по дороге в Яффу. — Эти испанцы, например, настоящие индюки, косящиеся на тебя одним глазом. Англичане — невозмутимые цапли, стоящие на одной ноге в болоте, наполненном лягушками. Мы, французы — петухи, любящие драку и курочек; немцы — карканье вороны с тяжелыми клювами; итальянцы — болтливые попугаи; евреи — воробьи, способные утянуть корку хлеба из-под носа глупого голубя; а славяне — этот самый голубь и есть.
— Не скажи, славяне умеют драться, — возразил Бизоль. — Ну, а кто же по-твоему византийцы?
— Павлины.
— А Турки?
— Стая грачей.
Болтая таким образом, друзья достигли Яффы. Здесь им повезло: Бизоль встретил одного из своих слуг, который сообщил, что Виченцо Тропези в городе, и проводил их до уютного домика на окраине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Отправив с паломниками письмо, Сент-Омер выехал из Тортозы, оставив несколько своих людей обеспечивать охрану паломников от разбойничьих шаек. В Акре он разыскал вернувшегося туда Роже де Мондидье, который в таверне играл в кости с тремя рыцарями.
— Как успехи? — полюбопытствовал Бизоль, наклонившись над плечом будущего родственника.
— Отстань! — отмахнулся Роже. — Не мешай.
Его единственный глаз горел таким азартом, что, казалось, деревянные стены и вся мебель в таверне должны неминуемо вспыхнуть.
— Едем в Иерусалим, — предложил Бизоль, нисколько не обидевшись. — По слухам, Гуго выезжает с отрядом в Керак, осажденный сельджуками. И Чекко появился…
— Погоди. Мне еще нужно выиграть сбрую к лошади.
Метнув в последний раз кости, и полностью экипировавшись за счет незадачливых партнеров, Роже поднялся из-за стола.
— Вот теперь я свободен, — произнес он, обнимая Бизоля. — Кстати, не встречал ли ты где рыцаря по имени Этьен Лабе?
— Нет.
— Если встретишь, схвати его покрепче и не выпускай, пока не позовешь меня.
— Он что, обыграл тебя в кости?
— Такой человек еще не родился. Просто у меня должок к этому Лабе.
— Тогда я ему не завидую…
Добравшись до Цезарии, друзья выяснили, что маркиз Хуан де Сетина смертельно болен и лежит в доме наместника города графа Франсуа Шартье. Воспалительный процесс, начавшийся у маркиза в сырых подвалах, где он разбирался в архивах, достиг своей высшей стадии, перекинулся на мозг. Надежд на выздоровление почти не было — об этом говорили лучшие доктора Цезарии. Бизоль и Роже тотчас же поспешили к своему старшему другу. Они увидели гнетущую картину: мертвенно-бледный маркиз, обложенный подушками, был без сознания; лицо его исхудало, высохло, походило на голый череп, обтянутый кожей. С губ бредящего маркиза срывались отдельные непонятные слова, фразы. Он не узнавал присутствующих. В ногах его кровати беззвучно плакал, не стыдясь своих слез, всегда такой высокомерный идальго Корденаль. Увидев вошедших в комнату рыцарей, он бросился им навстречу, пытаясь что-то сказать, но слова давились в горле.
— Он не щадил себя, — произнес Шартье-Гримаса, шедший следом, и морщившийся по привычке, словно уже чуял запах покойника. — К сожалению, вашему другу осталось жить считанные часы.
— О, ужас! — прошептал Роже, вглядываясь в лицо маркиза.
— Ну зачем ему понадобилось заживо хоронить себя в подвалах? — так же тихо ответил Бизоль и вздрогнул: ему показалось, что веки маркиза слабо шевельнулись, а неподвижные зрачки направлены в его сторону. Он подошел к кровати и склонился над изголовьем.
— Вы узнаете меня, Хуан? — негромко и ласково произнес Бизоль. — Это я — Сент-Омер, ваш друг.
Зрачки маркиза расширились, и он прошептал слабым голосом: — Передайте… де Пейну… сокровища… Грааль… в Храме… вскрыть фундамент… по старой окружности… на пересечении…
Ему было тяжело говорить, и он замолчал, закрыв глаза.
— Бредит, — уверенно сказал Шартье, прислушивавшийся к словам больного. Бизоль отодвинул его тяжелой рукой и снова нагнулся к де Сетина.
— Все это вы сообщите де Пейну сами, дорогой Хуан, — решительно произнес он. — Ну кто вам позволит умирать, подумайте? Все доктора — коновалы, они способны только залечить вполне здорового человека.
— Точно! — подтвердил Роже. — Корденаль, выбросьте все микстуры и пузырьки с лекарствами в окно! Отодвиньте шторы, впустите свежий воздух! Приготовьте крепкий куриный бульон и принесите самое лучшее, бьющее в голову вино. Мы поставим маркиза на ноги!
— Но позвольте… — возразил Шартье-Гримаса. — Доктора уверяли…
— Засуньте этих докторов в чью-нибудь задницу, — посоветовал Бизоль. — Лучше всего — в свою. Вы чуть не уморили нашего друга.
Вспыхнувший от негодования Шартье, выскочил из комнаты, роняя на ходу туфли. А Роже и Бизоль начали борьбу за жизнь маркиза де Сетина. Они действовали своими, проверенными методами. Болезнь прячется в самих докторах, считал Бизоль. А также в темноте, сырости и слишком деликатной пище. Поэтому он выписал маркизу свой рецепт: холодные ванны, яркий солнечный свет, мясные отвары с острой приправой и крепкое вино. Воспрявший духом Корденаль, охотно помогал совершать над своим хозяином эти экзекуции. Три дня бились друзья за жизнь маркиза, не выходя из дома Шартье и не подпуская ни его, ни докторов к постели больного, отсылая обратно приготовленные домашним поваром кушанья и вышвыривая в окно лекарства. Три дня они не спускали глаз, не давая угасать невидимой свече в теле Хуана де Сетина. И — о, чудо! — на четвертые сутки маркиз начал приходить в сознание… Взгляд его стал проясняться, он узнал Роже, Бизоля и Корденаля, на губах появилась слабая улыбка.
Выждав еще день, Бизоль велел со всеми предосторожностями перенести Хуана в снятый им дом, где он был бы огражден от посторонних лиц. Почувствовав, что кризис миновал, что на смуглых щеках маркиза вновь обозначился легкий румянец, Бизоль отвел Корденаля в сторонку и сказал:
— Теперь маркиз вне опасности. Но меня беспокоит другое — эта лиса Шартье. Думается, он специально пытался залечить нашего друга.
— Несомненно! — подтвердил Роже.
— Выставите возле дома своих кабальерос и никого не допускайте к маркизу. Мне кажется, он наткнулся на нечто такое, что обрадует Гуго. Берегите и охраняйте его. Теперь вы, Корденаль, отвечаете за него головой.
— Об этом можно не напоминать, — ответил вновь ставший высокомерным идальго. И это было лучшим признаком выздоровления маркиза.
— Люди каждой нации напоминают мне кого-либо из птиц, — философски заметил Роже де Мондидье по дороге в Яффу. — Эти испанцы, например, настоящие индюки, косящиеся на тебя одним глазом. Англичане — невозмутимые цапли, стоящие на одной ноге в болоте, наполненном лягушками. Мы, французы — петухи, любящие драку и курочек; немцы — карканье вороны с тяжелыми клювами; итальянцы — болтливые попугаи; евреи — воробьи, способные утянуть корку хлеба из-под носа глупого голубя; а славяне — этот самый голубь и есть.
— Не скажи, славяне умеют драться, — возразил Бизоль. — Ну, а кто же по-твоему византийцы?
— Павлины.
— А Турки?
— Стая грачей.
Болтая таким образом, друзья достигли Яффы. Здесь им повезло: Бизоль встретил одного из своих слуг, который сообщил, что Виченцо Тропези в городе, и проводил их до уютного домика на окраине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186