Меня зовут Эстер… Я — вдова испанского рыцаря дона Алонзо де Сантильяна, занесенная ветром странствий в Иерусалим. Покойный супруг оставил мне достаточно средств, с тех пор я много путешествую, и порою бываю довольно безрассудна, как сегодня вечером, отправившись по незнакомой дороге. К чему это могло привести — страшно представить! Если вы никуда не торопитесь и будете настолько любезны, что подождете меня, пока я приведу себя в порядок, то мы могли бы отужинать все вместе… Надеюсь, вы доставите мне эту радость? — и Юдифь-Эсфирь-Эстер одарила обоих рыцарей неподражаемо чарующей улыбкой, от которой растаял бы даже кусок льда.
Когда Юдифь, отдав приказания слугам и поварам, выскользнула через заднюю дверцу в сад, и рассказала ломбардцу Беру о своих достижениях, тот сквозь зубы прошептал в ее адрес нехорошее слово.
— Повремените с этим русским, — попросил он. — Куда вы торопитесь?
— Меня ждут в разных странах и городах, — резко ответила она. — Мне нельзя терять время. И вообще — не мельтешите тут; шли бы вы куда-нибудь подальше…
— Хорошо, хорошо! — успокоил Бер ценного агента Сионской Общины. — Поступайте как знаете…
Юдифь вернулась к рыцарям, где расторопные слуги уже накрывали на стол. Гуго де Пейн сожалел, что согласился остаться, но законы рыцарской чести не позволяли отказать в столь скромном желании прекрасной даме, тем более, только что спасенной им из лап разбойников. Он решил побыть здесь недолгое время и уйти. Хозяйка же построила в отношении его совсем иные планы. Наконец-то и она сообразила, что в осуществлении их, князь Василько скорее помешает и уж точно будет третьим лишним. Но светловолосого витязя также не хотелось упускать далеко — он мог понадобиться в будущем. Кроме того, ей было еще по-женски любопытно это, пока незнакомое ей, славянское племя, один из представителей которого уже попал в ее мелкие сети. Тяжело вздохнув, Юдифь подумала, в кого первого запустить свои розовые коготки: во француза или русского? Наказ Бера был однозначен, но она плевала на него; ее больше интересовал князь, а не этот суровый рыцарь, с холодными серыми глазами. Она решила про себя: кто первый заговорит с ней — с того и начнем наше меню. Первым произнес фразу Гуго де Пейн. И она звучала так:
— К сожалению, любезная донна Сантильяна, в скором времени я вынужден буду откланяться — меня ждут неотложные дела.
«Как бы не так! — подумала про себя Юдифь. — Вот ты-то, милый мой, и останешься…»
— Прошу к столу! — произнесла она, беря под руку де Пейна, и одаривая князя Василька таким пронзительным взглядом, что он даже споткнулся на ровном месте. По древнему поверью, оступиться на правую ногу считалось дурным знаком, но князь решил не придавать этому значения. И поздний ужин на троих, обставленный с восточной изысканностью, при свечах и с расползающимся по помещению ароматом из зажженных по углам курильниц, с тихой музыкой лютни, доносящийся из сада и неслышными движениями слуг вокруг богато убранного круглого стола — начался. Хозяйка дома умела поддержать беседу тонкой, остроумной фразой, смолчать — где надо, изобразить удивление, заинтересованность, очаровательно выглядеть либо простодушной, либо загадочной слушательницей, сознающей свою притягательную власть над мужскими сердцами. Легкий разговор между рыцарями скользил по тонкому льду в опасной близости от полыньи, где плескался ее синий взгляд. Было что-то поистине колдовское в глазах Юдифь, в их таинственной иудейской печали, собранной за тысячи веков; они словно бы распинали рыцарей за то неведомое зло, что было принесено ее племени. Пряный аромат от курящихся благовоний кружил голову; грустная песня тонких струн искала потайные тропы к душе; необычный вкус вина, к которому Юдифь почти не притрагивалась, дурманил сознание двух рыцарей. Они чувствовали себя легко, спокойно, до странности беззаботно, освобожденные чьей-то волей от земных тягот. Гуго де Пейн впервые улыбнулся хозяйке, откинувшись на спинку кресла; князь Василько расслабился, подперев щеку рукой и не спуская глаз с огненно-рыжей красавицы. Гуго де Пейн с удивлением почувствовал, что ему не хочется уходить; более того, ему было приятно сидеть здесь, словно он случайно набрел в своих странствиях на чудесный оазис в пустыне, где его встретили с любовью и пониманием, утолили жажду и увлекли в бездонную прохладу синих глаз. Далеко-далеко, будто в глубине души чуть тревожно зазвонил тихий колокольчик, но де Пейн не стал обращать на него внимания. В конце концов, он сильно устал за последнее время — у него не было ни минуты отдыха; уже три года он непрерывно занимался созданием Ордена, посвящая ему все свое время, а сейчас выдались именно те мгновения, когда можно позабыть обо всем… обо всем… Князь Василько отчего-то засмеялся, взглянув на вошедшего взлохмаченного человека, подошедшего к Юдифи, и Гуго также нашел его вид достаточно смешным. Но равнодушно не придал странному гостю ровным счетом никакого значения.
— Уйдите! — резко сказала Беру Юдифь, сверкнув посеревшими глазами. Ломбардец что-то шепнул ей на ухо, а потом удалился.
— Кто это? — спросил Гуго; а голос его прозвучал так странно что он и сам не поверил — его ли это слова? И вновь его поразил странный вкус пригубленного вина.
— Мой дядя, — произнесла Юдифь; шепот ее проплыл над столом, обволакивая мозг. Князь Василько неловко опрокинул кубок с вином и красная жидкость, словно густая кровь потекла по столу, капая на пол. И тотчас же лютня заиграла быстрее, надрывно, звуки ее ворвались в комнату, закружились, забились в агонии. Юдифь легко соскользнула с кресла, сбросила с плеч широкий красный шарф, взметнувшийся прозрачным облаком, изогнула гибкий стан, примериваясь в танце к ритму неведомой музыки. Руки ее плавно поднялись вверх, обнажив хрупкие, изящные плечи, рыжая головка запрокинулась, стройные ноги оторвались от мягкого ковра… Это был даже не танец, а полет какой-то яркой, блестящей, вещей птицы, взлет ее над землей и морем, уводящий за собой к обжигающему солнцу. Постепенно он становился все сильнее, быстрее, мучительнее, словно превращался в безумную пляску любви и смерти. Она танцевала для них, и оба рыцаря, пораженные и восхищенные смотрели на нее. Когда Юдифь, обессиленная, достигшая незримых высот, опустилась на ковер, Гуго де Пейн и князь Василько, вскочив с кресел, бросились к ней, помогая подняться. Благодарная, она протянула им свои тонкие руки. Было уже далеко за полночь, но время осталось где-то за стенами этого дома. Казалось, вечер только-только начался, и самое главное — впереди. Но все дальнейшее стало восприниматься Гуго де Пейном в искаженном свете; он видел происходящее будто бы через толщу воды, а порою и вовсе его сознание покрывал мрак, туман, где еле-еле светились слабые огоньки… Мелькали неясные картины:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Когда Юдифь, отдав приказания слугам и поварам, выскользнула через заднюю дверцу в сад, и рассказала ломбардцу Беру о своих достижениях, тот сквозь зубы прошептал в ее адрес нехорошее слово.
— Повремените с этим русским, — попросил он. — Куда вы торопитесь?
— Меня ждут в разных странах и городах, — резко ответила она. — Мне нельзя терять время. И вообще — не мельтешите тут; шли бы вы куда-нибудь подальше…
— Хорошо, хорошо! — успокоил Бер ценного агента Сионской Общины. — Поступайте как знаете…
Юдифь вернулась к рыцарям, где расторопные слуги уже накрывали на стол. Гуго де Пейн сожалел, что согласился остаться, но законы рыцарской чести не позволяли отказать в столь скромном желании прекрасной даме, тем более, только что спасенной им из лап разбойников. Он решил побыть здесь недолгое время и уйти. Хозяйка же построила в отношении его совсем иные планы. Наконец-то и она сообразила, что в осуществлении их, князь Василько скорее помешает и уж точно будет третьим лишним. Но светловолосого витязя также не хотелось упускать далеко — он мог понадобиться в будущем. Кроме того, ей было еще по-женски любопытно это, пока незнакомое ей, славянское племя, один из представителей которого уже попал в ее мелкие сети. Тяжело вздохнув, Юдифь подумала, в кого первого запустить свои розовые коготки: во француза или русского? Наказ Бера был однозначен, но она плевала на него; ее больше интересовал князь, а не этот суровый рыцарь, с холодными серыми глазами. Она решила про себя: кто первый заговорит с ней — с того и начнем наше меню. Первым произнес фразу Гуго де Пейн. И она звучала так:
— К сожалению, любезная донна Сантильяна, в скором времени я вынужден буду откланяться — меня ждут неотложные дела.
«Как бы не так! — подумала про себя Юдифь. — Вот ты-то, милый мой, и останешься…»
— Прошу к столу! — произнесла она, беря под руку де Пейна, и одаривая князя Василька таким пронзительным взглядом, что он даже споткнулся на ровном месте. По древнему поверью, оступиться на правую ногу считалось дурным знаком, но князь решил не придавать этому значения. И поздний ужин на троих, обставленный с восточной изысканностью, при свечах и с расползающимся по помещению ароматом из зажженных по углам курильниц, с тихой музыкой лютни, доносящийся из сада и неслышными движениями слуг вокруг богато убранного круглого стола — начался. Хозяйка дома умела поддержать беседу тонкой, остроумной фразой, смолчать — где надо, изобразить удивление, заинтересованность, очаровательно выглядеть либо простодушной, либо загадочной слушательницей, сознающей свою притягательную власть над мужскими сердцами. Легкий разговор между рыцарями скользил по тонкому льду в опасной близости от полыньи, где плескался ее синий взгляд. Было что-то поистине колдовское в глазах Юдифь, в их таинственной иудейской печали, собранной за тысячи веков; они словно бы распинали рыцарей за то неведомое зло, что было принесено ее племени. Пряный аромат от курящихся благовоний кружил голову; грустная песня тонких струн искала потайные тропы к душе; необычный вкус вина, к которому Юдифь почти не притрагивалась, дурманил сознание двух рыцарей. Они чувствовали себя легко, спокойно, до странности беззаботно, освобожденные чьей-то волей от земных тягот. Гуго де Пейн впервые улыбнулся хозяйке, откинувшись на спинку кресла; князь Василько расслабился, подперев щеку рукой и не спуская глаз с огненно-рыжей красавицы. Гуго де Пейн с удивлением почувствовал, что ему не хочется уходить; более того, ему было приятно сидеть здесь, словно он случайно набрел в своих странствиях на чудесный оазис в пустыне, где его встретили с любовью и пониманием, утолили жажду и увлекли в бездонную прохладу синих глаз. Далеко-далеко, будто в глубине души чуть тревожно зазвонил тихий колокольчик, но де Пейн не стал обращать на него внимания. В конце концов, он сильно устал за последнее время — у него не было ни минуты отдыха; уже три года он непрерывно занимался созданием Ордена, посвящая ему все свое время, а сейчас выдались именно те мгновения, когда можно позабыть обо всем… обо всем… Князь Василько отчего-то засмеялся, взглянув на вошедшего взлохмаченного человека, подошедшего к Юдифи, и Гуго также нашел его вид достаточно смешным. Но равнодушно не придал странному гостю ровным счетом никакого значения.
— Уйдите! — резко сказала Беру Юдифь, сверкнув посеревшими глазами. Ломбардец что-то шепнул ей на ухо, а потом удалился.
— Кто это? — спросил Гуго; а голос его прозвучал так странно что он и сам не поверил — его ли это слова? И вновь его поразил странный вкус пригубленного вина.
— Мой дядя, — произнесла Юдифь; шепот ее проплыл над столом, обволакивая мозг. Князь Василько неловко опрокинул кубок с вином и красная жидкость, словно густая кровь потекла по столу, капая на пол. И тотчас же лютня заиграла быстрее, надрывно, звуки ее ворвались в комнату, закружились, забились в агонии. Юдифь легко соскользнула с кресла, сбросила с плеч широкий красный шарф, взметнувшийся прозрачным облаком, изогнула гибкий стан, примериваясь в танце к ритму неведомой музыки. Руки ее плавно поднялись вверх, обнажив хрупкие, изящные плечи, рыжая головка запрокинулась, стройные ноги оторвались от мягкого ковра… Это был даже не танец, а полет какой-то яркой, блестящей, вещей птицы, взлет ее над землей и морем, уводящий за собой к обжигающему солнцу. Постепенно он становился все сильнее, быстрее, мучительнее, словно превращался в безумную пляску любви и смерти. Она танцевала для них, и оба рыцаря, пораженные и восхищенные смотрели на нее. Когда Юдифь, обессиленная, достигшая незримых высот, опустилась на ковер, Гуго де Пейн и князь Василько, вскочив с кресел, бросились к ней, помогая подняться. Благодарная, она протянула им свои тонкие руки. Было уже далеко за полночь, но время осталось где-то за стенами этого дома. Казалось, вечер только-только начался, и самое главное — впереди. Но все дальнейшее стало восприниматься Гуго де Пейном в искаженном свете; он видел происходящее будто бы через толщу воды, а порою и вовсе его сознание покрывал мрак, туман, где еле-еле светились слабые огоньки… Мелькали неясные картины:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186