Но из своих источников, которые уже были созданы во многих районах Палестины им самим и Андре де Монбаром, Гуго де Пейн получал точные сведения — что назревает бунт. Он лично поставил об этом в известность графа Танкреда, но и тот довольно равнодушно отнесся к предупреждению. Тогда де Пейн решил действовать самостоятельно. Собрав тамплиеров и примкнувших к ним латников-ополченцев, он двинулся к городу Наблус, центру провинции Самария. И уже по дороге пришло известие, что все его опасения оправдались: восстание началось.
По пути им встречались бежавшие, раненые, истерзанные рыцари, купцы, жители-христиане, рассказывающие ужасные вещи. Наблус практически разрушен и опустошен, города Самарии в огне, граф Руаез разорван обезумевшей толпой, которая вооружена самодельными пиками, вилами, серпами; убиты многие из его окружения — бароны, чиновники, судьи, сборщики налогов; захвачена в плен сестра Бодуэна I, находящаяся проездом в Наблусе Гертруда — судьба ее неизвестна… Над всей областью поднимается черный дым!
Гуго де Пейн хладнокровно собирал мечущихся людей под свои знамена, отправляя в тыл лишь тяжело раненых, и продолжал свое продвижение вперед. Ему претило вступать в сражение с разрозненными толпами крестьян, вооруженных чем попало, но иного выхода он не видел. Как иначе навести порядок в мятежной Самарии? Уговаривать обезумевших людей? Другие тамплиеры разделяли его чувства. Граф Зегенгейм ехал рядом и тяжело молчал. Сбоку подъехал Бизоль де Сент-Омер и проворчал:
— Драться с пастухами? Не на это рассчитывал я, отправляясь с тобой в Палестину, Гуго!
— А ты можешь вернуться в Иерусалим, — сухо отозвался де Пейн. — Я не буду против.
— Зачем ты так говоришь? — обиделся Бизоль и отъехал прочь.
— Но он прав, — заметил Роже де Мондидье. — Мы рыцари, а не мужланы, чтобы переться на вилы.
— Тогда скажите мне: как навести в Самарии порядок и освободить попавшую в плен королеву Гертруду? — произнес де Пейн, сдерживая гнев. — Вы боитесь запачкать чистые руки, но я также дорожу своей честью, а совесть и разум подсказывают мне, что мы не можем повернуть вспять! В конце концов, против нас выступили не женщины и дети, а сильные, обозленные мужчины, и удар серпом по… шее, не менее страшен, чем нанесенный острым мечом.
— Все так, — согласился вступивший в разговор граф Норфолк. — Но где гарантия, что нас потом не обвинят в порочащих благородство поступках?
— Поверьте, нас будут еще много в чем обвинять, — сумрачно проговорил Гуго де Пейн. — Нас еще смешают с такой грязью, что вам и не снилось, а потомки будут приписывать нам все смертные грехи… Вас, граф, могут изобразить отъявленным скупердяем, Бизоля — грубияном, Роже — пьяницей, Гораджича — христопродавцем, а Виченцо припишут скотоложество и соитие с трупами…
— Но почему?! — в изумлении вскричал Виченцо Тропези, побледнев от негодования.
— Потому что люди завистливы и неблагодарны, — ответил за де Пейна с легкой улыбкой маркиз де Сетина. — И какие бы подвиги вы ни совершили, как ни громка была бы ваша слава, всегда найдутся охотники развенчать ее, унизить и растоптать. Этому учит вся мировая история. И более всего зависть и злоба возрастают по отношению к мертвым, когда удобнее всего лягать уснувшего вечным сном льва. Помните об этом, Виченцо, и не обращайте внимания на то, что будут говорить о нас потомки. Прошлое — мертво, будущее — неизвестно, вечность для вас — лишь в настоящем. Не думайте о злословии, творите благо, и Господь, а не люди, воздаст вам за все сторицей!
— Я согласен с вами, — произнес молчавший дотоле Андре де Монбар. — Может статься и так, что наших последователей, идущих за нашими тенями, вообще когда-нибудь сожгут на кострах, как еретиков и отступников. Что ж… На все воля Божья!
— Почему вы сказали: «наших последователей»? — спросил Людвиг фон Зегенгейм, удерживая рвущегося вперед коня. Монбар взглянул на Гуго де Пейна, словно предоставляя ему слово.
— Потому что мы связаны уже не только узами дружбы. Но теперь еще и братством Ордена тамплиеров… — ответил мессир.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. СОЗДАНИЕ ОРДЕНА
Нет сомнения, что именно вам надлежит удалять соблазны из Царства Божьего, подрубать под корень растущие шипы и прекращать распри…
Бернар Клервоский. Из Устава Ордена тамплиеров
Восстание в Самарии было подавлено; мятежные толпы рассеяны, зачинщики выявлены и казнены, королева Гертруда освобождена и возвращена в Иерусалим. Подавление бунтовщиков прошло даже быстрее, чем рассчитывал Гуго де Пейн: при одном виде вооруженных, сосредоточенных, блещущих доспехами рыцарей, они бросали палки, серпы и вилы и кидались наутек. Лишь граф Норфолк, которому не везло в последнее время, вновь получил еще один шрам на щеке от брошенного в него камня; да Людвиг фон Зегенгейм был легко ранен в грудь выпущенной из толпы стрелой, которая пробила нагрудник и застряла в кольцах кольчуги, рассеча кожу в области сердца. На это прежде всего обратил внимание алхимик Симон Руши, когда рыцари вернулись в Иерусалим.
— Что я вам говорил! — радовался он, словно сам стрелял в Наблусе из лука. — Ровно год назад я вам предсказывал, что в это время вас ранит стрелой простолюдин. А вы не верили!
— И теперь не верю, — усмехнулся немецкий граф, убеждений своих не меняющий. — Скорее я склонен верить тому, что ради вашего пророчества вы сами и подстроили все это восстание в Самарии.
— Ну уж! — обиделся чародей. — В таком случае слушайте следующее: еще через год, вы по ошибке нанесете смертельный удар своему другу.
— Да что ж вы одни гадости накликаете? — возмутился Зегенгейм, еле сдерживаясь, чтобы не поколотить колдуна, поспешно спрятавшегося за спину Гуго де Пейна.
Между тем, последний успех тамплиеров принес им еще более громкую славу, которая стала распространяться не только по всей Палестине, но и далеко за ее пределами, докатившись до Египта, Магриба, Сирии, Трапезунда, Византии, а эхо ее докатилось и до Европы. В королевских дворцах и хижинах ремесленников разговаривали и судачили об обосновавшихся в Иерусалиме рыцарях, числом девять, чье мужество гнало прочь Христовых врагов, а подвиги могли сравняться с деяниями древних героев. Кто они? Откуда взялись? В чем их сила и непобедимость? — вопрошали в портах и на рынках, в торговых лавках и университетах. Как и водится, поступки тамплиеров начинали преувеличиваться, искажаться и обрастать легендами. Некоторую заслугу в этом можно было бы приписать и клюнийскому монаху, искусно внедрявшему в сознание простых обывателей некоторые мифы и вымыслы, подбрасывающего в разгорающийся костер тамплиеровской славы новые дрова. Бенедиктинская сеть в Палестине работала на будущий Орден — и работала отлично!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
По пути им встречались бежавшие, раненые, истерзанные рыцари, купцы, жители-христиане, рассказывающие ужасные вещи. Наблус практически разрушен и опустошен, города Самарии в огне, граф Руаез разорван обезумевшей толпой, которая вооружена самодельными пиками, вилами, серпами; убиты многие из его окружения — бароны, чиновники, судьи, сборщики налогов; захвачена в плен сестра Бодуэна I, находящаяся проездом в Наблусе Гертруда — судьба ее неизвестна… Над всей областью поднимается черный дым!
Гуго де Пейн хладнокровно собирал мечущихся людей под свои знамена, отправляя в тыл лишь тяжело раненых, и продолжал свое продвижение вперед. Ему претило вступать в сражение с разрозненными толпами крестьян, вооруженных чем попало, но иного выхода он не видел. Как иначе навести порядок в мятежной Самарии? Уговаривать обезумевших людей? Другие тамплиеры разделяли его чувства. Граф Зегенгейм ехал рядом и тяжело молчал. Сбоку подъехал Бизоль де Сент-Омер и проворчал:
— Драться с пастухами? Не на это рассчитывал я, отправляясь с тобой в Палестину, Гуго!
— А ты можешь вернуться в Иерусалим, — сухо отозвался де Пейн. — Я не буду против.
— Зачем ты так говоришь? — обиделся Бизоль и отъехал прочь.
— Но он прав, — заметил Роже де Мондидье. — Мы рыцари, а не мужланы, чтобы переться на вилы.
— Тогда скажите мне: как навести в Самарии порядок и освободить попавшую в плен королеву Гертруду? — произнес де Пейн, сдерживая гнев. — Вы боитесь запачкать чистые руки, но я также дорожу своей честью, а совесть и разум подсказывают мне, что мы не можем повернуть вспять! В конце концов, против нас выступили не женщины и дети, а сильные, обозленные мужчины, и удар серпом по… шее, не менее страшен, чем нанесенный острым мечом.
— Все так, — согласился вступивший в разговор граф Норфолк. — Но где гарантия, что нас потом не обвинят в порочащих благородство поступках?
— Поверьте, нас будут еще много в чем обвинять, — сумрачно проговорил Гуго де Пейн. — Нас еще смешают с такой грязью, что вам и не снилось, а потомки будут приписывать нам все смертные грехи… Вас, граф, могут изобразить отъявленным скупердяем, Бизоля — грубияном, Роже — пьяницей, Гораджича — христопродавцем, а Виченцо припишут скотоложество и соитие с трупами…
— Но почему?! — в изумлении вскричал Виченцо Тропези, побледнев от негодования.
— Потому что люди завистливы и неблагодарны, — ответил за де Пейна с легкой улыбкой маркиз де Сетина. — И какие бы подвиги вы ни совершили, как ни громка была бы ваша слава, всегда найдутся охотники развенчать ее, унизить и растоптать. Этому учит вся мировая история. И более всего зависть и злоба возрастают по отношению к мертвым, когда удобнее всего лягать уснувшего вечным сном льва. Помните об этом, Виченцо, и не обращайте внимания на то, что будут говорить о нас потомки. Прошлое — мертво, будущее — неизвестно, вечность для вас — лишь в настоящем. Не думайте о злословии, творите благо, и Господь, а не люди, воздаст вам за все сторицей!
— Я согласен с вами, — произнес молчавший дотоле Андре де Монбар. — Может статься и так, что наших последователей, идущих за нашими тенями, вообще когда-нибудь сожгут на кострах, как еретиков и отступников. Что ж… На все воля Божья!
— Почему вы сказали: «наших последователей»? — спросил Людвиг фон Зегенгейм, удерживая рвущегося вперед коня. Монбар взглянул на Гуго де Пейна, словно предоставляя ему слово.
— Потому что мы связаны уже не только узами дружбы. Но теперь еще и братством Ордена тамплиеров… — ответил мессир.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. СОЗДАНИЕ ОРДЕНА
Нет сомнения, что именно вам надлежит удалять соблазны из Царства Божьего, подрубать под корень растущие шипы и прекращать распри…
Бернар Клервоский. Из Устава Ордена тамплиеров
Восстание в Самарии было подавлено; мятежные толпы рассеяны, зачинщики выявлены и казнены, королева Гертруда освобождена и возвращена в Иерусалим. Подавление бунтовщиков прошло даже быстрее, чем рассчитывал Гуго де Пейн: при одном виде вооруженных, сосредоточенных, блещущих доспехами рыцарей, они бросали палки, серпы и вилы и кидались наутек. Лишь граф Норфолк, которому не везло в последнее время, вновь получил еще один шрам на щеке от брошенного в него камня; да Людвиг фон Зегенгейм был легко ранен в грудь выпущенной из толпы стрелой, которая пробила нагрудник и застряла в кольцах кольчуги, рассеча кожу в области сердца. На это прежде всего обратил внимание алхимик Симон Руши, когда рыцари вернулись в Иерусалим.
— Что я вам говорил! — радовался он, словно сам стрелял в Наблусе из лука. — Ровно год назад я вам предсказывал, что в это время вас ранит стрелой простолюдин. А вы не верили!
— И теперь не верю, — усмехнулся немецкий граф, убеждений своих не меняющий. — Скорее я склонен верить тому, что ради вашего пророчества вы сами и подстроили все это восстание в Самарии.
— Ну уж! — обиделся чародей. — В таком случае слушайте следующее: еще через год, вы по ошибке нанесете смертельный удар своему другу.
— Да что ж вы одни гадости накликаете? — возмутился Зегенгейм, еле сдерживаясь, чтобы не поколотить колдуна, поспешно спрятавшегося за спину Гуго де Пейна.
Между тем, последний успех тамплиеров принес им еще более громкую славу, которая стала распространяться не только по всей Палестине, но и далеко за ее пределами, докатившись до Египта, Магриба, Сирии, Трапезунда, Византии, а эхо ее докатилось и до Европы. В королевских дворцах и хижинах ремесленников разговаривали и судачили об обосновавшихся в Иерусалиме рыцарях, числом девять, чье мужество гнало прочь Христовых врагов, а подвиги могли сравняться с деяниями древних героев. Кто они? Откуда взялись? В чем их сила и непобедимость? — вопрошали в портах и на рынках, в торговых лавках и университетах. Как и водится, поступки тамплиеров начинали преувеличиваться, искажаться и обрастать легендами. Некоторую заслугу в этом можно было бы приписать и клюнийскому монаху, искусно внедрявшему в сознание простых обывателей некоторые мифы и вымыслы, подбрасывающего в разгорающийся костер тамплиеровской славы новые дрова. Бенедиктинская сеть в Палестине работала на будущий Орден — и работала отлично!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186