Ларка, подвывая, объяснила:
— Да вот зашли воды попросить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде.
— Что? — недоуменно спросил мужчина. — Еще раз и попонятнее — что вы среди ночи делаете в нашем доме?
— Вы бы лучше скорую вызвали, — укоряюще сказала Лариска. — Что, не видите, меня ваша собака покусала?
— Я вижу, что вас, девушка, эти раны никоим образом не беспокоят, — сухо ответил мужчина. — Итак?
Краем зрения я видела, что Лариска смотрит на меня, ища поддержки, но мне было не до того — я проникала в мысли женщины. Мужчину я не рискнула взять на себя, у меня как-то с женским полом проще получается.
«Иди во двор и помоги дочерям вскапывать газон», — велела я ей.
Поколебавшись немного, женщина пересекла комнату и вышла.
Мы остались втроем, не считая собаки.
— Кто вас подослал, девочки? — тихо спросил мужчина. — Булгарин? Селиверстов?
— Жить надо праведно, и врагов не будет, — хмыкнула я, выразительно глядя на Лариску.
«Ну же, твой выход», — думала я.
Она слегка кивнула и уставилась на мужчину.
— Сейчас я вас запру в подвале и вызову мальчиков, — нехорошим голосом сообщил дяденька. — И вы быстро расскажете, кто вы и зачем пришли.
— Послушайте, — удивилась я. — Если вы так боитесь за свою жизнь — чего ж не поселите тут этих «мальчиков», а? И вам спокойнее, и врагам сложнее.
— Разговорчивая ты больно, — сурово отрезал мужик и пошел к Лариске.
Я подняла стул, приготовившись треснуть его, но он дошел до нее и замер. Я посмотрела, как они глядят друг другу в глаза, и тихонько сказала:
— Вели, чтобы собаку привязал, а то потом не уйти.
Не оборачиваясь, она кивнула. Мужчина тут же ушел, вернулся с цепью, и приковал питбуля к батарее.
— А теперь — в спальню, Ларисонька, — порочно усмехнулась я.
Через полчаса мы покидали этот дом, и каждая несла с собой набитую сумку. Наверху в спальне остался зловонный гнилой труп, в венах которого не осталось ни капли крови, а мать с дочкой, не подозревая об этом, усердно вскапывали газон. До утра им занятие будет.
А потом мы купались в серебристой от лунного света озерной траве, на мне был закрытый черный купальник, и Антон качал меня на руках.
— Ты похожа на русалку, — шептал он, заворожено следя за тем, как в воде волосы распустились шлейфом и тянутся за мной.
А я улыбалась и чудился мне запах ромашек…
Глава седьмая
«Если вам стали чудиться зеленые
чертики и прекрасные покойницы
— значит, надо сделать перерыв»
Энциклопедия начинающего алкоголика.
«…или вызвать специалиста»
Один опытный экзорцист.
Сидя у кладбищенской ограды, я терпеливо пыталась войти в сон бомжа. Сделать его — это уже становилось вопросом чести.
Я тыкалась в него своим взглядом со всех сторон, пытаясь уловить знакомое мельтешение картинок, но — пусто. Везде я натыкалась на глухую стену.
— Дяденька? — наконец решительно позвала я. — Дяденька!!!
Я выкрикнула это раз двадцать, пока он наконец поднял кудлатую голову и рявкнул:
— Ну, чего разоралась?
Я облегченно перевела дух и принялась залазить в его голову — вот сейчас я его подчиню, и выйдет он у меня как миленький за оградку, а уж я не растеряюсь!
— Чего надо-то было? — не выдержал бомж моего молчания.
Я растерянно моргала — в его голову залезть тоже не получалось.
— Дядя, ты кто? — наконец спросила я.
— Ванька, — откликнулся он.
— А по жизни кто? — допытывалась я, ибо мелькнула у меня шальная мысль — может, это сильнейший маг скрывается под его личиной? Другого объяснения такой защите я не видела.
— Ну, — почесал он голову, — раньше токарем на заводе робил, теперича у церквы побираюсь.
— Так выходи за оградку, подам тебе Христа ради! — обрадовалась я.
— Да я уж на беленькую да закусь насобирал, — заотнекивался он.
— Я тебе много дам, — закричала я.
— Приходите завтра, — утомленно велел он с видом важного чиновника, уронил голову на лавочку и захрапел.
«Вот гаденыш!», — злобно подумала я, плюнула и пошла искать Лариску.
Та сидела под развесистой березой и задумчиво поглаживала моток бельевой веревки.
— И правда, удобную ты березку выбрала, — похвалила я ее. — Ветки низко…
— А ко мне сегодня опять папа приходил, — тихо перебила она меня.
— И что? — в недоумении воззрилась я на нее. — Ко мне вон мать с Олеськой как на работу каждый день ходят да ревут, аж приятно.
— Я папочку просто любила очень, — вздохнула она. — Я на мать вообще не похожа — вся в отца. Скучаю я без него, Алёнка.
— Э, ты не вздумай в гости к нему ходить, — тревожно сказала я. — А то и его до психушки доведешь!
— Да нет конечно, — как-то по взрослому взглянула она на меня. — Просто очень обидно — я живу, папочка может со мной поговорить, и я могу ночами снова приходить и жить в своей комнате — но если он узнает об этом, его хватит удар. Обидно.
— Вот такая у нас жизнь, милая, — сев рядом с ней, я обняла ее за плечи. — Я тоже свою семью люблю, но что теперь? Границу между жизнью и смертью нам не перейти. Нет больше у тебя папочки, а у меня — Олеськи с мамой.
Она покрепче прижалась ко мне и тихо сказала:
— И остались ты да я да мы с тобой…
— Точно, — медленно кивнула я. — По сути, у меня есть только ты.
— А у меня — ты, — эхом отозвалась она.
Мы посмотрели друг на друга и стыдливо подумали об Антоне.
— Давай не будем больше из-за него ругаться, а? — вздохнула я. — Ведь согласись, все наши надежды — это самообман. Не станет он, живой, целовать труп и восторгаться этим.
— Я думала об этом, — помолчав, печально кивнула она. — Но знаешь — он так хорошо к нам относится, что надежда все же в сердце есть. Может быть, он некрофил и ему за счастье переспать с нами?
— Он тебя хоть раз поцеловал? — резко спросила я.
— Нет, — испуганно отозвалась она.
— Вот и меня — нет. Так что давай спокойно учиться у него, а после ритуала…, — я замолчала и красноречиво поглядела на березу.
— Укокошим, — согласно кивнула она.
— По четвергам, пятницам, и субботам он будет мой! — ухмыльнулась я.
— По понедельникам, вторникам и средам — мой! — подхватила она.
— А по воскресеньям мы его лупим за измену! — гаркнули мы и захохотали, совершенно довольные друг другом.
— Что-то давно его нет, — погрустнела после этого Лариска.
— Пятый день, — мрачно кивнула я.
После того ночного купания мы каждую ночь вставали из могил разодетые в пух и прах, с прическами и макияжем, а его так и не было. Он просто писал записки и небрежно совал их нам в могилы. На листках каллиграфическим почерком было выведено, что он очень занят, но про нас помнит, посему — отдает нам такого-то человека по такому-то адресу. И мы были ему благодарны за это проявление заботы, что не оставляет он нас без пищи.
— У тебя уж какой день?
— Двадцать седьмой, — тяжко вздохнула я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25