«В лесу родилась елочка, в лесу она росла», — напевала она при этом, да так душевно, что меня аж на слезу пробивало, жаль только, что мертвые не плачут.
Неугомонная Лариска отыскала розовую балетную пачку, диадему, все это напялила на жирного Витеньку и заставила плясать танец маленьких лебедей.
Он так потешно старался, перебирая короткими волосатыми ножками, что мы просто покатывались со смеху.
— Светает скоро, — тревожно сказала я, поглядев за окно.
— Да погоди ты, — отмахнулась Лариска. — Я в одной комнате синтезатор видела, так что есть елка — пусть будет и утренник!
— Разумно, — согласилась я.
Итак, возле елки была поставлена табуретка, на нее по очереди залазили Витенька с Ленкой, пели песенки, после чего я выдавала им по печенюшке. Были уже исполнены и «Золотые облака» от Иванушек, и «Я тебя люблю» Носкова, и «Супердетка» от Пропаганды.
— Ну все, пора, — тревожно сказала я, глядя на часы.
— Да погоди ты, — меланхолично отозвалась Лариска. — Витенька, на табуретку! Напоследок — мою любимую, от Юли Савичевой!
Она тронула клавиши, и нежная мелодия наполнила комнату.
Витенька, в розовой пачке с торчащими из-под нее красными трусами в полоску и диадеме проникновенно запел:
— Послушай, ты был прав…
Послушай, мне не больно…
И сердце без тебя
стучит спокойно…
Послушай, я ушла
Послушай, то, что было
И скажет тишина,
что я любила…
Я расчувствовалась донельзя, достала сразу горсть печенья для певца и подпела:
— Ты сердце мое,
прости за любовь,
остыло…
Послушай меня,
я просто любила…
— Хорошо поет, мерзавец, — лирически бормотала Лариска, — еще немного, и я не смогу его укусить.
Мужик допел, подбежал ко мне за подарками, я сунула ему в потную ручонку печенье и погладила по голове:
— Умница, хороший мальчик, а ну теперь беги к тете Ларисе. Ленка, а ты давай ко мне.
Девушка тут же стала, подошла ко мне, доверчиво опустилась передо мной на колени…
— Я не могу! — отчаянно крикнула Лариска.
Я обернулась — она смотрела на Витюшу, который уже запрокинул голову и покорно ждал.
— Не могу! — помотала она головой.
— Витя, спой ей Киркорова, — проникновенно велела я.
— Зайка моя, я — твой — тазик! — с готовностью отбарабанил он.
— Молодец, — похвалила я его и обернулась к Ленке.
Коснулась губами ее шеи, понюхала, ощутила, как близко-близко бьется ее пульс.
— Лена, очнись, — мягко попросила я и взглянула ей в глаза.
За спиной забулькал прерванный на полуслове Витенька, жалобно застонал, словно подстреленный зайчонок. Ленка обвела глазами перевернутую вверх дном гостиную, украшенную колготками и картофельной шелухой елку, изуродованные обои, и испуганно спросила:
— Что это?
— Ёлка, милая, — ласково улыбнулась я. — Подарок хочешь?
— Хочу, — отчего-то она даже не задумалась, прежде чем ответить.
— Лучший мой подарочек, это ты! — промурлыкала я и одним ударом вбила клыки в ее шею.
Я все простила ей в этот миг. Более того — я испытывала к ней огромную, щемящую нежность, видя боль в ее глазах, чувствуя, как бьется она в моих руках, а жизнь ее по капле перетекает в меня, обжигает мои вены, огненным вихрем клубится где-то в груди…
Я баюкала ее на руках, словно мать своего ребенка, и драгоценнее ее никого для меня в этот момент не было.
Наконец последние капли стекли в меня, сердце ее как-то растерянно стукнуло еще пару раз, словно не веря, что больше нечего перегонять по венам, и замерло.
Навсегда.
Я отлепилась от ее шеи, нежно погладила Леночку по светлым волосам и отнесла в кроватку. Укрыла одеялом, чмокнула потеплевшими губами в лоб и пошла искать Лариску.
Та все еще сосала своего мужика. Морщась, причиняя ему неимоверную боль, в общем, без души она это делала.
Увидев меня, она обрадовалась. Оторвалась и с надеждой предложила:
— Хочешь?
— Спасибо, я сыта, — покачала я головой. — Так что сама.
Она разочарованно снова приложилась к мужику, а я села рядом и заглянула ему в глаза. Глубже, глубже…
И на миг мне показалось, что это глаза Антона.
«Я никогда не встречала таких парней, как ты, — печально шепнула я ему. — У меня все в душе переворачивается, когда я вижу тебя, и, будь у меня сердце, оно бы билось со скоростью сто ударов в минуту. Мне так жаль, что я раньше не встретила тебя, любимый. Мне так жаль…»
Я пила его боль, оставляя взамен щемящую нежность, с замиранием следила, как тает его пульс.
Это было так… завораживающе и чудесно.
— Все, — короткое слово оборвало сказку, я вздрогнула и подняла глаза. Лариска с отвращением вытирала губы шуршащей балетной пачкой.
— В нем еще есть жизнь, — возразила я.
— Да какая там жизнь, — махнула она рукой. — Через часок все одно сдохнет.
Я посмотрела в умирающие глаза — снова нахлынула боль. Его боль.
«Тсс, все хорошо, — нежно погладила я его по голове. — Я рядом».
А потом я поцеловала его запястье, и, прокусив вену, допила его — до последнего вздоха. До последнего стука сердца.
— Ты прямо мать Тереза, я смотрю, — хмыкнула Лариска.
— Надо в жизни делать добрые дела, — рассеянно отозвалась я. — Уходим.
Через минуту наши каблучки уже цокали по двору. Охранник, увидев нас, вышел из будочки и открыл дверь.
— Всего доброго, — вежливо попрощалась я.
— Еще заходите, — радушно пригласил он.
Мы переглянулись с Лариской и, не сдержавшись засмеялись.
— А что я такого сказал? — недоуменно спросил охранник.
Мы, полные сил и крови, легко побежали от него по дороге к кладбищу.
— Знал бы он! — смеялась Лариска на бегу.
— Да сохрани Господь от таких гостей! — поддакивала я.
Мы снова были подругами, и это было замечательно.
— Послушай, а как бы ему память стереть, а? — вдруг остановилась Ларенца.
— Зачем?
— Но ведь завтра он следователям про нас расскажет!
— Пусть, — пожала я плечами. — Мертвым закон не писан. Не станут ведь они нас откапывать, чтобы в тюрьму засадить, верно?
— А ведь и точно! — пакостно захихикала она, и мы, сняв туфельки, снова побежали домой. Нас переполняла легкость и эйфория. И чувство, что мы — живые .
И я так и уснула в ту ночь — с улыбкой на губах. Смерть определенно поворачивалась ко мне лицом.
Глава шестая
«Растлить мужчину — это дело трех минут»
Опытная покойница
— Сегодня я научу вас поистине страшным вещам, — расхаживая перед нами, сказал Антон. — Прежде всего — вы усвоили, что вы — мертвы?
— Да, — не колеблясь ответили мы.
— Отлично. Все на свете вы не сможете, вы все же мертвые, а не дипломированные маги. Но некроаура — это сильнейшее поле, и если умело ей пользоваться — вы сможете… ну например это.
Он положил Ларискину руку на свою и властно сказал:
— Пожелай, чтобы моя плоть разложилась.
— Ты чего, дурак? — пискнула она, отдергивая руку.
— Нет, я некромант, — улыбнулся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Неугомонная Лариска отыскала розовую балетную пачку, диадему, все это напялила на жирного Витеньку и заставила плясать танец маленьких лебедей.
Он так потешно старался, перебирая короткими волосатыми ножками, что мы просто покатывались со смеху.
— Светает скоро, — тревожно сказала я, поглядев за окно.
— Да погоди ты, — отмахнулась Лариска. — Я в одной комнате синтезатор видела, так что есть елка — пусть будет и утренник!
— Разумно, — согласилась я.
Итак, возле елки была поставлена табуретка, на нее по очереди залазили Витенька с Ленкой, пели песенки, после чего я выдавала им по печенюшке. Были уже исполнены и «Золотые облака» от Иванушек, и «Я тебя люблю» Носкова, и «Супердетка» от Пропаганды.
— Ну все, пора, — тревожно сказала я, глядя на часы.
— Да погоди ты, — меланхолично отозвалась Лариска. — Витенька, на табуретку! Напоследок — мою любимую, от Юли Савичевой!
Она тронула клавиши, и нежная мелодия наполнила комнату.
Витенька, в розовой пачке с торчащими из-под нее красными трусами в полоску и диадеме проникновенно запел:
— Послушай, ты был прав…
Послушай, мне не больно…
И сердце без тебя
стучит спокойно…
Послушай, я ушла
Послушай, то, что было
И скажет тишина,
что я любила…
Я расчувствовалась донельзя, достала сразу горсть печенья для певца и подпела:
— Ты сердце мое,
прости за любовь,
остыло…
Послушай меня,
я просто любила…
— Хорошо поет, мерзавец, — лирически бормотала Лариска, — еще немного, и я не смогу его укусить.
Мужик допел, подбежал ко мне за подарками, я сунула ему в потную ручонку печенье и погладила по голове:
— Умница, хороший мальчик, а ну теперь беги к тете Ларисе. Ленка, а ты давай ко мне.
Девушка тут же стала, подошла ко мне, доверчиво опустилась передо мной на колени…
— Я не могу! — отчаянно крикнула Лариска.
Я обернулась — она смотрела на Витюшу, который уже запрокинул голову и покорно ждал.
— Не могу! — помотала она головой.
— Витя, спой ей Киркорова, — проникновенно велела я.
— Зайка моя, я — твой — тазик! — с готовностью отбарабанил он.
— Молодец, — похвалила я его и обернулась к Ленке.
Коснулась губами ее шеи, понюхала, ощутила, как близко-близко бьется ее пульс.
— Лена, очнись, — мягко попросила я и взглянула ей в глаза.
За спиной забулькал прерванный на полуслове Витенька, жалобно застонал, словно подстреленный зайчонок. Ленка обвела глазами перевернутую вверх дном гостиную, украшенную колготками и картофельной шелухой елку, изуродованные обои, и испуганно спросила:
— Что это?
— Ёлка, милая, — ласково улыбнулась я. — Подарок хочешь?
— Хочу, — отчего-то она даже не задумалась, прежде чем ответить.
— Лучший мой подарочек, это ты! — промурлыкала я и одним ударом вбила клыки в ее шею.
Я все простила ей в этот миг. Более того — я испытывала к ней огромную, щемящую нежность, видя боль в ее глазах, чувствуя, как бьется она в моих руках, а жизнь ее по капле перетекает в меня, обжигает мои вены, огненным вихрем клубится где-то в груди…
Я баюкала ее на руках, словно мать своего ребенка, и драгоценнее ее никого для меня в этот момент не было.
Наконец последние капли стекли в меня, сердце ее как-то растерянно стукнуло еще пару раз, словно не веря, что больше нечего перегонять по венам, и замерло.
Навсегда.
Я отлепилась от ее шеи, нежно погладила Леночку по светлым волосам и отнесла в кроватку. Укрыла одеялом, чмокнула потеплевшими губами в лоб и пошла искать Лариску.
Та все еще сосала своего мужика. Морщась, причиняя ему неимоверную боль, в общем, без души она это делала.
Увидев меня, она обрадовалась. Оторвалась и с надеждой предложила:
— Хочешь?
— Спасибо, я сыта, — покачала я головой. — Так что сама.
Она разочарованно снова приложилась к мужику, а я села рядом и заглянула ему в глаза. Глубже, глубже…
И на миг мне показалось, что это глаза Антона.
«Я никогда не встречала таких парней, как ты, — печально шепнула я ему. — У меня все в душе переворачивается, когда я вижу тебя, и, будь у меня сердце, оно бы билось со скоростью сто ударов в минуту. Мне так жаль, что я раньше не встретила тебя, любимый. Мне так жаль…»
Я пила его боль, оставляя взамен щемящую нежность, с замиранием следила, как тает его пульс.
Это было так… завораживающе и чудесно.
— Все, — короткое слово оборвало сказку, я вздрогнула и подняла глаза. Лариска с отвращением вытирала губы шуршащей балетной пачкой.
— В нем еще есть жизнь, — возразила я.
— Да какая там жизнь, — махнула она рукой. — Через часок все одно сдохнет.
Я посмотрела в умирающие глаза — снова нахлынула боль. Его боль.
«Тсс, все хорошо, — нежно погладила я его по голове. — Я рядом».
А потом я поцеловала его запястье, и, прокусив вену, допила его — до последнего вздоха. До последнего стука сердца.
— Ты прямо мать Тереза, я смотрю, — хмыкнула Лариска.
— Надо в жизни делать добрые дела, — рассеянно отозвалась я. — Уходим.
Через минуту наши каблучки уже цокали по двору. Охранник, увидев нас, вышел из будочки и открыл дверь.
— Всего доброго, — вежливо попрощалась я.
— Еще заходите, — радушно пригласил он.
Мы переглянулись с Лариской и, не сдержавшись засмеялись.
— А что я такого сказал? — недоуменно спросил охранник.
Мы, полные сил и крови, легко побежали от него по дороге к кладбищу.
— Знал бы он! — смеялась Лариска на бегу.
— Да сохрани Господь от таких гостей! — поддакивала я.
Мы снова были подругами, и это было замечательно.
— Послушай, а как бы ему память стереть, а? — вдруг остановилась Ларенца.
— Зачем?
— Но ведь завтра он следователям про нас расскажет!
— Пусть, — пожала я плечами. — Мертвым закон не писан. Не станут ведь они нас откапывать, чтобы в тюрьму засадить, верно?
— А ведь и точно! — пакостно захихикала она, и мы, сняв туфельки, снова побежали домой. Нас переполняла легкость и эйфория. И чувство, что мы — живые .
И я так и уснула в ту ночь — с улыбкой на губах. Смерть определенно поворачивалась ко мне лицом.
Глава шестая
«Растлить мужчину — это дело трех минут»
Опытная покойница
— Сегодня я научу вас поистине страшным вещам, — расхаживая перед нами, сказал Антон. — Прежде всего — вы усвоили, что вы — мертвы?
— Да, — не колеблясь ответили мы.
— Отлично. Все на свете вы не сможете, вы все же мертвые, а не дипломированные маги. Но некроаура — это сильнейшее поле, и если умело ей пользоваться — вы сможете… ну например это.
Он положил Ларискину руку на свою и властно сказал:
— Пожелай, чтобы моя плоть разложилась.
— Ты чего, дурак? — пискнула она, отдергивая руку.
— Нет, я некромант, — улыбнулся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25