Может быть, я думаю выбить окно головой и выпрыгнуть из поезда на ходу. А может быть, решил дёрнуть за стоп-кран, хотя там написано, что за это привлекают к уголовной ответственности.
Но тут её подозрительность резко усилилась, потому что она увидела, что у меня шевелятся губы, и сказала:
- Почему ты один стоишь у окна?
- А разве это запрещается?
- Нет, - сказала она. - Но, может быть, ты себя плохо чувствуешь или скучаешь о родителях?
- Я люблю одиночество, - сказал я.
- Можно, я постою рядом с тобой? - спросила она.
- Стойте.
Мы помолчали.
- Когда ты смотришь в окно на степи и леса, на незнакомые города, на новые стройки, тебе не хочется соскочить с поезда и идти по этой степи или заявиться на стройку и сказать: "Ребята, я остаюсь с вами"? - спросила она.
- Хочется, - ответил я.
- Я так и думала, - сказала Наташа. - Почему ты молчал, когда все ребята кричали, что не подведут меня.
- А, старая песня, - ответил я. - Меня все вожатые не любят.
- Почему?
- А-а, - сказал я нехотя. Пусть не думает, что я очень хочу с ней поговорить. - Наша школьная, например. Я назвал её "Богиня Саваофа", потому что она, как бог Саваоф, одна в трёх лицах: пионервожатая - раз, учительница - два, главный редактор газеты - три. Она обиделась, стала ко мне придираться. Шуток не понимает.
- Смешно. "Богиня Саваофа". А меня ты как назвал?
Я не подумал и трахнул:
- "Детектив". Вы - подозрительная.
Неудобно получилось. Как это у меня выскочило? Она вдруг покраснела.
- Ну, вот видите, - сказал я. - Вы тоже обиделись. Не знаю, как отделаться от этой привычки. "Богиня Саваофа" сказала, что я бездушный человек. Как вы думаете, это правда?
- Нет, неправда, - сказала она. - Просто у тебя остросатирический ум, поэтому ты придумываешь обидные прозвища.
Но я видел, что ей всё же было неприятно, она стала какая-то другая. Зря её обидел, тем более что Гелий её хвалил, а он разбирается в людях.
- Вы не думайте, - сказал я. - Я буду бороться и отвыкну от этой привычки: никому не стану давать прозвищ. Я ведь ко всем хорошо отношусь, и даже к "Богине Саваофе", то есть к Нине Семёновне. - Потом я вдруг вспомнил, как она извинилась передо мной, не каждый может признать свою вину, даже если виноват, и добавил: - Вот сейчас я к ней просто замечательно отношусь.
В это время поезд остановился у перрона какого-то вокзала, и Наташа бросилась к выходу. Она всегда, как только остановка, сразу - к выходу.
Я подошёл к ней и сказал:
- Мне нужно отправить телеграмму одному человеку.
- Ну нет, - ответила Наташа.
- Мне очень нужно, - сказал я. - Честное пионерское!
Она внимательно посмотрела на меня.
- Хорошо, я пойду с тобой. - Она попросила проводника не выпускать из вагона ребят, и мы побежали на почту.
Бегала она быстро, как мальчишка. Я еле за ней поспевал. Наконец мы прибежали на почту.
- Давай пиши. - Наташа протянула мне бланк телеграммы. - У нас мало времени.
Она повернулась ко мне спиной, чтобы не видеть, о чём я пишу. А я не знал, что мне писать. Думал, думал, ничего не придумал, а тут ещё Наташа под боком, и народ кругом разговаривает, и все спешат.
- Ну, чего же ты? - возмутилась Наташа. - Ты когда-нибудь телеграммы писал?
- Нет, - ответил я. Теперь мне уже не хотелось посылать эту телеграмму, и я сказал: - Нет, не писал... - Хотя я уже писал телеграммы два раза в жизни. Поздравлял маму с днём рождения, она была в командировке, и Юрия Гагарина, когда он благополучно приземлился в заданном районе.
- Давай я напишу, - сказала она. - Диктуй адрес.
- Не буду я писать, - ответил я. - Передумал.
- Ты просто меня обманул. - Она на всякий случай схватила меня за руку. - Ты и не думал никому посылать телеграмму. А я всю ночь не спала, ходила по вагону, боялась, кто-нибудь свалится из вас с верхней полки.
У меня горело лицо, точно я стоял перед теми кострами, которые мы разжигали в поле. Нужно было как-то объяснить ей, что я на самом деле хотел отправить телеграмму. Она даже на "Детектива" не обиделась, и мне совсем не хотелось, чтобы она думала, что я её дразню.
- Я не думал вас обманывать, - сказал я.
- Если бы я тебе могла поверить!.. - сказала Наташа. - У меня предчувствие, что ты меня обманешь.
Можно было попытаться договориться с ней. Но тогда надо было выложить всё про отца, и про то, как мать тоскует о нём, и какая она гордая, и ещё многое, что словами не расскажешь. К тому же я не любитель выкладывать свою биографию каждому встречному-поперечному. Скажешь, к примеру, отца нет, и тут же тебя начинают жалеть, и сиротой называют, и бедненьким.
Противно слушать, не понимают они, что ли, что никому их жалость не нужна.
- Я выпью воды, - сказал я. - У меня в горле пересохло.
- Ну ладно, - согласилась она. - Пей. - Она всё ещё держала меня за руку. Боялась, видно, что меня куда-нибудь в сторону занесёт.
Мы подошли к автоматам с газированной водой. Их было тут восемь штук, но все они не работали. Они стояли, как в строю, большие, красные, пузатые, и все не работали.
- Уже тридцать восемь, - сказал я.
- Что - тридцать восемь? - не поняла Наташа.
- Тридцать восемь автоматов я насчитал в дороге, и все не работают. Порядки.
- Пошли обратно. Напьёшься в вагоне.
- Хорошо, - сказал я. - Только разве сравнишь обыкновенную воду с газировкой из автомата.
И тут я увидел на витрине киоска большую разноцветную глиняную вазу. Она была ярко-оранжевая, а в центре красовался чёрный петух с жёлтым глазом.
- Подождите. Мне надо купить эту вазу, - сказал я. - В подарок одному человеку.
Она смотрела на меня, как на ненормального. А я подошёл и купил вазу. Отгрохал за неё два рубля. По-моему, продавец был очень доволен, потому что он даже мне её упаковал.
Когда он её упаковывал, я увидел, что на другой стороне вазы нарисован второй петух. Этот был жёлтый с чёрным глазом.
Я взял вазу из рук продавца и сразу как-то почувствовал себя неуютно, неспокойно, ну вроде сделал что-то не совсем так.
- Ваза тому же человеку, что и телеграмма? - спросила Наташа.
- Да, - ответил я.
Теперь она меня уже не держала за руку. Поняла, что я никуда не собираюсь убегать. Раз покупаю вазы, значит, бежать не собираюсь.
Когда я вернулся в вагон, Гелий ещё спал. И двое других мальчишек в нашем купе спали. Я поставил вазу на свою полку и вышел в коридор.
В коридоре был настоящий цветник, клумба с цветами разных сортов, потому что все девчонки были в цветных платьях. Они бегали, суетились, пищали, хихикали и заплетали косы. Они очень гордились своими косами: то бросят их небрежно за спину, то положат на грудь.
Я стоял и смотрел на них. Интересно смотреть на незнакомых девчонок. Это меня немного развеселило. И тут я понял, почему у меня было такое плохое настроение: просто я потерял надежду, что увижу отца. А теперь у меня снова появилась надежда. Может быть, оттого, что светило солнце, может быть, оттого, что Наташа стерегла нас всю ночь, чтобы мы не упали с верхних полок и не разбились, а может быть, оттого, что все девчонки были в цветных, ярких платьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19