Начнёт болтать, беды не оберёшься. На меня не ссылайся, они меня под другим именем знают. Да и, думаю, догадались, что я не тот за кого себя выдавал.
Рыжий, чтобы не попадаться бывшим знакомцам на глаза, поспешил вернуться в трущобы, а Скоморох, уяснив расклад, направился в корчму.
Как и в корчемнице Марии, здесь в эту пору людей собиралось меньше обычного. Повсюду стояли пустые столы, чего раньше за таким бойким местом не замечалось. Народ вёл себя значительно тише прежнего, не орал, не устраивал свар, но умудрялся напиваться при этом до чёртиков. Вельяминовские негромко беседовали, и Скоморох изрядно продрог у порога, дожидаясь удобного случая.
Наконец, Крот влил в себя достаточно пива, чтобы отойти по нужде, и новгородец, с кувшином в руке, присел на его место.
— Ты кто? — удивился Косой, не веря, что нашёлся человек, посмевший вот так вот запросто, без спроса, садиться возле вельяминовских людей.
— Тот, кто тебе нужен, — ответил Скоморох тихим, но вместе с тем твёрдым голосом. При этом он брезгливо отодвинул в сторону кувшин Крота.
Такая уверенность произвела на воина должное впечатление. Вместо того чтобы тут же отвесить незнакомцу плюху, Косой переспросил:
— Нужен?
— Я сказал, нужен? — делано удивился Скоморох.
— Да ты так сказал.
— Надо же, — ещё раз удивился тот. — Вырвалось, верно. Я хотел сказать, что у меня есть дело.
— Дело? Ко мне? — не поверил воин.
— Да, к тебе.
— И что же это за дело? — с вызовом спросил Косой, видимо, уже жалея, что не двинул проходимцу в репу с самого начала.
— Я ищу клад, — сказал новгородец с таким невозмутимым видом, будто искал заплутавшего пса.
— Вот как? — воин прищурился, отчего его знаменитый рубец, наводящий ужас на всякого собеседника, побелел.
— Вернее не ищу, — поправился Скоморох, не обратив внимания на уродство. — А уже нашёл. Знатный клад, гривен на сорок серебром потянет. Одна беда — я знаю, где он припрятан, но не могу туда проникнуть. Если ты мне поможешь, то получишь десятую часть.
— Чем помогу? — насторожился Косой.
— Сведи меня с надёжным человеком из Богоявленского монастыря. Нужно разузнать, что там, да как. А потом мы вместе туда наведаемся.
— Разбой в монастыре? — возмутился Косой. — Ты хоть знаешь, кому посмел предложить такое?
— Знаю, — осадил новгородец. — И это не разбой. Клад не принадлежит монастырю. Его зарыл один прежний монах, который теперь далеко. Это были его сбережения…
— Готов поставить тучные стада с райских пастбищ против твоей сломанной застёжки, что ты говоришь далеко не всё, — ухмыльнулся Косой. — Да, у меня есть надёжный человек. Как раз тот, что тебе нужен. Но пока ты не расскажешь мне всего остального, я и пальцем не шевельну.
— Как знаешь, — пожал плечами Скоморох. — Подумай, я найду тебя завтра…
— В кости играешь? — вместо ответа спросил Косой, гремя в воздухе глиняной плошкой.
— Нет, не играю.
— Жаль, — Косой положил кости на стол и потянулся к пиву.
Вернулся Крот. Не успел он раскрыть рта, как Скоморох поднялся, уступая место. Собираясь уйти, он, вдруг, взял плошку с костями, встряхнул и резким движением поставил донышком вверх.
— Подумай… — сказал новгородец и, оставив пиво на столе почти нетронутым, направился к выходу.
— Кто это был? — спросил Крот, провожая Скомороха взглядом.
— Не знаю… — ответил Косой, не сводя с плошки глаз.
Осторожно приподняв, он заглянул под неё и крякнул. У незнакомца выпало две шестёрки.
* * *
Оставив Скомороха в корчме, Рыжий, наконец-то, решил навестить Настю. Он был растерян и смущён, не зная, как встретит его женщина после столь длительной разлуки. Может быть, она охладела к нему, забыла, может быть, другого завела мужика? Хотя, вспомнил вовремя Рыжий, Мария вроде бы говорила, что одна Настя живёт.
Он перебрался через знакомый овраг, где в прошлом году увидел монахов, что и послужило причиной его поспешного бегства. Вышел к Курмышам, нашёл дом и робко постучался в дверь.
Дверь оказалась незапертой. В Курмышах, собственно, редко их запирали. Местные друг друга не трогали, а чужаки сюда забредали редко. Рыжий и теперь словно чувствовал на себе настороженные взгляды людей.
Постояв ради приличия некоторое время, но так и не дождавшись ни ответа, ни появления хозяйки, он набрался духу и вошёл.
Настю он нашёл в комнате. И не одну.
Младенец, сосредоточенно сосущий грудь, зыркнул сердито на вошедшего человека. Настя улыбнулась. Казалось, она вовсе не удивилась появлению Рыжего. Возможно Мария предупредила её, а быть может сама как-то почувствовала.
Женщина попыталась встать, но ребёнок вцепился в волосы, в руку и нахмурился ещё больше. При этом он принялся сосать с такой скоростью, словно заподозрил гостя в намерении отобрать у него материнскую титьку.
Как следствие, младенец поперхнулся, облив молоком всё вокруг, заорал. Настя, наконец, поднялась и, покачивая малыша, подошла к Рыжему. А на того будто столбняк напал. Схватился рукой за притолоку и ни с места.
Настя изменилась. Самую малость располнев, она, тем не менее, выглядела красивей, чем прежде. А может так просто показалось Рыжему.
— Чего стоишь, проходи, — сказала она тихо.
Рыжий вошёл в комнату и присел на краешек лавки. Настя уселась рядом. Они молчали пока малыш не уснул. И всё это время Рыжий размышлял, его ли это ребёнок. По всему выходило, что его.
Увидев, как он покраснел и поняв причину, Настя кивнула в подтверждение.
— Ах, ты! — только и смог произнести Рыжий. — Ну, Мария, не могла предупредить…
Он взъерошил голову и отчего-то набросился на Настю:
— А ты, чего весточку не подала?
— Ты ж убежал тогда со своим монахом, словно вам обоим пятки смазали, а где тебя искать, как найти, не сказал. Я уж и к Марии ходила спрашивала, но она не знала ничего. Правда нагадала, как-то, что ты объявишься ещё…
— Я же не знал… — виновато произнёс Рыжий.
— Не винись, — сказала Настя и, наконец, не выдержав, обняла.
Рыжий долго не выпускал женщину из объятий, целуя и вытирая ладонью слёзы с её лица. Потом вдруг спохватился, спросил:
— А как же ты одна с дитём?
— Здесь, в Курмышах, до этого никому нет дела, а на Москве никто и не выпытывает…
— Крестила?
— Крестила, — кивнула Настя. — Даниилом назвали, Данькой то есть. Мария крестницей была.
— Сын, — только теперь понял Рыжий. — Надо же…
Необычное, неведомое до сих пор счастье, переполняло его. Распирала гордость, хотя, по сути, его заслуга в рождении сына была не слишком значительной. Всю ночь он не спал, поднимаясь то и дело с кровати, чтобы взглянуть на Даньку.
А следующим вечером Рыжий устроил в корчемнице Марии славную попойку, угощая всех, даже случайно завернувших туда разбойников. Каждого заставлял выпить за здоровье сына, принимал поздравления и был по настоящему счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Рыжий, чтобы не попадаться бывшим знакомцам на глаза, поспешил вернуться в трущобы, а Скоморох, уяснив расклад, направился в корчму.
Как и в корчемнице Марии, здесь в эту пору людей собиралось меньше обычного. Повсюду стояли пустые столы, чего раньше за таким бойким местом не замечалось. Народ вёл себя значительно тише прежнего, не орал, не устраивал свар, но умудрялся напиваться при этом до чёртиков. Вельяминовские негромко беседовали, и Скоморох изрядно продрог у порога, дожидаясь удобного случая.
Наконец, Крот влил в себя достаточно пива, чтобы отойти по нужде, и новгородец, с кувшином в руке, присел на его место.
— Ты кто? — удивился Косой, не веря, что нашёлся человек, посмевший вот так вот запросто, без спроса, садиться возле вельяминовских людей.
— Тот, кто тебе нужен, — ответил Скоморох тихим, но вместе с тем твёрдым голосом. При этом он брезгливо отодвинул в сторону кувшин Крота.
Такая уверенность произвела на воина должное впечатление. Вместо того чтобы тут же отвесить незнакомцу плюху, Косой переспросил:
— Нужен?
— Я сказал, нужен? — делано удивился Скоморох.
— Да ты так сказал.
— Надо же, — ещё раз удивился тот. — Вырвалось, верно. Я хотел сказать, что у меня есть дело.
— Дело? Ко мне? — не поверил воин.
— Да, к тебе.
— И что же это за дело? — с вызовом спросил Косой, видимо, уже жалея, что не двинул проходимцу в репу с самого начала.
— Я ищу клад, — сказал новгородец с таким невозмутимым видом, будто искал заплутавшего пса.
— Вот как? — воин прищурился, отчего его знаменитый рубец, наводящий ужас на всякого собеседника, побелел.
— Вернее не ищу, — поправился Скоморох, не обратив внимания на уродство. — А уже нашёл. Знатный клад, гривен на сорок серебром потянет. Одна беда — я знаю, где он припрятан, но не могу туда проникнуть. Если ты мне поможешь, то получишь десятую часть.
— Чем помогу? — насторожился Косой.
— Сведи меня с надёжным человеком из Богоявленского монастыря. Нужно разузнать, что там, да как. А потом мы вместе туда наведаемся.
— Разбой в монастыре? — возмутился Косой. — Ты хоть знаешь, кому посмел предложить такое?
— Знаю, — осадил новгородец. — И это не разбой. Клад не принадлежит монастырю. Его зарыл один прежний монах, который теперь далеко. Это были его сбережения…
— Готов поставить тучные стада с райских пастбищ против твоей сломанной застёжки, что ты говоришь далеко не всё, — ухмыльнулся Косой. — Да, у меня есть надёжный человек. Как раз тот, что тебе нужен. Но пока ты не расскажешь мне всего остального, я и пальцем не шевельну.
— Как знаешь, — пожал плечами Скоморох. — Подумай, я найду тебя завтра…
— В кости играешь? — вместо ответа спросил Косой, гремя в воздухе глиняной плошкой.
— Нет, не играю.
— Жаль, — Косой положил кости на стол и потянулся к пиву.
Вернулся Крот. Не успел он раскрыть рта, как Скоморох поднялся, уступая место. Собираясь уйти, он, вдруг, взял плошку с костями, встряхнул и резким движением поставил донышком вверх.
— Подумай… — сказал новгородец и, оставив пиво на столе почти нетронутым, направился к выходу.
— Кто это был? — спросил Крот, провожая Скомороха взглядом.
— Не знаю… — ответил Косой, не сводя с плошки глаз.
Осторожно приподняв, он заглянул под неё и крякнул. У незнакомца выпало две шестёрки.
* * *
Оставив Скомороха в корчме, Рыжий, наконец-то, решил навестить Настю. Он был растерян и смущён, не зная, как встретит его женщина после столь длительной разлуки. Может быть, она охладела к нему, забыла, может быть, другого завела мужика? Хотя, вспомнил вовремя Рыжий, Мария вроде бы говорила, что одна Настя живёт.
Он перебрался через знакомый овраг, где в прошлом году увидел монахов, что и послужило причиной его поспешного бегства. Вышел к Курмышам, нашёл дом и робко постучался в дверь.
Дверь оказалась незапертой. В Курмышах, собственно, редко их запирали. Местные друг друга не трогали, а чужаки сюда забредали редко. Рыжий и теперь словно чувствовал на себе настороженные взгляды людей.
Постояв ради приличия некоторое время, но так и не дождавшись ни ответа, ни появления хозяйки, он набрался духу и вошёл.
Настю он нашёл в комнате. И не одну.
Младенец, сосредоточенно сосущий грудь, зыркнул сердито на вошедшего человека. Настя улыбнулась. Казалось, она вовсе не удивилась появлению Рыжего. Возможно Мария предупредила её, а быть может сама как-то почувствовала.
Женщина попыталась встать, но ребёнок вцепился в волосы, в руку и нахмурился ещё больше. При этом он принялся сосать с такой скоростью, словно заподозрил гостя в намерении отобрать у него материнскую титьку.
Как следствие, младенец поперхнулся, облив молоком всё вокруг, заорал. Настя, наконец, поднялась и, покачивая малыша, подошла к Рыжему. А на того будто столбняк напал. Схватился рукой за притолоку и ни с места.
Настя изменилась. Самую малость располнев, она, тем не менее, выглядела красивей, чем прежде. А может так просто показалось Рыжему.
— Чего стоишь, проходи, — сказала она тихо.
Рыжий вошёл в комнату и присел на краешек лавки. Настя уселась рядом. Они молчали пока малыш не уснул. И всё это время Рыжий размышлял, его ли это ребёнок. По всему выходило, что его.
Увидев, как он покраснел и поняв причину, Настя кивнула в подтверждение.
— Ах, ты! — только и смог произнести Рыжий. — Ну, Мария, не могла предупредить…
Он взъерошил голову и отчего-то набросился на Настю:
— А ты, чего весточку не подала?
— Ты ж убежал тогда со своим монахом, словно вам обоим пятки смазали, а где тебя искать, как найти, не сказал. Я уж и к Марии ходила спрашивала, но она не знала ничего. Правда нагадала, как-то, что ты объявишься ещё…
— Я же не знал… — виновато произнёс Рыжий.
— Не винись, — сказала Настя и, наконец, не выдержав, обняла.
Рыжий долго не выпускал женщину из объятий, целуя и вытирая ладонью слёзы с её лица. Потом вдруг спохватился, спросил:
— А как же ты одна с дитём?
— Здесь, в Курмышах, до этого никому нет дела, а на Москве никто и не выпытывает…
— Крестила?
— Крестила, — кивнула Настя. — Даниилом назвали, Данькой то есть. Мария крестницей была.
— Сын, — только теперь понял Рыжий. — Надо же…
Необычное, неведомое до сих пор счастье, переполняло его. Распирала гордость, хотя, по сути, его заслуга в рождении сына была не слишком значительной. Всю ночь он не спал, поднимаясь то и дело с кровати, чтобы взглянуть на Даньку.
А следующим вечером Рыжий устроил в корчемнице Марии славную попойку, угощая всех, даже случайно завернувших туда разбойников. Каждого заставлял выпить за здоровье сына, принимал поздравления и был по настоящему счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86