— Ну, как там насчет чаю?
— Садись, Дядясаша, все готово. А куру есть будешь?
— Нет, я поужинал в вагоне-ресторане. Мне покрепче, пожалуйста.
— Я знаю, Дядясаша! Этого-то я еще не забыла…
— Довольно, спасибо…
— На здоровье. Так ты не хочешь? А я съем ногу, вот что я сделаю… м-м-м, чудная кура, правда! Ужас, я уже полгода не ела ничего вкусного…
— Что, плохо со снабжением?
— Нет, не в том дело… Вообще-то в городе неважно, но в военторге, кажется, пока ничего. Нет, просто у нас новая домработница. Раечка ведь вышла замуж, я тебе писала? Ну, а эта… словом, ты сам увидишь.
— Скверно стряпает? — улыбнулся полковник. — Поищи другую, в чем дело. А вообще на такие вещи не стоит обращать внимания. Ну, хорошо, расскажи, как ты тут жила. Как школа? По-прежнему опаздываешь? Смотри, Татьяна, ты теперь с часами…
— Нет, Дядясаша, я теперь уже не опаздываю, и вообще я теперь стала такой хорошей — прямо самой не верится! Ты понимаешь… я осенью — вернее в начале зимы — так плохо стала учиться, просто ужас, самой было противно, и тогда директор вызвал меня и сказал, что меня исключат…
— Какое безобразие, Татьяна, — поморщился полковник. — Просто позор — тебе, и еще плохо учиться…
— Ну да, вот и директор то же сказал. Другие девочки, говорит, должны помогать дома, стоять в очередях и все такое, и учатся лучше меня. Мне так стыдно стало, я даже разревелась, правда. Ну, он дал мне месяц сроку, подтянуться. Я и подтянулась. То есть не я сама, конечно… Это меня Люся тянула-тянула, как репку, знаешь? И наконец вытянула.
— Позор, Татьяна, — повторил полковник.
— Был, — поспешно сказала Таня.
— Допустим. А если повторится?
Таня энергично замотала головой, продолжая объедать куриную ногу.
— Честное слово?
— Угу…
— Ну, посмотрим. Как Людмила?
— Хорошо, Дядясаша. Страшно красивая стала, ты представить не можешь…
— «Страшно красивая» — нелепое выражение, Татьяна.
— Ну, это так говорится, а вообще, конечно, нелепое. И потом она такая умная, степенная — знаешь, прямо как взрослая. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не Люся, правда.
— Охотно верю. — Полковник улыбнулся и закурил папиросу. — Да, Людмила — замечательная девушка, редкая.
У Тани вдруг загорелись глаза, она даже забыла о своей куре.
— Дядясаша! А почему бы тебе на ней не жениться? Через год, правда! Ой, вот бы мы чудно зажили втроем…
— Блестящая мысль, — кивнул полковник. — Теперь я и в самом деле вижу, что ты выросла и поумнела.
— Тебе все смешно! — с обидой сказала Таня. — А я всерьез! Помнишь «Евгения Онегина»? Почему-то моя тезка могла выйти замуж за Гремина, а между ними тоже была большая разница… в возрасте. Дядясаша!
— Я слушаю.
— Дядясаша, а вообще можно выйти замуж после десятого класса?
Левая бровь полковника полезла кверху.
— А за кого это вы, сударыня, собрались выходить замуж, позвольте вас спросить?
— Ну, Дядясаша! — Неожиданно для самой себя Таня вспыхнула вдруг до самых ушей. — Ну как ты можешь! Я ведь просто спросила, вообще…
— Ах так, так, — кивнул полковник. — «Просто вообще», безотносительно к себе…
— Ну конечно же!
— Я понимаю. Увы, ничего не могу тебе сказать. Это уж тебе придется сбегать навести справки в загсе, мне этими вопросами как-то не случалось заниматься. Пока не случалось!
— Ну вот, — сказала Таня, — чего ради я пойду в загс, очень нужно. Значит, ты не согласен жениться на Люсе. Как жалко! Но такую племянницу, как Люся, ты хотел бы иметь, правда?
— Я просто хотел бы, чтобы моя племянница обладала Людмилиными качествами. Уяснила?
— Так точно. Но только это трудно — обладать Люсиными качествами! Ну ничего, я обладаю другими. И вообще, Дядясаша, ты не думай — я вовсе не такая уж плохая, правда. То есть я, конечно, плохая, но я хорошая уже тем, что сознаю, какая я плохая. Это мне пришло в голову на прошлой неделе.
Полковник засмеялся:
— Ты, Татьяна, становишься казуисткой. Катай-ка ты лучше спать, «плохая-хорошая», уже поздно.
— Спать? Что ты, Дядясаша, скоро уже светает… посмотри, который час!
Таня потерла браслет рукавом халатика.
— Ой, прямо не верится, что это мои, — вздохнула она. — Где ты их достал, Дядясаша? У нас таких нет…
— Купил в Ленинграде.
— Какой ты счастливый, Дядясаша, всюду ездишь, то ты в Монголии, то в Москве, то в Финляндии… а я тут сижу и сижу!
— Ну, моим путешествиям завидовать не стоит, — усмехнулся полковник. — И потом, не все же время ты тут сидишь, вот прошлым летом ездила в Минводы…
— Да, но это совсем неинтересно… Дядясаша, пожалуйста, поговорим сейчас насчет лета, зачем ждать до завтра? Люся — такая счастливица! — уезжает в Ленинград, ее пригласили знакомые. Ты представляешь? Я ей уже сказала, что приду провожать и назло ей лопну от зависти прямо на перроне и отравлю ей все удовольствие…
— Ну, это уже крайняя мера, к таким лучше не прибегать. Чем лопаться, сдавай поскорее экзамены, и махнем с тобой куда-нибудь на побережье — скажем, в Сочи. Согласна?
— Ой, Дядясаша! Еще бы! Надолго у тебя отпуск?
— На месяц.
— У-у, только… — Таня сделала разочарованную гримаску.
— Служба, брат. Мы можем сделать вот что — проведем там июль, потом я вернусь, а ты оставайся на весь август. Если такой вариант тебя устраивает, то я закажу путевки.
— Конечно, Дядясаша! Хотя…
Радость вдруг сбежала с ее лица. Она растерянно взглянула на дядю и, закусив губу, молча опустила голову.
— В чем дело, Татьяна? — удивленно спросил он.
— Не знаю… я сейчас подумала, что, возможно, не смогу поехать, Дядясаша…
Не поднимая головы, Таня сняла с руки браслет и принялась щелкать замочком.
— Дядясаша… я должна рассказать тебе одну вещь…
Полковник, нахмурившись, смотрел на нее с тревогой и недоумением.
— Что… что-нибудь серьезное? — тихо спросил он.
Таня, не глядя на него, закивала головой.
— Ну что ж… я тебя слушаю. — Он кашлянул. — Если ты считаешь нужным рассказать это мне, то… словом, я постараюсь тебя понять, о чем бы ни шла речь.
— Конечно, Дядясаша, — сказала Таня. Она помолчала еще, потом начала рассказывать вполголоса, нервно вертя в пальцах свой браслетик. Полковник молча сидел напротив, курил, за все время не проронив ни одного слова. Когда рассказ был окончен, за неплотно задернутыми шторами уже розовело утро.
— …так что вот, — так же тихо сказала Таня, — и я просто думаю, что с моей стороны это было бы просто нехорошо… уехать сейчас и оставить его одного… А ты как думаешь, Дядясаша?
Полковник раздавил в пепельнице шестой окурок и вздохнул.
— Что-то мне не нравится во всей этой истории, — сказал он, барабаня пальцами по столу и вскинув левую бровь. — Ты так и не выяснила, за что он тогда на тебя обиделся?
— Нет…
— Но все же? Что ты предполагаешь? Он мог тебя ревновать к кому-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Садись, Дядясаша, все готово. А куру есть будешь?
— Нет, я поужинал в вагоне-ресторане. Мне покрепче, пожалуйста.
— Я знаю, Дядясаша! Этого-то я еще не забыла…
— Довольно, спасибо…
— На здоровье. Так ты не хочешь? А я съем ногу, вот что я сделаю… м-м-м, чудная кура, правда! Ужас, я уже полгода не ела ничего вкусного…
— Что, плохо со снабжением?
— Нет, не в том дело… Вообще-то в городе неважно, но в военторге, кажется, пока ничего. Нет, просто у нас новая домработница. Раечка ведь вышла замуж, я тебе писала? Ну, а эта… словом, ты сам увидишь.
— Скверно стряпает? — улыбнулся полковник. — Поищи другую, в чем дело. А вообще на такие вещи не стоит обращать внимания. Ну, хорошо, расскажи, как ты тут жила. Как школа? По-прежнему опаздываешь? Смотри, Татьяна, ты теперь с часами…
— Нет, Дядясаша, я теперь уже не опаздываю, и вообще я теперь стала такой хорошей — прямо самой не верится! Ты понимаешь… я осенью — вернее в начале зимы — так плохо стала учиться, просто ужас, самой было противно, и тогда директор вызвал меня и сказал, что меня исключат…
— Какое безобразие, Татьяна, — поморщился полковник. — Просто позор — тебе, и еще плохо учиться…
— Ну да, вот и директор то же сказал. Другие девочки, говорит, должны помогать дома, стоять в очередях и все такое, и учатся лучше меня. Мне так стыдно стало, я даже разревелась, правда. Ну, он дал мне месяц сроку, подтянуться. Я и подтянулась. То есть не я сама, конечно… Это меня Люся тянула-тянула, как репку, знаешь? И наконец вытянула.
— Позор, Татьяна, — повторил полковник.
— Был, — поспешно сказала Таня.
— Допустим. А если повторится?
Таня энергично замотала головой, продолжая объедать куриную ногу.
— Честное слово?
— Угу…
— Ну, посмотрим. Как Людмила?
— Хорошо, Дядясаша. Страшно красивая стала, ты представить не можешь…
— «Страшно красивая» — нелепое выражение, Татьяна.
— Ну, это так говорится, а вообще, конечно, нелепое. И потом она такая умная, степенная — знаешь, прямо как взрослая. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не Люся, правда.
— Охотно верю. — Полковник улыбнулся и закурил папиросу. — Да, Людмила — замечательная девушка, редкая.
У Тани вдруг загорелись глаза, она даже забыла о своей куре.
— Дядясаша! А почему бы тебе на ней не жениться? Через год, правда! Ой, вот бы мы чудно зажили втроем…
— Блестящая мысль, — кивнул полковник. — Теперь я и в самом деле вижу, что ты выросла и поумнела.
— Тебе все смешно! — с обидой сказала Таня. — А я всерьез! Помнишь «Евгения Онегина»? Почему-то моя тезка могла выйти замуж за Гремина, а между ними тоже была большая разница… в возрасте. Дядясаша!
— Я слушаю.
— Дядясаша, а вообще можно выйти замуж после десятого класса?
Левая бровь полковника полезла кверху.
— А за кого это вы, сударыня, собрались выходить замуж, позвольте вас спросить?
— Ну, Дядясаша! — Неожиданно для самой себя Таня вспыхнула вдруг до самых ушей. — Ну как ты можешь! Я ведь просто спросила, вообще…
— Ах так, так, — кивнул полковник. — «Просто вообще», безотносительно к себе…
— Ну конечно же!
— Я понимаю. Увы, ничего не могу тебе сказать. Это уж тебе придется сбегать навести справки в загсе, мне этими вопросами как-то не случалось заниматься. Пока не случалось!
— Ну вот, — сказала Таня, — чего ради я пойду в загс, очень нужно. Значит, ты не согласен жениться на Люсе. Как жалко! Но такую племянницу, как Люся, ты хотел бы иметь, правда?
— Я просто хотел бы, чтобы моя племянница обладала Людмилиными качествами. Уяснила?
— Так точно. Но только это трудно — обладать Люсиными качествами! Ну ничего, я обладаю другими. И вообще, Дядясаша, ты не думай — я вовсе не такая уж плохая, правда. То есть я, конечно, плохая, но я хорошая уже тем, что сознаю, какая я плохая. Это мне пришло в голову на прошлой неделе.
Полковник засмеялся:
— Ты, Татьяна, становишься казуисткой. Катай-ка ты лучше спать, «плохая-хорошая», уже поздно.
— Спать? Что ты, Дядясаша, скоро уже светает… посмотри, который час!
Таня потерла браслет рукавом халатика.
— Ой, прямо не верится, что это мои, — вздохнула она. — Где ты их достал, Дядясаша? У нас таких нет…
— Купил в Ленинграде.
— Какой ты счастливый, Дядясаша, всюду ездишь, то ты в Монголии, то в Москве, то в Финляндии… а я тут сижу и сижу!
— Ну, моим путешествиям завидовать не стоит, — усмехнулся полковник. — И потом, не все же время ты тут сидишь, вот прошлым летом ездила в Минводы…
— Да, но это совсем неинтересно… Дядясаша, пожалуйста, поговорим сейчас насчет лета, зачем ждать до завтра? Люся — такая счастливица! — уезжает в Ленинград, ее пригласили знакомые. Ты представляешь? Я ей уже сказала, что приду провожать и назло ей лопну от зависти прямо на перроне и отравлю ей все удовольствие…
— Ну, это уже крайняя мера, к таким лучше не прибегать. Чем лопаться, сдавай поскорее экзамены, и махнем с тобой куда-нибудь на побережье — скажем, в Сочи. Согласна?
— Ой, Дядясаша! Еще бы! Надолго у тебя отпуск?
— На месяц.
— У-у, только… — Таня сделала разочарованную гримаску.
— Служба, брат. Мы можем сделать вот что — проведем там июль, потом я вернусь, а ты оставайся на весь август. Если такой вариант тебя устраивает, то я закажу путевки.
— Конечно, Дядясаша! Хотя…
Радость вдруг сбежала с ее лица. Она растерянно взглянула на дядю и, закусив губу, молча опустила голову.
— В чем дело, Татьяна? — удивленно спросил он.
— Не знаю… я сейчас подумала, что, возможно, не смогу поехать, Дядясаша…
Не поднимая головы, Таня сняла с руки браслет и принялась щелкать замочком.
— Дядясаша… я должна рассказать тебе одну вещь…
Полковник, нахмурившись, смотрел на нее с тревогой и недоумением.
— Что… что-нибудь серьезное? — тихо спросил он.
Таня, не глядя на него, закивала головой.
— Ну что ж… я тебя слушаю. — Он кашлянул. — Если ты считаешь нужным рассказать это мне, то… словом, я постараюсь тебя понять, о чем бы ни шла речь.
— Конечно, Дядясаша, — сказала Таня. Она помолчала еще, потом начала рассказывать вполголоса, нервно вертя в пальцах свой браслетик. Полковник молча сидел напротив, курил, за все время не проронив ни одного слова. Когда рассказ был окончен, за неплотно задернутыми шторами уже розовело утро.
— …так что вот, — так же тихо сказала Таня, — и я просто думаю, что с моей стороны это было бы просто нехорошо… уехать сейчас и оставить его одного… А ты как думаешь, Дядясаша?
Полковник раздавил в пепельнице шестой окурок и вздохнул.
— Что-то мне не нравится во всей этой истории, — сказал он, барабаня пальцами по столу и вскинув левую бровь. — Ты так и не выяснила, за что он тогда на тебя обиделся?
— Нет…
— Но все же? Что ты предполагаешь? Он мог тебя ревновать к кому-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125