А можно и ничего не делать, просто два-три года безбедно жить.
И Томас решился:
- Согласен.
Он очень опасался везти при себе сорок тысяч долларов наличными, но все обошлось. До аэропорта его проводил охранник Краба, в Минске встретили и сразу повезли на завод. Но Томас попросил тормознуть у попавшего ему на глаза компьютерного салона, нанял за двести баксов инженера, и тот протестировал все сто аппаратов. И только когда он сказал, что все в порядке и машины классные, Томас расплатился и лично проследил за погрузкой коробок в фуру. Он сам помогал укладывать компьютеры так, чтобы их не растрясло, и от усердия даже порвал хороший финский плащ о здоровенный крюк, для какой-то надобности вбитый внутри кузова фуры.
На белорусской таможне все прошло гладко и быстро, а на эстонской, в Валге, произошла задержка. Пока с начальником охраны Краба Лембитом Сымером, невысоким крепким эстонцем с холодными рыбьими глазами, бывшим офицером полиции, ждали нужного человека, Томас то и дело выскакивал на лестницу покурить, а на самом деле смотрел, на месте ли фура. Фура стояла на месте, а водитель, здоровенный неразговорчивый белорус, лениво прохаживался вокруг нее, пинал скаты - не для проверки, а от нечего делать. Когда нужный человек наконец появился, еще часа полтора бегали по кабинетам. Закончив, Томас первым делом открыл замки и заглянул в фуру. Все коробки были на месте. Томас успокоился.
Сымер вернулся в Таллин на своем "опеле", а Томас продолжил путь в просторной кабине КамАЗа. Дорога очень располагала к тому, чтобы засадить граммов двести и заполировать пивом "Хайнекен". Или "Баварией". Или крепким "Магнумом". Или тоже крепким "Белым медведем". "Туборгом" тоже можно. Или темной "Балтикой" номер шесть. А еще можно "Хольстеном", "Факси" и пльзеньским. В конце концов, можно даже местным "Саку хеле", почему нет? Это было бы даже патриотично.
Но Томас сдержался. И в конце пути, уже в виду Таллина с его шпилями, куполами, ажурными арками мостов и иглой телецентра над милым каждому эстонцу ломаным контуром красных крыш, даже почувствовал гордость оттого, что все же не выпил, что вел себя как серьезный бизнесмен, который никогда не путает дело с удовольствием.
Фуру загнали задом в просторный ангар, где фирма Краба хранила деликатесные продукты. Водила отцепил тягач и уехал на нем заправиться и пообедать, предупредив, что заберет фуру часа через два. Пока грузчики переносили коробки в лабораторию, приехал Краб с молодым компьютерщиком, приказал ему: "Проверяй". И закурил "гавану".
Компьютерщик подключил свою аппаратуру и принялся за работу. С первым компьютером все было в порядке, а вот второй почему-то никак не хотел включаться. Несколько раз проверив все порты, компьютерщик вскрыл кожух и надолго задумался. Потом сказал:
- Я бы очень удивился, если бы он заработал. Очень. Так. Я решил бы, что произошло чудо. И это действительно было бы чудо.
Он показал Томасу и Крабу содержимое "Пентиума". Томас обмер. Начинка была, возможно, японской. И даже скорее всего японской, потому что такую тонкую и красивую металлическую стружку вряд ли умеют делать на белорусских заводах. Но это была металлическая стружка. И только. Начинка всех остальных "Пентиумов" была точно такая же. .
Краб приказал грузчикам, кивнув на распотрошенные "Пентиумы":
- На свалку! - Потом сказал Томасу: - Мудак! - Затем швырнул на пол "гавану", растер ее каблуком и вынес окончательный приговор: - Бабки завтра на стол. Все тридцать штук плюс процент. Нет - включаю счетчик. Десять процентов в день.
Он крепко выматерился и уехал. А Томас остался в пустом гулком ангаре. В голове у него тоже было пусто и гулко от пустоты. Он зачем-то залез в фуру и осмотрел пустой кузов, словно это могло объяснить ему, что же произошло. Почему-то стало особенно обидно за порванный при погрузке плащ. Он хотел пнуть в сердцах этот проклятый крюк. Но крюка не было. Томас даже ощупал кузов. Не было крюка. И дырки от него не было.
И тут до него дошло. Это была другая фура. Такого же цвета, такой же марки, с теми же белорусскими номерами. Но - другая. И подменить ее могли только на таможне в Валге.
Только теперь Томас понял, почему так злобился на него Краб. Мошенник может снисходительно относиться к обутому им лоху, но бандит всегда ненавидит того, кого грабит. Убийца всегда люто ненавидит жертву. Потому и исходил волнами злобы Краб. Потому что он кинул Томаса. И с самого начала знал, что кинет. И за так получит его квартиру.
Томас взъярился. Он не стал дожидаться водилу. Что он мог сделать этому белорусскому бугаю? Томас кинулся домой, похватал шмотки, выгреб из загашника оставшиеся бабки и запер студию на все замки. Предупредив соседей, что уезжает по делам на неопределенное время, вскочил в свои "Жигули" и рванул из города.
Он поклялся себе: не видать Крабу его студии. Расписка на тридцать штук? Но в ней ничего не было про квартиру. Внаглую не вломишься - соседи тут же позвонят в полицию, а таллинская полиция в последнее время взялась за дело очень серьезно. Подашь в суд? Да судись, судись!
Но Томас знал, что Краб судиться не будет. Он сделает по-другому. Его люди отловят Томаса и заставят подписать документы на передачу квартиры. Для этого есть много способов, и все способы они знают. Но ты сначала меня отлови!
Это было неразумно. Правильней было пойти к Крабу и попытаться выторговать у него хоть малость, хоть комнату в коммуналке. Но Томас понял, что не может так поступить. Иначе он будет презирать себя до конца жизни. И в душе его теплилась надежда, что Всевышний, покарав его так жестоко, все же явит к нему милость от безграничных своих щедрот. А вдруг Краба взорвут в его "мерседесе", как время от времени взрывали бизнесменов и покрупней его? А вдруг сам сдохнет от жадности и злобы? Или произойдет еще что-нибудь. У Бога всего много. Главное же сейчас - скрыться.
Для Томаса наступили тяжелые времена. Сначала он жил у приятельницы на зимней даче на побережье Пирита. Потом перебрался к другой, в Вяйке-Ыйсмяэ таллинские "Черемушки". Чтобы подольше растянуть оставшиеся бабки, "бомбил" на своей "двушке": возил "челноков" с их бесчисленными баулами, крестьян на рынок. Иногда удавалось прихватить пассажира на вокзале или в аэропорту. Тут приходилось быть очень осторожным. Этот бизнес давно уже был схвачен и поделен на сферы влияния, а прописываться Томас не хотел - могло дойти до людей Краба.
Но извоз вскоре пришлось прекратить. Томаса несколько раз останавливали для проверки на дорожных постах. И хотя отпускали, очень ему не понравилось, что менты перед этим куда-то звонили. Кому они звонили? Зачем? И главное отпускали без штрафа, хотя для любого дорожного полицейского не снять с явного "бомбилы" хотя бы сотню крон - это все равно что опозорить честь мундира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
И Томас решился:
- Согласен.
Он очень опасался везти при себе сорок тысяч долларов наличными, но все обошлось. До аэропорта его проводил охранник Краба, в Минске встретили и сразу повезли на завод. Но Томас попросил тормознуть у попавшего ему на глаза компьютерного салона, нанял за двести баксов инженера, и тот протестировал все сто аппаратов. И только когда он сказал, что все в порядке и машины классные, Томас расплатился и лично проследил за погрузкой коробок в фуру. Он сам помогал укладывать компьютеры так, чтобы их не растрясло, и от усердия даже порвал хороший финский плащ о здоровенный крюк, для какой-то надобности вбитый внутри кузова фуры.
На белорусской таможне все прошло гладко и быстро, а на эстонской, в Валге, произошла задержка. Пока с начальником охраны Краба Лембитом Сымером, невысоким крепким эстонцем с холодными рыбьими глазами, бывшим офицером полиции, ждали нужного человека, Томас то и дело выскакивал на лестницу покурить, а на самом деле смотрел, на месте ли фура. Фура стояла на месте, а водитель, здоровенный неразговорчивый белорус, лениво прохаживался вокруг нее, пинал скаты - не для проверки, а от нечего делать. Когда нужный человек наконец появился, еще часа полтора бегали по кабинетам. Закончив, Томас первым делом открыл замки и заглянул в фуру. Все коробки были на месте. Томас успокоился.
Сымер вернулся в Таллин на своем "опеле", а Томас продолжил путь в просторной кабине КамАЗа. Дорога очень располагала к тому, чтобы засадить граммов двести и заполировать пивом "Хайнекен". Или "Баварией". Или крепким "Магнумом". Или тоже крепким "Белым медведем". "Туборгом" тоже можно. Или темной "Балтикой" номер шесть. А еще можно "Хольстеном", "Факси" и пльзеньским. В конце концов, можно даже местным "Саку хеле", почему нет? Это было бы даже патриотично.
Но Томас сдержался. И в конце пути, уже в виду Таллина с его шпилями, куполами, ажурными арками мостов и иглой телецентра над милым каждому эстонцу ломаным контуром красных крыш, даже почувствовал гордость оттого, что все же не выпил, что вел себя как серьезный бизнесмен, который никогда не путает дело с удовольствием.
Фуру загнали задом в просторный ангар, где фирма Краба хранила деликатесные продукты. Водила отцепил тягач и уехал на нем заправиться и пообедать, предупредив, что заберет фуру часа через два. Пока грузчики переносили коробки в лабораторию, приехал Краб с молодым компьютерщиком, приказал ему: "Проверяй". И закурил "гавану".
Компьютерщик подключил свою аппаратуру и принялся за работу. С первым компьютером все было в порядке, а вот второй почему-то никак не хотел включаться. Несколько раз проверив все порты, компьютерщик вскрыл кожух и надолго задумался. Потом сказал:
- Я бы очень удивился, если бы он заработал. Очень. Так. Я решил бы, что произошло чудо. И это действительно было бы чудо.
Он показал Томасу и Крабу содержимое "Пентиума". Томас обмер. Начинка была, возможно, японской. И даже скорее всего японской, потому что такую тонкую и красивую металлическую стружку вряд ли умеют делать на белорусских заводах. Но это была металлическая стружка. И только. Начинка всех остальных "Пентиумов" была точно такая же. .
Краб приказал грузчикам, кивнув на распотрошенные "Пентиумы":
- На свалку! - Потом сказал Томасу: - Мудак! - Затем швырнул на пол "гавану", растер ее каблуком и вынес окончательный приговор: - Бабки завтра на стол. Все тридцать штук плюс процент. Нет - включаю счетчик. Десять процентов в день.
Он крепко выматерился и уехал. А Томас остался в пустом гулком ангаре. В голове у него тоже было пусто и гулко от пустоты. Он зачем-то залез в фуру и осмотрел пустой кузов, словно это могло объяснить ему, что же произошло. Почему-то стало особенно обидно за порванный при погрузке плащ. Он хотел пнуть в сердцах этот проклятый крюк. Но крюка не было. Томас даже ощупал кузов. Не было крюка. И дырки от него не было.
И тут до него дошло. Это была другая фура. Такого же цвета, такой же марки, с теми же белорусскими номерами. Но - другая. И подменить ее могли только на таможне в Валге.
Только теперь Томас понял, почему так злобился на него Краб. Мошенник может снисходительно относиться к обутому им лоху, но бандит всегда ненавидит того, кого грабит. Убийца всегда люто ненавидит жертву. Потому и исходил волнами злобы Краб. Потому что он кинул Томаса. И с самого начала знал, что кинет. И за так получит его квартиру.
Томас взъярился. Он не стал дожидаться водилу. Что он мог сделать этому белорусскому бугаю? Томас кинулся домой, похватал шмотки, выгреб из загашника оставшиеся бабки и запер студию на все замки. Предупредив соседей, что уезжает по делам на неопределенное время, вскочил в свои "Жигули" и рванул из города.
Он поклялся себе: не видать Крабу его студии. Расписка на тридцать штук? Но в ней ничего не было про квартиру. Внаглую не вломишься - соседи тут же позвонят в полицию, а таллинская полиция в последнее время взялась за дело очень серьезно. Подашь в суд? Да судись, судись!
Но Томас знал, что Краб судиться не будет. Он сделает по-другому. Его люди отловят Томаса и заставят подписать документы на передачу квартиры. Для этого есть много способов, и все способы они знают. Но ты сначала меня отлови!
Это было неразумно. Правильней было пойти к Крабу и попытаться выторговать у него хоть малость, хоть комнату в коммуналке. Но Томас понял, что не может так поступить. Иначе он будет презирать себя до конца жизни. И в душе его теплилась надежда, что Всевышний, покарав его так жестоко, все же явит к нему милость от безграничных своих щедрот. А вдруг Краба взорвут в его "мерседесе", как время от времени взрывали бизнесменов и покрупней его? А вдруг сам сдохнет от жадности и злобы? Или произойдет еще что-нибудь. У Бога всего много. Главное же сейчас - скрыться.
Для Томаса наступили тяжелые времена. Сначала он жил у приятельницы на зимней даче на побережье Пирита. Потом перебрался к другой, в Вяйке-Ыйсмяэ таллинские "Черемушки". Чтобы подольше растянуть оставшиеся бабки, "бомбил" на своей "двушке": возил "челноков" с их бесчисленными баулами, крестьян на рынок. Иногда удавалось прихватить пассажира на вокзале или в аэропорту. Тут приходилось быть очень осторожным. Этот бизнес давно уже был схвачен и поделен на сферы влияния, а прописываться Томас не хотел - могло дойти до людей Краба.
Но извоз вскоре пришлось прекратить. Томаса несколько раз останавливали для проверки на дорожных постах. И хотя отпускали, очень ему не понравилось, что менты перед этим куда-то звонили. Кому они звонили? Зачем? И главное отпускали без штрафа, хотя для любого дорожного полицейского не снять с явного "бомбилы" хотя бы сотню крон - это все равно что опозорить честь мундира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100