Слегка изогнув левую бровь и наклонив к микрофону голову, он убедительно вещал: «Даже если завтра я сам взлечу на воздух вместе со своей машиной, средства массовой информации будут утверждать, что это дело рук Суслопарова. — Он кокетливо улыбнулся. — У нас еще нет должной культуры, мы не боимся быть бездоказательными, забывая о журналистской этике, достоинстве и презумпции невиновности…»
«Тьфу ты, козел комолый, еще мораль читает, » — выругался Рощинский, но телевизор не выключил.
Бурина не показали. Заметив, что господин Бурин сразу после взрыва уехал со стадиона, ведущий показал архивную фотографию. Со снимка на Рощинского смотрело вполне интеллигентное лицо и, если бы не мстительно сжатые губы и не капризный подбородок, об этом человеке можно было бы сказать, что он красив.
«Вот, оказывается, куда ходят развлекаться волчата, — подвел черту Рощинский. — И мне пора их быстро отшивать…Рассчитаться и отшить…»
Но на этом криминальная хроника не закончилась. Так же, крупным планом, на телеэкране появилась часть комнаты Симчика и зажатое между столом и диваном его тело. Акцент оператор сделал на отдельных деталях: на засохшей луже крови, на изуродованном лице, затем — «полет камеры» по стенам, окну, где вместо двух штор висела только одна. В общем зрительном ряду появились открытые настежь дверцы шкафа и секции…Со ссылкой на жену Симчика, диктор перечислил похищенные вещи. Среди них — две иконы шестнадцатого века, около двух тысяч долларов, старинная индийская ваза и несколько золотых украшений. «Ах, мерзавцы, позарились на чужое добро, — прокомментировал услышанное Рощинский. От негодования у него захлобыстало сердце. — Это же чистая уголовщина, убийство с грабежом…»
Он выключил телевизор и пошел на кухню пить корвалол.
Телефонный звонок застал его в туалете: перед сном он делал слабительную клизму и ставил геморроидальные свечи. Рощинский подтянул к животу брюки и, поддерживая их одной рукой, пошел в комнату. Взял трубку и плотно прижал к уху. Но в трубке — ни гу-гу.
— Ну что, мистер икс, будем играть в молчанку? — Отдыхиваясь, спросил Владимир Ефимович. И тут только вспомнил, что не включил магнитофон. Но соображалка его работала хоть и с перебоями, но достаточно быстро. Просто от волнения он не сразу нажал нужные клавиши.
После назойливой паузы в трубке послышался тот же голос, который звонил накануне: «Звоню последний раз. К четвергу 100 тысяч долларов или их золотой эквивалент должен лежать… — говоривший опять замолчал и у Рощинского мелькнула мысль, что тот проглатывает лишнюю слюну, которая выделилась при упоминании ста тысяч… — Слышишь, Рощинский, все оставишь в автоматической камере на автовокзале: сто десятая ячейка, код „Ж“ и цифры твоего номера телефона.»
— Послушай, шифровальщик, ты, случайно, не сбежал из дурдома?
Однако вместо ответа зазвучали отрывистые сигналы.
И как ни странно, этот звонок внес некоторую определенность, ослабил внутреннее напряжение и Рощинский впервые за долгие недели почувствовал зверский аппетит. Он подошел к холодильнику, открыл его и долго взирал на его пустые полки. Сглотнув обильную слюну и подтянув штаны, он отправился в туалет заканчивать процедуру.
Перед тем как лечь спать, он тщательно смазал обрез, проверил патроны с жаканом и крупной волчьей картечью. Три патрона он слегка смазал ружейным маслом и вложил в норки стволов.
Проверил ставни и все запоры. Проделал несколько хаотических движений напротив красного глазка сигнализации. Глазок то зажигался, то снова гас…Потом Толстяк сорвал с календаря листок — до четверга оставалось двое суток.
Положив обрез рядом с собой и прикрыв его одеялом, Владимир Ефимович заснул умиротворенным сном. И спал, как убитый, без сновидений.
Утро выдалось на славу: сквозь ветви сирени в окна комнат пробивались рассеянные солнечные блики. Они абстрактными пятнами расползались по стенам, полу и изгибисто преломлялись по шкафу и комоду.
Прежде чем пойти открывать ставни, он поставил на газовую плиту чайник и вытащил из подвала НЗ — банку свиной тушенки с гречневой кашей. Целый ящик этого «стратегического продукта» он купил у прапорщика воинской части, отбывающей в другой регион. И сейчас он готов был этому служаке поцеловать одно место и подарить тот самый портсигар с бриллиантовой кнопкой, из-за которого, собственно, и начался этот кошмар с убийством Вани Ножичка.
Рощинский отдернул шторы и отвинтил гайку на металлическом стержне, которым крепились ставни. Он уже собрался распахнуть окно, когда его взгляд зацепился за нечто, покрытое мелкими капельками утренней росы. Вроде бы такого он раньше не замечал. Это была тонкая стальная проволока, уходящая от ручки оконной рамы, по карнизу, вбок за ставню. Он почувствовал в пятках ледяной холодок, его тело сковало тяжелое оцепенение.
Стараясь не делать резких движений, Рощинский отошел от окна, схватил с вешалки старый плащ и пошел открывать дверь. Однако, имея в виду только что обнаруженную таинственную проволоку, он передумал выходить, а свернув в кухню, подошел к окну. Свинтив со штыря гайку, он осторожным движением нажал на него — ставня отошла и он, не обнаружив ничего подозрительного, открыл окно. С помощью стула вылез наружу. Он шел по клумбе, ощущая на лице утренний холодок, что, впрочем, меньше всего его волновало.
Обогнув угол дома, увидел то, что так его взбудоражило. Проволока, пройдя через проушину для крючка, которым фиксировалась ставня, спускалась вниз, где в полуметре от земли соединялась с обыкновенной ручной гранатой типа «лимонка». Сама граната была прикреплена к ветке сирени.
Рощинский вернулся к крыльцу и внимательно осмотрел его и прилегающую к дому территорию. Кругом лежала нетронутая роса и никаких чужих следов не было. Он сел на сырое крыльцо и задумался. Смотрел на небо — чистое и обещавшее хорошую погоду, и размышлял, как быть с опасной находкой и кого позвать на помощь. Затем он тяжело поднялся и пошел искать какую-нибудь подставку, чтобы залезть обратно в окно.
К гранате он вернулся с кусачками — что надо сделать, он обдумал, когда сидел на крыльце. Он осторожно приладился к сырой проволоке и, подстраховывая одной рукой гранату, другой перекусил растяжку. «Вот и все, засранец террорист!», — сказал неизвестно кому Владимир Ефимович, и с великим любопытством стал рассматривать рубчатый комочек металла. Завернув гранату в два целлофановых кулька, он спрятал ее под крыльцом.
В середине дня к нему пришла Авдеева. Настроение у нее было замечательное. Она улыбалась, что в последнее время было большой редкостью. Она положила перед Рощинским сто пятьдесят долларов и сорок немецких марок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
«Тьфу ты, козел комолый, еще мораль читает, » — выругался Рощинский, но телевизор не выключил.
Бурина не показали. Заметив, что господин Бурин сразу после взрыва уехал со стадиона, ведущий показал архивную фотографию. Со снимка на Рощинского смотрело вполне интеллигентное лицо и, если бы не мстительно сжатые губы и не капризный подбородок, об этом человеке можно было бы сказать, что он красив.
«Вот, оказывается, куда ходят развлекаться волчата, — подвел черту Рощинский. — И мне пора их быстро отшивать…Рассчитаться и отшить…»
Но на этом криминальная хроника не закончилась. Так же, крупным планом, на телеэкране появилась часть комнаты Симчика и зажатое между столом и диваном его тело. Акцент оператор сделал на отдельных деталях: на засохшей луже крови, на изуродованном лице, затем — «полет камеры» по стенам, окну, где вместо двух штор висела только одна. В общем зрительном ряду появились открытые настежь дверцы шкафа и секции…Со ссылкой на жену Симчика, диктор перечислил похищенные вещи. Среди них — две иконы шестнадцатого века, около двух тысяч долларов, старинная индийская ваза и несколько золотых украшений. «Ах, мерзавцы, позарились на чужое добро, — прокомментировал услышанное Рощинский. От негодования у него захлобыстало сердце. — Это же чистая уголовщина, убийство с грабежом…»
Он выключил телевизор и пошел на кухню пить корвалол.
Телефонный звонок застал его в туалете: перед сном он делал слабительную клизму и ставил геморроидальные свечи. Рощинский подтянул к животу брюки и, поддерживая их одной рукой, пошел в комнату. Взял трубку и плотно прижал к уху. Но в трубке — ни гу-гу.
— Ну что, мистер икс, будем играть в молчанку? — Отдыхиваясь, спросил Владимир Ефимович. И тут только вспомнил, что не включил магнитофон. Но соображалка его работала хоть и с перебоями, но достаточно быстро. Просто от волнения он не сразу нажал нужные клавиши.
После назойливой паузы в трубке послышался тот же голос, который звонил накануне: «Звоню последний раз. К четвергу 100 тысяч долларов или их золотой эквивалент должен лежать… — говоривший опять замолчал и у Рощинского мелькнула мысль, что тот проглатывает лишнюю слюну, которая выделилась при упоминании ста тысяч… — Слышишь, Рощинский, все оставишь в автоматической камере на автовокзале: сто десятая ячейка, код „Ж“ и цифры твоего номера телефона.»
— Послушай, шифровальщик, ты, случайно, не сбежал из дурдома?
Однако вместо ответа зазвучали отрывистые сигналы.
И как ни странно, этот звонок внес некоторую определенность, ослабил внутреннее напряжение и Рощинский впервые за долгие недели почувствовал зверский аппетит. Он подошел к холодильнику, открыл его и долго взирал на его пустые полки. Сглотнув обильную слюну и подтянув штаны, он отправился в туалет заканчивать процедуру.
Перед тем как лечь спать, он тщательно смазал обрез, проверил патроны с жаканом и крупной волчьей картечью. Три патрона он слегка смазал ружейным маслом и вложил в норки стволов.
Проверил ставни и все запоры. Проделал несколько хаотических движений напротив красного глазка сигнализации. Глазок то зажигался, то снова гас…Потом Толстяк сорвал с календаря листок — до четверга оставалось двое суток.
Положив обрез рядом с собой и прикрыв его одеялом, Владимир Ефимович заснул умиротворенным сном. И спал, как убитый, без сновидений.
Утро выдалось на славу: сквозь ветви сирени в окна комнат пробивались рассеянные солнечные блики. Они абстрактными пятнами расползались по стенам, полу и изгибисто преломлялись по шкафу и комоду.
Прежде чем пойти открывать ставни, он поставил на газовую плиту чайник и вытащил из подвала НЗ — банку свиной тушенки с гречневой кашей. Целый ящик этого «стратегического продукта» он купил у прапорщика воинской части, отбывающей в другой регион. И сейчас он готов был этому служаке поцеловать одно место и подарить тот самый портсигар с бриллиантовой кнопкой, из-за которого, собственно, и начался этот кошмар с убийством Вани Ножичка.
Рощинский отдернул шторы и отвинтил гайку на металлическом стержне, которым крепились ставни. Он уже собрался распахнуть окно, когда его взгляд зацепился за нечто, покрытое мелкими капельками утренней росы. Вроде бы такого он раньше не замечал. Это была тонкая стальная проволока, уходящая от ручки оконной рамы, по карнизу, вбок за ставню. Он почувствовал в пятках ледяной холодок, его тело сковало тяжелое оцепенение.
Стараясь не делать резких движений, Рощинский отошел от окна, схватил с вешалки старый плащ и пошел открывать дверь. Однако, имея в виду только что обнаруженную таинственную проволоку, он передумал выходить, а свернув в кухню, подошел к окну. Свинтив со штыря гайку, он осторожным движением нажал на него — ставня отошла и он, не обнаружив ничего подозрительного, открыл окно. С помощью стула вылез наружу. Он шел по клумбе, ощущая на лице утренний холодок, что, впрочем, меньше всего его волновало.
Обогнув угол дома, увидел то, что так его взбудоражило. Проволока, пройдя через проушину для крючка, которым фиксировалась ставня, спускалась вниз, где в полуметре от земли соединялась с обыкновенной ручной гранатой типа «лимонка». Сама граната была прикреплена к ветке сирени.
Рощинский вернулся к крыльцу и внимательно осмотрел его и прилегающую к дому территорию. Кругом лежала нетронутая роса и никаких чужих следов не было. Он сел на сырое крыльцо и задумался. Смотрел на небо — чистое и обещавшее хорошую погоду, и размышлял, как быть с опасной находкой и кого позвать на помощь. Затем он тяжело поднялся и пошел искать какую-нибудь подставку, чтобы залезть обратно в окно.
К гранате он вернулся с кусачками — что надо сделать, он обдумал, когда сидел на крыльце. Он осторожно приладился к сырой проволоке и, подстраховывая одной рукой гранату, другой перекусил растяжку. «Вот и все, засранец террорист!», — сказал неизвестно кому Владимир Ефимович, и с великим любопытством стал рассматривать рубчатый комочек металла. Завернув гранату в два целлофановых кулька, он спрятал ее под крыльцом.
В середине дня к нему пришла Авдеева. Настроение у нее было замечательное. Она улыбалась, что в последнее время было большой редкостью. Она положила перед Рощинским сто пятьдесят долларов и сорок немецких марок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52