Ты слышишь меня? Всю жизнь я любил только тебя, поцелуй Галинку, Игорька. Лен, я ничего не могу тебе сказать, все у меня хорошо, но помни, я всегда любил тебя!..
«Может, мне тоже позвонить? — подумал подполковник. — Только кому, Соне или Ирине?»
Счастливо прожив двадцать лет с первой женой, Зимин на пятом десятке влюбился в молоденькую медсестру. Сначала их роман не выходил за рамки служебного, но когда Ирина родила сына, подполковник окончательно ушел из семьи. Он знал, что и первая, и вторая жена любили его, каждая по-своему, но обе искренно и всерьез. Значит, разговаривать надо было с обеими, а это было уже выше сил доктора.
— У меня начинается, — сказал он, вытирая со лба холодный пот. — Святой отец, вы останетесь последним из живых в этой юдоли печали. Свяжитесь потом с Камковым, пусть здесь все зачистят. А вот, похоже, и они.
На пригорке, в километре от заставы, показался танк с необычными конфигурациями башни. Лязгнув гусеницами, он застыл на месте.
— Да чего ждать, Господь примет нас с радостью, часом позже или часом раньше.
— Тогда пойдемте, и отпустите мне грехи мои, отец Андрей. А их у меня ой как много, успеть бы все вспомнить.
Они ушли в казарму, священник придерживал ослабевшего подполковника. Спустя полчаса необычный танк с лязганьем подполз чуть ближе, замер, и длинная струя оранжевого пламени с ревом устремилась в сторону заставы. Деревянная казарма вспыхнула, как рождественская свечка, а огнемет все продолжал извергать смертоносное пламя. В перерывах между залпами экипаж услышал по рации сквозь шум помех донесшееся из динамика церковное пение. Танкисты удивленно переглянулись, но связь тут же оборвалась, и лишь ровный, давящий гул огня продолжил свою ревущую, торжествующую языческую песнь.
ЭПИЗОД 60
За два дня до этого на противоположном краю Кавказского фронта, в гарнизоне номер шесть происходила плановая прививка от штамма Икс. Этот военный городок располагался в тылу и обслуживал аэродром, и соседние склады, и базу горюче-смазочных материалов. Фельдшер Артюхов, молодой парень, окончивший перед армией медучилище, по одному принимал заходящих к нему солдат. Сделав в руку укол, он вписывал фамилию привитого в толстый журнал, а в военный билет шлепал квадратную печать.
Артюхов прослужил в армии уже год и, как говорят старшины, «службу понял». Все его действия были заторможены до степени, приближенной к лунатизму. Фельдшер употреблял для всех своих действий ровно столько сил, чтобы окончательно не уснуть и в то же время хоть как-то способствовать продвижению очереди. Если бы зашел кто из начальства, он бы мгновенно начал двигаться в три раза быстрее, а выражение сонной скуки в глазах сменилось бы упоительным рвением. Но единственный врач гарнизона уехал в ближайший город с летчиком, повредившим при аварийной посадке позвоночник, так что на сегодня медбрату работы хватало на весь день.
— Следующий! — крикнул Артюхов, и из-за белой простыни, навешенной на дверной проем, показался очередной солдат. В отличие от предыдущих вояк этот был в парадной форме и при всех значках. Увидев его, фельдшер обрадовался. Сергей Литвинов был земляком и погодком Артюхова.
— Привет, Леха! — сказал он, подавая руку медику.
— О, Серега! Ты чего так вырядился?
— В отпуск еду! — довольно улыбнулся Литвинов.
— Везет! — с завистью сказал Артюхов. Они не только были из одного города, а даже выросли в одном дворе, и хотя не были большими друзьями, но приятельствовали. Фельдшер невольно представил себе до боли знакомый городской двор с покосившейся беседкой, ржавой в это время года горкой, с двумя березками в окружении пирамидальных тополей.
— А меня не пустили, — со вздохом сказал он. — Попозже, говорят, поедешь, зимой. Слушай, а как же это ты умудрился? Пока не переболеешь с прививкой, тебя никто не отпустит!
— Вот в том-то и дело! Я сказал комбату, что еще позавчера укололся. Он проверять не стал, на слово поверил. Слушай, Леха, — Сергей опасливо оглянулся на дверь и, пригнувшись, шепнул на ухо земляку:
— Не делай мне прививку.
— Ты чего, с ума сошел! Знаешь, с этим как строго? Батя тут стращал всех трибуналом. Аж пистолет вытаскивал!
— Я знаю, но ты прикинь: мне в дорогу, а тут эту дрянь вколют! Я как раз по пути домой и свалюсь. Мне через полчаса выезжать.
Артюхов прикинул в уме, выходило, что Серега прав. Прихватит его как раз на полпути. Реакция на прививку была сильнейшая, некоторые теряли сознание, у других на время просто отнимались ноги. А отпускник продолжал давить на психику земляка:
— А там, дома? Ни выпить, ни закусить. Хрен ли это, а не отпуск!
— Ты на чем едешь-то?
— На попутке. «Урал» послали в Пензу за запчастями, ну и как раз подкинет меня. Лех, какая там нахрен болезнь?! У нас же никого больных не было, до Чечни сто километров, какая тут в п... болезнь?!
— Без штампа тебя не выпустят, — заметил Алексей.
— Вот и стукни его. А приеду, вколешь мне эту заразу задним числом. Лех, я тебе лично литр привезу. Хоть водяры, хоть самогонки.
Артюхов сразу оживился:
— Тети Машиной, на изюме?
— Ну да!
Последний очаг сопротивления в душе фельдшера был сломлен бесповоротно.
— Ладно, давай билет.
Стукнув печать, он сказал:
— К моим зайди, расскажи, как я тут.
— Обязательно! Лех, литр за мной!
И счастливый отпускник выбежал на улицу. Вскоре Артюхов услышал тяжелый рев грузовика.
«Серега поехал, — подумал он. — Через несколько часов будет дома».
Он снова вспомнил родной двор, представил себе, как товарищ поднимается по лестнице на второй этаж, открывает дверь... Но чувство тревожной неуверенности так и не покидало его до самого вечера.
* * *
Та ночь в городской больнице мало чем отличалась от десятков и сотен предыдущих ночей. Небольшой, сорокатысячный городок Николаевск исправно поставлял обычное число пациентов для дежурных врачей. Привезли пьяного парня с ножевым ранением. Он дико матерился, пытался сорвать бинты, наложенные на густо исписанный татуировками торс, порывался сбежать и замочить какого-то Резвана.
Чуть позже в приемный покой внесли сбитого ночным лихачом велосипедиста. Судя по густому перегару, он вряд ли видел роковую машину и умер в лифте, не доехав до операционной.
Не успели врачи и медсестры перевести дух, только разлили в чашки чай, как распахнулась дверь и с шумом и грохотом в небольшую комнату приемного покоя ввалилась целая толпа народу. Дежурный врач, невысокий, полноватый брюнет, нахмурил брови. За прошедшие после окончания мединститута два года Владимир Ханкеев достаточно втянулся в рутинную жизнь горбольницы, так что удивить его чем-то было трудно. С досадой отставив чашку, он поднялся из-за стола и решительно шагнул вперед. Сначала он не сразу понял, кто из этих людей пострадавший, определил лишь одно — все они пьяны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
«Может, мне тоже позвонить? — подумал подполковник. — Только кому, Соне или Ирине?»
Счастливо прожив двадцать лет с первой женой, Зимин на пятом десятке влюбился в молоденькую медсестру. Сначала их роман не выходил за рамки служебного, но когда Ирина родила сына, подполковник окончательно ушел из семьи. Он знал, что и первая, и вторая жена любили его, каждая по-своему, но обе искренно и всерьез. Значит, разговаривать надо было с обеими, а это было уже выше сил доктора.
— У меня начинается, — сказал он, вытирая со лба холодный пот. — Святой отец, вы останетесь последним из живых в этой юдоли печали. Свяжитесь потом с Камковым, пусть здесь все зачистят. А вот, похоже, и они.
На пригорке, в километре от заставы, показался танк с необычными конфигурациями башни. Лязгнув гусеницами, он застыл на месте.
— Да чего ждать, Господь примет нас с радостью, часом позже или часом раньше.
— Тогда пойдемте, и отпустите мне грехи мои, отец Андрей. А их у меня ой как много, успеть бы все вспомнить.
Они ушли в казарму, священник придерживал ослабевшего подполковника. Спустя полчаса необычный танк с лязганьем подполз чуть ближе, замер, и длинная струя оранжевого пламени с ревом устремилась в сторону заставы. Деревянная казарма вспыхнула, как рождественская свечка, а огнемет все продолжал извергать смертоносное пламя. В перерывах между залпами экипаж услышал по рации сквозь шум помех донесшееся из динамика церковное пение. Танкисты удивленно переглянулись, но связь тут же оборвалась, и лишь ровный, давящий гул огня продолжил свою ревущую, торжествующую языческую песнь.
ЭПИЗОД 60
За два дня до этого на противоположном краю Кавказского фронта, в гарнизоне номер шесть происходила плановая прививка от штамма Икс. Этот военный городок располагался в тылу и обслуживал аэродром, и соседние склады, и базу горюче-смазочных материалов. Фельдшер Артюхов, молодой парень, окончивший перед армией медучилище, по одному принимал заходящих к нему солдат. Сделав в руку укол, он вписывал фамилию привитого в толстый журнал, а в военный билет шлепал квадратную печать.
Артюхов прослужил в армии уже год и, как говорят старшины, «службу понял». Все его действия были заторможены до степени, приближенной к лунатизму. Фельдшер употреблял для всех своих действий ровно столько сил, чтобы окончательно не уснуть и в то же время хоть как-то способствовать продвижению очереди. Если бы зашел кто из начальства, он бы мгновенно начал двигаться в три раза быстрее, а выражение сонной скуки в глазах сменилось бы упоительным рвением. Но единственный врач гарнизона уехал в ближайший город с летчиком, повредившим при аварийной посадке позвоночник, так что на сегодня медбрату работы хватало на весь день.
— Следующий! — крикнул Артюхов, и из-за белой простыни, навешенной на дверной проем, показался очередной солдат. В отличие от предыдущих вояк этот был в парадной форме и при всех значках. Увидев его, фельдшер обрадовался. Сергей Литвинов был земляком и погодком Артюхова.
— Привет, Леха! — сказал он, подавая руку медику.
— О, Серега! Ты чего так вырядился?
— В отпуск еду! — довольно улыбнулся Литвинов.
— Везет! — с завистью сказал Артюхов. Они не только были из одного города, а даже выросли в одном дворе, и хотя не были большими друзьями, но приятельствовали. Фельдшер невольно представил себе до боли знакомый городской двор с покосившейся беседкой, ржавой в это время года горкой, с двумя березками в окружении пирамидальных тополей.
— А меня не пустили, — со вздохом сказал он. — Попозже, говорят, поедешь, зимой. Слушай, а как же это ты умудрился? Пока не переболеешь с прививкой, тебя никто не отпустит!
— Вот в том-то и дело! Я сказал комбату, что еще позавчера укололся. Он проверять не стал, на слово поверил. Слушай, Леха, — Сергей опасливо оглянулся на дверь и, пригнувшись, шепнул на ухо земляку:
— Не делай мне прививку.
— Ты чего, с ума сошел! Знаешь, с этим как строго? Батя тут стращал всех трибуналом. Аж пистолет вытаскивал!
— Я знаю, но ты прикинь: мне в дорогу, а тут эту дрянь вколют! Я как раз по пути домой и свалюсь. Мне через полчаса выезжать.
Артюхов прикинул в уме, выходило, что Серега прав. Прихватит его как раз на полпути. Реакция на прививку была сильнейшая, некоторые теряли сознание, у других на время просто отнимались ноги. А отпускник продолжал давить на психику земляка:
— А там, дома? Ни выпить, ни закусить. Хрен ли это, а не отпуск!
— Ты на чем едешь-то?
— На попутке. «Урал» послали в Пензу за запчастями, ну и как раз подкинет меня. Лех, какая там нахрен болезнь?! У нас же никого больных не было, до Чечни сто километров, какая тут в п... болезнь?!
— Без штампа тебя не выпустят, — заметил Алексей.
— Вот и стукни его. А приеду, вколешь мне эту заразу задним числом. Лех, я тебе лично литр привезу. Хоть водяры, хоть самогонки.
Артюхов сразу оживился:
— Тети Машиной, на изюме?
— Ну да!
Последний очаг сопротивления в душе фельдшера был сломлен бесповоротно.
— Ладно, давай билет.
Стукнув печать, он сказал:
— К моим зайди, расскажи, как я тут.
— Обязательно! Лех, литр за мной!
И счастливый отпускник выбежал на улицу. Вскоре Артюхов услышал тяжелый рев грузовика.
«Серега поехал, — подумал он. — Через несколько часов будет дома».
Он снова вспомнил родной двор, представил себе, как товарищ поднимается по лестнице на второй этаж, открывает дверь... Но чувство тревожной неуверенности так и не покидало его до самого вечера.
* * *
Та ночь в городской больнице мало чем отличалась от десятков и сотен предыдущих ночей. Небольшой, сорокатысячный городок Николаевск исправно поставлял обычное число пациентов для дежурных врачей. Привезли пьяного парня с ножевым ранением. Он дико матерился, пытался сорвать бинты, наложенные на густо исписанный татуировками торс, порывался сбежать и замочить какого-то Резвана.
Чуть позже в приемный покой внесли сбитого ночным лихачом велосипедиста. Судя по густому перегару, он вряд ли видел роковую машину и умер в лифте, не доехав до операционной.
Не успели врачи и медсестры перевести дух, только разлили в чашки чай, как распахнулась дверь и с шумом и грохотом в небольшую комнату приемного покоя ввалилась целая толпа народу. Дежурный врач, невысокий, полноватый брюнет, нахмурил брови. За прошедшие после окончания мединститута два года Владимир Ханкеев достаточно втянулся в рутинную жизнь горбольницы, так что удивить его чем-то было трудно. С досадой отставив чашку, он поднялся из-за стола и решительно шагнул вперед. Сначала он не сразу понял, кто из этих людей пострадавший, определил лишь одно — все они пьяны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89