Быть может, еще давным-давно, когда я учился в университете, мне следовало предложить свои услуги ЦРУ или государственному департаменту, благо основными курсами у меня были политология и иностранные языки. И теперь бы я сидел в отдельном, достаточно большом кабинете и объяснял бы газетчикам, что происходит во Вьетнаме или Гане. Но не забывай, Курт, если я что-то и умею, так это вести дела в салуне. Языки я знаю лишь потому, что учили меня с детства. Причем хорошо я только говорю, ибо не знаком даже с азами грамматики. Я лишь умею произносить звуки. Я слаб в истории, давно забыл политологию, не слишком разбираюсь в мировом балансе сил. Двадцать лет я вижу во сне кошмары и просыпаюсь в холодном поту. — Он вытянул перед собой руки. Пальцы слегка дрожали. — Нервы у меня ни к черту, я слишком много пью, еще больше курю. Я выработал свой ресурс и ухожу на покой. Решение мое непоколебимо, и ничто в мире не заставит меня изменить его.
Вольгемут внимательно выслушал монолог Падильо.
— Разумеется, ты недооцениваешь себя, Майк. Ты обладаешь редким качеством, которое заставляет твоих работодателей раз за разом приходить к тебе с просьбой выполнить еще одно задание. У тебя дар актерского перевоплощения. Ты без труда становишься новым человеком, со всеми его личностными особенностями. В Германии ты ходишь, как немец, ешь, как немец, куришь, как немец. А ведь даже после двадцати лет оккупации европеец может узнать американца по его толстой заднице и походке. У тебя уникальная мимика, а наряду с решительностью и уверенностью в собственном превосходстве тебе свойственны хитрость и цинизм процветающего адвоката по уголовным делам. За такое сочетание я готов заплатить очень высокую цену.
Падильо поднял бокал.
— Я принимаю комплимент, но отказываюсь от предложения. Тебе следует поискать кого-нибудь помоложе, Курт.
— Не поддашься ли ты на искушение отомстить своим бывшим работодателям?
— Ни в коем случае. Они полагали, что им предложили хорошую сделку. Русским требовался действующий агент, которого они могли бы показать всему миру, клеймя американский империализм. Мои работодатели, благослови их Бог, желали, чтобы им по-тихому вернули Симмса и Бурчвуда. Поэтому они с легкой душой отдали А за В и S, тем более что А, по их мнению, уже выдохся. Кто готовил операцию на Востоке — наш добрый полковник?
— Насколько я знаю, да, — кивнул Вольгемут. — Он вернулся несколько месяцев назад и теперь вроде бы занимается пропагандой.
— Он поднаторел в такого рода обменах, а у нас есть парни, которые не упустят своей выгоды. Вот они и подсунули меня.
В дверь постучали. Вольгемут разрешил войти, и на пороге появился один из здоровяков с большим конвертом из плотной бумаги. Он отдал конверт Вольгемуту и удалился. Немец разорвал конверт и вытащил два потрепанных бумажника.
— Я знаю, что ты не любишь такого старья, но в данном случае они могут оказаться весьма кстати.
Я раскрыл свой бумажник. Девяносто два доллара, 250 западногерманских марок, армейское удостоверение личности, подтверждающее, что я — сержант по снабжению техническим имуществом Фрэнк Дж. Бейли, аккуратно сложенные отпускные документы, пара порнографических открыток, армейское водительское удостоверение, письмо на английском языке с грубыми ошибками от девушки по имени Билли из Франкфурта, карточка члена Клуба любителей детектива, упаковка презервативов.
Вольгемут достал еще два бумажника.
— Это для ваших подопечных.
Падильо отодвинул стул и встал.
— Билеты?
— У водителя, — ответил Вольгемут.
Падильо протянул руку.
— Спасибо за все, Курт.
Вольгемут отмахнулся от благодарностей.
— Я пришлю тебе счет.
Мне он пожал руку, сказав, как он рад тому, что познакомился со мной, и по тону чувствовалось, что он говорит искренне.
— Ваши подопечные ждут вас внизу.
Падильо кивнул, и мы направились к лифту.
В холле у лифта стоял Макс. Он критически оглядел нас и одобрительно кивнул.
— На днях я подскочу в ваше кафе в Бонне.
— Скажи Марте... — Падильо запнулся. — Скажи, что я очень ей благодарен.
Мы обменялись рукопожатиями и вошли в кабину, доставившую нас на первый этаж. Симмс и Бурчвуд поджидали нас, чисто выбритые, в форме рядовых. Рядом подпирал стену один из здоровяков Вольгемута. Падильо протянул Симмсу и Бурчвуду их бумажники.
— Ваши новые имена и фамилии вы запомните по пути в Темпельхоф. Симмс идет со мной, Бурчвуд — с Маккорклом. Через регистрационную стойку «Пан-Америкэн» проходим без суеты, как и раньше. Полагаю, новая лекция вам не нужна. Вы оба хорошо выглядите. Мне нравится ваша прическа, Симмс.
— Нам обязательно говорить с вами? — недовольно спросил Симмс.
— Нет.
— Тогда обойдемся без слов.
— Нет возражений. Поехали.
Во дворе стоял «форд-седан» модели 1963 года. Водитель, высокий негр с нашивками рядового первого класса, протирал лобовое стекло. Завидев нас, он бросился открывать дверцы.
— Прошу садиться, господа. Уезжаем, как только вы рассядетесь. Все к вашим услугам, господа.
Падильо включился в игру и на подчеркнутую услужливость слуги-негра ответил голосом хозяина-белого:
— Кончай лизать нам задницы, парень. Вольгемут сказал, что наши билеты у тебя. Давай-ка взглянем на них.
Негр улыбнулся.
— Знаете, я не слышал техасского акцента с тех пор, как уехал из Минерэл-Уэллс.
Падильо улыбнулся в ответ.
— Кажется, так разговаривают в Килгоре, — тон его стал обычным. — Ты готов?
— Да, сэр, — и негр, обойдя машину, сел за руль.
Я — рядом с ним, Бурчвуд, Симмс и Падильо залезли на заднее сиденье. Негр открыл ящичек на приборном щитке и передал мне четыре билета «Пан-Ам». Я выбрал один, выписанный на сержанта Бейли, а остальные передал Падильо.
— Что делаем в аэропорту? — спросил он.
— Я высаживаю вас из машины и быстро отгоняю ее в сторону. Неважно куда, потому что назад меня повезет полиция, гражданская или военная. Во время регистрации ваших билетов произойдет неприятный инцидент на расовой почве. Американский турист из Джорджии заявит, что я оскорбил его жену. Он ударит меня, а я полосну его оружием, с которым, как известно, не расстается ни один негр, — он показал нам бритву. — Если этот тип ударит меня чересчур сильно, я пущу ему кровь.
— Кто этот турист?
— Вольгемут завербовал его во Франкфурте года два назад. Стопроцентный американец. После того как полицейские разведут нас и упрячут меня за решетку, он в участок не явится, так что обвинять меня будет некому.
— А какое у тебя прикрытие? — поинтересовался Падильо.
— Играю на саксофоне в оркестре одного из ресторанчиков Вольгемута. Выполняю мелкие поручения. Когда необходимо, затеваю драки.
— Что нас ждет во Франкфурте?
— Вас встретит человек, даст вам ключ от машины, и вы поедете по своим делам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52