Телефон зазвонил в половине пятого. Прокейн снял трубку, послушал и передал мне.
– Сент-Айвес? – произнес приглушенный мужской голос.
– Да.
– Как я сказал Прокейну сегодня утром, условия остаются прежними, меняются только время и место.
– Где и когда?
– Завтра, в десять утра…
– Десять утра мне не подходит.
– Почему?
– Как раз в это время два детектива из отдела убийств собираются поговорить со мной о Бобби Бойкинсе и его смерти. Вы знали Бобби, не так ли?
– Хорошо, если понедельник тебя не устраивает, – ответил голос после короткого молчания, – встретимся во вторник, тоже в десять.
– Где?
– Ты знаешь, где находится Вестсайдский аэровокзал?
– На углу Десятой авеню и Сорок Второй улицы.
– Точно. В десять часов ты поднимешься на второй этаж, в мужской туалет. Войдешь в крайнюю левую кабинку. Если она будет занята, подождешь, пока не освободится. Зайди в нее, сядь на стульчак и жди. Деньги принеси в той же сумке с эмблемой «Пан-Ам». Из соседней кабинки тебе под перегородкой просунут другую сумку. Одновременно и точно таким же способом ты передашь свою.
– Не одновременно, – возразил я, – Сначала я должен посмотреть, что в вашей сумке.
– Ладно, можешь посмотреть. А затем отдавай деньги и быстро выметайся из туалета и из аэровокзала. И не вздумай ошиваться поблизости и ждать человека, который выйдет с твоей сумкой. Ты это понял?
– Да.
– Деньги принесешь банкнотами по пятьдесят и двадцать долларов.
– Хорошо.
– И не говори детективам, что ты собираешься делать во вторник утром.
– Вы знали Бобби Бойкинса, не так ли? – вновь спросил я.
Мне ответило молчание, секунд через десять сменившееся короткими гудками. Я положил трубку и передал присутствующим содержание нашего разговора.
– Что он сказал насчет Бойкинса? – спросил Прокейн.
– Ничего.
– Вы думаете, что он убил старика?
– Возможно.
– Но вы не собираетесь говорить об этом полиции?
– Пока мне нечего им сказать. Я даже не знаю, замешан ли Бойкинс в этом деле. Но его тело оказалось в прачечной-автомате, когда я зашел туда в три часа утра.
– Тут должна быть какая-то связь, – заметил Уайдстейн.
– Возможно. Но Бобби Бойкинс – мелкий карманник. Он понятия не имеет, как влезть в чужой дом, не то что вскрыть сейф. А вот среди его знакомых есть неплохие специалисты.
– Вы предполагаете, что он мог быть посредником вора? – спросил Прокейн.
Я покачал головой.
– Я ничего не предполагаю. Но до встречи в аэровокзале я собираюсь кое-что выяснить. Я знаком с людьми, которые знали Бойкинса. Возможно, им что-то известно. Перед смертью Бобби долго били. Он – старик. А в старости отказываются говорить, так как уже знают, что это ни к чему не приведет. Есть только одна причина, по которой Бойкинс мог молчать: он понял, что его убьют, как только он удовлетворит любопытство тех, кто задавал вопросы.
Прокейн перевел взгляд на один из пейзажей, изображавший оленя, стоящего в нерешительности на залитой солнцем опушке. Судя по всему, Прокейн любил рисовать солнечный свет.
– Я вижу, что этот довольно простой обмен становится все более сложным, мистер Сент-Айвес, – сказал он.
– Сложным до предела, – ответил я, – Но убийство никогда ничего не упрощало, хотя большинство из них совершается именно с этой целью.
Прокейн задумался.
– Но вы по-прежнему настаиваете на том, что будете работать в одиночку?
– А что?
– Вы сказали, что собираетесь выяснить, участвовал ли Бойкинс в краже моих журналов. Надеюсь, вы не станете возражать, если мисс Вистлер и мистер Уайдстейн займутся тем же самым, разумеется, используя свои каналы.
– Конечно, нет. Я бы даже хотел, чтобы во вторник утром они оказались неподалеку от мужского туалета Вестсайдского аэровокзала. И, если через двадцать – двадцать пять минут я не выйду оттуда, мистер Уайдстейн мог бы заглянуть в туалет, чтобы убедиться, не лежит ли мой труп на полу крайней кабинки слева.
– Да, я как раз собирался предложить вам этот вариант.
– Может быть, вам следовало упомянуть и о временном факторе, мистер Прокейн, – заметила Джанет Вистлер.
Он взглянул на Уайдстейна, который согласно кивнул.
– Мистер Сент-Айвес, журналы должны быть возвращены мне не позднее среды.
– Я не могу этого гарантировать.
– Да, я знаю. Но если человек, только что говоривший с вами, позвонит еще раз, чтобы перенести встречу на более поздний срок, вы должны настоять на уже достигнутой договоренности.
– А если он будет тянуть время и я не смогу получить их до среды?
Они обменялись многозначительными взглядами, которые мне ровным счетом ничего не говорили.
– Тогда, мистер Сент-Айвес, нам придется принять определенные меры и, возможно, обойтись без вашей помощи.
– Что-то я вас не понимаю, – ответил я.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет.
* * *
На Сорок Второй улице, сразу после пересечения с Девятой авеню, есть бар под названием «Нитти Гритти». Несколько лет назад он назывался «Козырной Туз», еще раньше – «Гинг Хо». Кто-то говорил мне, что во время второй мировой войны на вывеске было написано «Хабба-Хабба», но я в это не верю. Хотя название бара постоянно менялось, хозяин и клиентура оставались прежними. Бар принадлежал Френку Свеллу, а в основном контингент посетителей составляли сутенеры и проститутки, воры и фальшивомонетчики.
Френк Свелл не любил своих клиентов и менял название бара в надежде, что они перестанут приходить к нему. Иногда, когда на душе скребли кошки, я появлялся у Свелла, чтобы уйти от него в значительно лучшем настроении. Потому что я видел, что мне еще очень далеко до самого дна.
В воскресенье, в шесть часов вечера, я сидел у стойки и слушал Френка, который зачитывал мне список новых предполагаемых названий, которые могли бы отпугнуть завсегдатаев.
– Послушай вот эти, Фил.
– Сначала налей мне шотландского с содовой.
– Конечно, – он пододвинул мне полный бокал и продолжил чтение.
– "Третий Джордж", «Водолей» – мне кажется, вполне уместные названия.
– Это точно.
– "Голубое Яблоко", «Зеленая Борода», «Третий Орел», а вот это мне очень нравится: «Синий Блейзер».
– Высший класс.
– Да, то, что мне нужно. Чтобы выгнать отсюда этих подонков. Ты только посмотри на них.
Я посмотрел. За дальним столиком сидели две проститутки. За другими – три пары, и только одна из них не ссорилась. У стойки примостились двое. Один, бледный и худой, казалось, только что вышел из тюрьмы и не увидел в свободе ничего хорошего. Другой, лет тридцати восьми, с круглым добродушным лицом, в темно-сером драповом пальто с меховым воротником и почти белой фетровой шляпе, напомнил мне бостонских политиканов моей молодости. Его звали Финли Камминс. На жизнь он зарабатывал воровством и встретил мое появление в баре дружеским кивком и улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26