— Ты уволен, парень.
— Замечательно.
— Ты собирался испортить мне жизнь.
— Вам следовало бы позволить мне сделать это. Тогда вы смогли бы водрузить меня здесь. Я бы даже прислал вам один из своих старых костюмов для большей натуральности.
— Следи за речью, когда говоришь со мной. Ты — только нанятый мной человек.
— Вы уволили меня несколько секунд назад. Помните? Но в любом случае, нанятый или уволенный, я говорю так, как считаю нужным. Перестаньте темнить, О'Дауда.
На какое-то мгновение мне показалось, что он собирается ударить меня своей тростью. Он стоял, набычив свою большую голову и сверля меня голубыми глазками, на медном ежике его волос играло солнце, а сигара тлела запрещающим красным светом. Затем он развернулся и подошел к фигуре чернокожего человека в тюрбане и сильным ударом трости сшиб тюрбан с его головы.
— А он что сделал? — спросил я. — Продал вам кучу липовых грязных фотографий?
— На самом деле это была куча липовых технических алмазов во время войны. Он всю жизнь сожалел об этом. И не думай, что я пытаюсь поразить тебя. Для меня все это — терапия. Мне нравится обозревать всех их, говорить с ними. После этого я ощущаю себя внутренне чистым и розовым, как младенец. И даже когда меня здесь нет, они все равно вынуждены смотреть на меня. — Он кивнул в сторону увеличенной фигуры Цезаря.
— Вам следует открыть собрание для публики. Это за два года окупит все расходы. Кермод мог бы продавать сосиски в тесте и мороженое на террасе.
Он посмотрел на меня, нахмурившись.
— Ты уволен.
Я повернулся и пошел к двери. Он позволил мне дойти до нее, а затем сказал:
— Не хочешь узнать почему?
Я посмотрел на него через плечо.
— Если вы чувствуете, что должны рассказать мне, о'кей. Но в таком случае давайте сделаем это за сигаретой и стаканчиком чего-нибудь. — Я достал свой портсигар и добавил. — Спиртное с вас.
Он улыбнулся мне.
— Ты — наглый ублюдок. Но обмен — ничего. Хотя, ты по-прежнему уволен.
Он пошел в дальний конец комнаты, то тут, то там пуская в ход свою трость, и, наконец, остановился перед шкафчиком времен Луи какого-то и достал из него бренди и пару бокалов. И на этот раз он налил себе больше. Я взял бокал и сел в кресло, на спинку которого небрежно опирался пожилой, похожий на дипломата тип в придворном костюме (он, вероятно, помешал посвящению О'Дауды в рыцари).
Я вдохнул аромат бренди, отпил немного, подождал, пока жидкость нагреется во рту, проглотил, и почувствовал, как у меня в животе зарождается новый вулкан.
— Кошмарная штука, — сказал я.
— Ты думаешь, я буду переводить свое лучшее бренди на человека, которого я только что уволил.
— Почему я уволен?
— Потому что, Карвер, когда я нанимаю кого-либо, я требую от него полной лояльности за те деньги, которые я ему плачу. За это меня никто не любит. Но всем им нужно зарабатывать деньги.
— Насколько мне известно, я даже еще не обманул вас ни с одним счетом за отель. Но я обязательно сделаю это, когда вы меня восстановите на службе.
Резким, раздраженным движением трости он рассек перед собой воздух и сказал:
— Черт, ты меня очень утомляешь.
— Мне хотелось бы услышать несколько фактов, подтверждающих мою нелояльность.
— Два дня назад меня посетил один человек по имени Алакве.
— Это было в Англии или здесь?
— Зачем тебе это?
— Затем, что тогда я буду знать, был ли это Джимбо Алакве или Наджиб.
— В Лондоне.
— Старина Джимбо, все еще трудится изо всех сил. Не нужно мне рассказывать. Я догадываюсь, что он вам сообщил. Я получил взятку, скажем, в три тысячи гиней, не фунтов, за то, что обману вас и скажу, где находится “Мерседес” — когда я, конечно, найду его — сначала ему, а потом вам. Что-нибудь в этом роде, да?
— Более-менее. Ты чертовски откровенен.
— Я буду даже еще более откровенен. Джимбо попроще, чем его брат — они близнецы. Бог знает, что с него имеют те люди, на которых он работает. Ему следовало бы знать, что моя цена за подобного рода обман была бы где-нибудь в районе десяти тысяч. Мне и у вас хорошо. Постоянная смена декораций, жизнь в окружении роскоши, новые лица — некоторые из них очень симпатичные и женственные — и полное ощущение вечности жизни, которое, попади я в страховое агентство, тут же выгнало бы меня из него. Взгляните на это.
Я достал вещицу из кармана и бросил ему. Она была размером с половину грейпфрута и такой же формы, но гораздо тяжелее.
Он взял ее в свою обезьянью лапу и спросил:
— Что это такое?
— Это магнитная термобомба. Там сбоку есть небольшой переключатель, который можно поставить на любую, указанную на шкале температуру. Температура дана по Фаренгейту, Цельсию и Римеру. Все предусмотрено. В настоящий момент она поставлена на предохранитель. Я обнаружил ее под капотом своего автомобиля в Женеве. Она была приведена в рабочее положение и разнесла бы меня и машину в клочья через пару километров.
— Черт, какая полезная штука.
— Можете оставить ее себе. Но если я взял деньги, зачем им тогда понадобилось убирать меня? Лишние расходы. Им очень не понравилось, что я отказался от денег. Я полагаю, вы уже хорошо заплатили Джимбо, чтобы он работал на вас?
— Да, заплатил.
Я покачал головой.
— Вы его совсем запутаете. Он не из тех людей, которые могут вести двойную игру и не замкнуть в один прекрасный момент оба конца. Хорошо, я снова на работе?
Он протянул руку и положил бомбу на шкафчик. Затем он повернулся ко мне, склонил голову, как бык, нацелившийся на красный плащ матадора, и шумно выпустил через нос воздух.
— Что, черт побери, происходит, — сказал он. — Я только хочу вернуть свою машину.
— Вы ее получите. Ее свистнул один мерзавец по имени Отто Либш. — Упомянув имя, я замолчал и внимательно посмотрел на него. Я был уверен, что оно что-то значило для Джулии. Оно также могло что-то значить и для него. Но если оно и значило, то он никак не выказал этого. Я продолжил. — Он ее перекрасил и несколько недель спустя ограбил на ней кассу где-то во Франции. С того момента ни его, ни машины никто не видел. Но я ставлю десять к одному в сотенных — фунтах, не франках — что я найду машину в ближайшие несколько дней. Идет?
— Нет.
— Приятно, что вы так уверены во мне. Я восстановлен?
— Да, временно. Но, клянусь Богом, один неправильный шаг и...
— Вы опережаете события, — сказал я. — Если вы хотите, чтобы я вернулся, у меня есть одно условие. Нет, два.
— Никто никогда не ставит мне условий. — Он произнес это с грохотом выходящего из-под контроля парового катка. А так как я знал, что с паровым катком лучше не спорить, я начал вставать, собираясь уходить.
Жестом руки он указал мне, чтобы я сел.
— Что ж, давай послушаем твои условия.
Я сел.
— Первое, я не хочу, чтобы мне задавали вопросы о том, как я вышел на Отто и машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70