Гэндальфу по жизни много не надо. Да, собственно, мы уже и не пьянствовали. Просто сидели и болтали за жизнь; я, как всегда, ненавязчиво перебирал струны. В родной четыреста пятой, где через пару дней от нас останутся одни воспоминания да автографы на стенах, да и то пока родители какого-нибудь свеженького первокурсника не переклеят обои.
Жека уже уехал. Всех удивил до чертиков, вернувшись в свой уездный город — насовсем. Даже не дождавшись торжественного вручения дипломов. Вообще он всегда был странный, наш Жека. Хоть на первый взгляд и простой, как три всем известных аккорда в ля миноре.
На освободившееся место комендантша успела подселить тихого, серьезного абитуриента. Я приглашал его посидеть с нами, но мальчик — точь-в-точь как наш бывший сожитель — отказался и нырнул в учебники, оставив на поверхности только светлую макушку из-за разворота книги. Впрочем, он прав. Нам троим сейчас никто не был нужен.
— И весь курс по-любому не соберется, — добавил Влад в развитие темы. — Можно устроить что-нибудь альтернативное, экспромтом, сразу после вручения дипломов. Ну, как Андрей Багалий делал…
— Багалий умел, — задумчиво согласился Гэндальф.
Я молчал. Случайно вышел на мелодию из «Пинк Флойд» и сосредоточился на игре, импровизируя, пробуя самые сумасшедшие вариации. Пытался определиться, имею ли я право отгулять с ребятами выпускной. Наверное, все-таки имею: один день ничего не решает, а отучились мы как-никак целых пять лет. Вместе…
— Не думал, что когда-то еще здесь зависну, — сказал Влад.
— Последний раз, — откликнулся Сашка. — Вот черт, не верится даже.
— Что дотянул до выпуска? — усмехнулся я.
— Что буду жалеть. Скучать буду; вот блин. По нашей долбаной общаге, по «Шару» этому футуристическому… Нет, пацаны, вы проникнитесь! Мы больше НИКОГДА не будем вот так сидеть. Даже если когда-нибудь где-нибудь пересечемся.
Выпивший Сашка всегда становился патетичным. Я переглянулся с Владом и, оборвав ударом по струнам пинкфлойдовские приколы, громким боем заиграл мушкетерскую: «Мы встретимся, Гэндальф, обязательно встретимся!» И далее хором по тексту — вразнобой, мимо нот, но зато с чувством и во всю глотку. На третьем припеве к нам присоединился мальчик с Жекиной кровати; и единственный, кроме меня, попал в тональность.
Потом ребята запросили меня спеть что-нибудь свое. Обернувшись к абитуриенту, Гэндальф принялся сбивчиво пояснять тому его счастье: своими ушами услышать песни Георгия Солнцева («Он гений, понимаешь?!. Обыкновенный гений!!!») в авторском исполнении. Пацанчик совсем засмущался и сник, наверняка мечтая о том светлом дне, когда эти психи наконец съедут.
Начал я, понятно, с культовой общаговской «Оды Дзень» — в честь припева мы снова наполнили пластиковые стаканчики, и пацаненку налили, общими усилиями сломив сопротивление. Потом спел «Зиму», «Запах метро», «Магелланову звезду», «Балладу выбора», «Королеву»…
— Кстати, Герка, я тебе не говорил?.. Нет? Видел вчера афишу Звениславы! — сообщил Сашка. — У нее концерт двадцать пятого. В Доме актера, можно пройти по студенческому — никто, надеюсь, сдуру в деканат не сдал?
— Надо сходить, — поддержал Влад.
Двадцать пятого. Я прикинул: никак. Не сидеть же в столице лишнюю неделю. А специально сорваться потом из Александровки — так ведь Светка не поймет, а ей нельзя волноваться.
Жаль.
— Звенислава — супер, — сказал Гэндальф. — Пару лет, и она станет звездой, увидите. Вот ты не застал Звениславу, парень. — Это уже, понятно, абитуриенту. — Черт возьми, каких людей ты не застал!..
И мы принялись болтать о народе с первых выпусков. Кто, где, зачем и с кем; вот и не говорите, что сплетни — исключительное хобби девчонок из четыреста десятой. Наиболее осведомленным оказался, как ни странно, Влад; а я-то думал, информация о ближних нигде не циркулирует с такой страшной силой, как в общаге, и всяким столичным штучкам до нас далеко. Но Санин, похоже, продолжал тусоваться едва ли не с половиной наших старших товарищей. Причем очень близко. Даже чересчур.
Или тут что-то другое?..
— …Вовку, длинного, помните? Женился пару месяцев назад, по залету…
— Ты свечку держал? — оборвал я.
Образовалась пауза. Я вспомнил, что именно у Вовки Влад отбил в свое время Наташку Лановую. Стало понятно его тихое злорадство, но все равно — на вечеринке появилась неприятная точка, будто птичка уронила кусочек дерьма.
Сашка пожал плечами:
— А нормальные мужики только так и женятся. Иначе на фига? Разве нельзя жить с подругой без штампа в паспорте?
— Вот именно, — неожиданно со знанием дела подтвердил абитуриент.
Санин заметно покраснел. И не удержался, чтобы не крутануть нервно кольцо у себя на пальце: вот уж кого окольцевали так окольцевали — без всякого залета. И резко сменил тему — способом настолько древним и стократно обкатанным, что мы с Гэндальфом переглянулись и чуть не расхохотались в две дружные глотки. Впрочем, Влад не заходил к нам в общагу четыре с лишним года — откуда ему было знать?
Короче, он попросил меня спеть еще.
— Что-нибудь новое, хорошо, Герка?
— Нет, — перебил Сашка. — Давай лучше старое. Старинную студенческую. «Поднявший меч на наш союз…» Помнишь?
— Ага.
У Гэндальфа напрочь не было музыкального слуха — зато имелось потрясающее чутье к музыке. Я это оценил давно, еще на первом курсе. И всегда ему первому показывал новые песни: Сашка мог безошибочно сказать, что классно, а что лажа. А мог предложить поменять одно-единственное слово или аккорд — и композиция вдруг становилась стройной, завершенной, как если бы посередине картинки перевернули неправильно вставленный паззл. Поэтому про большинство песен я говорю — наши. Правда, Сашка обычно злится.
Он чувствовал НАСТОЯЩУЮ песню. И еще момент, когда она должна прозвучать. Чтобы вышло самое то.
Я перебирал струны на ля миноре, без всяких гитарных наворотов. И пел негромко, будто рассказывал что-то простое и хорошее. Хотя слова в этой песне, надо признать, очень даже возвышенные:
…Как вожделенно жаждет век
Нащупать брешь у нас в цепочке!
Возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, друзья…
Допел, и Сашка с Владом синхронно вздохнули. «Старинная студенческая песня». Нам оставалось быть студентами каких-то три дня. Вернее, уже два с половиной.
— Ребята, — заговорил Санин, — вы ж не теряйтесь, хорошо? Черт, куда я их дел, визитки… Если что будет не так — я имею в виду вообще, глобально!.. — то сразу ко мне, хорошо? Я помогу. Я уже сейчас не последний человек… в проекте «Миссури».
— Да ну тебя, — отмахнулся Гэндальф. — Задолбал. Не ты, Влад, а этот чертов проект. Все трындят, трындят… Такое чувство, что больше нет ничего важного в жизни.
— Есть, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Жека уже уехал. Всех удивил до чертиков, вернувшись в свой уездный город — насовсем. Даже не дождавшись торжественного вручения дипломов. Вообще он всегда был странный, наш Жека. Хоть на первый взгляд и простой, как три всем известных аккорда в ля миноре.
На освободившееся место комендантша успела подселить тихого, серьезного абитуриента. Я приглашал его посидеть с нами, но мальчик — точь-в-точь как наш бывший сожитель — отказался и нырнул в учебники, оставив на поверхности только светлую макушку из-за разворота книги. Впрочем, он прав. Нам троим сейчас никто не был нужен.
— И весь курс по-любому не соберется, — добавил Влад в развитие темы. — Можно устроить что-нибудь альтернативное, экспромтом, сразу после вручения дипломов. Ну, как Андрей Багалий делал…
— Багалий умел, — задумчиво согласился Гэндальф.
Я молчал. Случайно вышел на мелодию из «Пинк Флойд» и сосредоточился на игре, импровизируя, пробуя самые сумасшедшие вариации. Пытался определиться, имею ли я право отгулять с ребятами выпускной. Наверное, все-таки имею: один день ничего не решает, а отучились мы как-никак целых пять лет. Вместе…
— Не думал, что когда-то еще здесь зависну, — сказал Влад.
— Последний раз, — откликнулся Сашка. — Вот черт, не верится даже.
— Что дотянул до выпуска? — усмехнулся я.
— Что буду жалеть. Скучать буду; вот блин. По нашей долбаной общаге, по «Шару» этому футуристическому… Нет, пацаны, вы проникнитесь! Мы больше НИКОГДА не будем вот так сидеть. Даже если когда-нибудь где-нибудь пересечемся.
Выпивший Сашка всегда становился патетичным. Я переглянулся с Владом и, оборвав ударом по струнам пинкфлойдовские приколы, громким боем заиграл мушкетерскую: «Мы встретимся, Гэндальф, обязательно встретимся!» И далее хором по тексту — вразнобой, мимо нот, но зато с чувством и во всю глотку. На третьем припеве к нам присоединился мальчик с Жекиной кровати; и единственный, кроме меня, попал в тональность.
Потом ребята запросили меня спеть что-нибудь свое. Обернувшись к абитуриенту, Гэндальф принялся сбивчиво пояснять тому его счастье: своими ушами услышать песни Георгия Солнцева («Он гений, понимаешь?!. Обыкновенный гений!!!») в авторском исполнении. Пацанчик совсем засмущался и сник, наверняка мечтая о том светлом дне, когда эти психи наконец съедут.
Начал я, понятно, с культовой общаговской «Оды Дзень» — в честь припева мы снова наполнили пластиковые стаканчики, и пацаненку налили, общими усилиями сломив сопротивление. Потом спел «Зиму», «Запах метро», «Магелланову звезду», «Балладу выбора», «Королеву»…
— Кстати, Герка, я тебе не говорил?.. Нет? Видел вчера афишу Звениславы! — сообщил Сашка. — У нее концерт двадцать пятого. В Доме актера, можно пройти по студенческому — никто, надеюсь, сдуру в деканат не сдал?
— Надо сходить, — поддержал Влад.
Двадцать пятого. Я прикинул: никак. Не сидеть же в столице лишнюю неделю. А специально сорваться потом из Александровки — так ведь Светка не поймет, а ей нельзя волноваться.
Жаль.
— Звенислава — супер, — сказал Гэндальф. — Пару лет, и она станет звездой, увидите. Вот ты не застал Звениславу, парень. — Это уже, понятно, абитуриенту. — Черт возьми, каких людей ты не застал!..
И мы принялись болтать о народе с первых выпусков. Кто, где, зачем и с кем; вот и не говорите, что сплетни — исключительное хобби девчонок из четыреста десятой. Наиболее осведомленным оказался, как ни странно, Влад; а я-то думал, информация о ближних нигде не циркулирует с такой страшной силой, как в общаге, и всяким столичным штучкам до нас далеко. Но Санин, похоже, продолжал тусоваться едва ли не с половиной наших старших товарищей. Причем очень близко. Даже чересчур.
Или тут что-то другое?..
— …Вовку, длинного, помните? Женился пару месяцев назад, по залету…
— Ты свечку держал? — оборвал я.
Образовалась пауза. Я вспомнил, что именно у Вовки Влад отбил в свое время Наташку Лановую. Стало понятно его тихое злорадство, но все равно — на вечеринке появилась неприятная точка, будто птичка уронила кусочек дерьма.
Сашка пожал плечами:
— А нормальные мужики только так и женятся. Иначе на фига? Разве нельзя жить с подругой без штампа в паспорте?
— Вот именно, — неожиданно со знанием дела подтвердил абитуриент.
Санин заметно покраснел. И не удержался, чтобы не крутануть нервно кольцо у себя на пальце: вот уж кого окольцевали так окольцевали — без всякого залета. И резко сменил тему — способом настолько древним и стократно обкатанным, что мы с Гэндальфом переглянулись и чуть не расхохотались в две дружные глотки. Впрочем, Влад не заходил к нам в общагу четыре с лишним года — откуда ему было знать?
Короче, он попросил меня спеть еще.
— Что-нибудь новое, хорошо, Герка?
— Нет, — перебил Сашка. — Давай лучше старое. Старинную студенческую. «Поднявший меч на наш союз…» Помнишь?
— Ага.
У Гэндальфа напрочь не было музыкального слуха — зато имелось потрясающее чутье к музыке. Я это оценил давно, еще на первом курсе. И всегда ему первому показывал новые песни: Сашка мог безошибочно сказать, что классно, а что лажа. А мог предложить поменять одно-единственное слово или аккорд — и композиция вдруг становилась стройной, завершенной, как если бы посередине картинки перевернули неправильно вставленный паззл. Поэтому про большинство песен я говорю — наши. Правда, Сашка обычно злится.
Он чувствовал НАСТОЯЩУЮ песню. И еще момент, когда она должна прозвучать. Чтобы вышло самое то.
Я перебирал струны на ля миноре, без всяких гитарных наворотов. И пел негромко, будто рассказывал что-то простое и хорошее. Хотя слова в этой песне, надо признать, очень даже возвышенные:
…Как вожделенно жаждет век
Нащупать брешь у нас в цепочке!
Возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, друзья…
Допел, и Сашка с Владом синхронно вздохнули. «Старинная студенческая песня». Нам оставалось быть студентами каких-то три дня. Вернее, уже два с половиной.
— Ребята, — заговорил Санин, — вы ж не теряйтесь, хорошо? Черт, куда я их дел, визитки… Если что будет не так — я имею в виду вообще, глобально!.. — то сразу ко мне, хорошо? Я помогу. Я уже сейчас не последний человек… в проекте «Миссури».
— Да ну тебя, — отмахнулся Гэндальф. — Задолбал. Не ты, Влад, а этот чертов проект. Все трындят, трындят… Такое чувство, что больше нет ничего важного в жизни.
— Есть, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117