против старых революционных эмигрантов (разумеется, не „монархических“. — В. К. ). Эмигранты — это люди беспочвенные, у которых на уме только международная революция, а теперь нужны руководители, способные осуществлять социализм в одной стране. Борьба против эмиграции… входит неразрывной частью в сталинскую идеологию национал-социализма… После каждой революции реакция начиналась с борьбы против эмигрантов, против чужаков и против инородцев…» и т.д.319 (обратим внимание: перед нами осознание своего рода «закона»: в «каждой революции» большую роль играют «чужаки», с которыми впоследствии ведется «борьба»…).
Необходимо, правда, сказать, что Троцкий слишком забегал вперед: в 1928 году едва ли были основания усматривать в политике Сталина какие-либо собственно «национальные» устремления (они начали складываться — конечно же, под мощным воздействием идущего в стране «органического процесса» — позднее, в 1930-х годах), хотя программа «социализма в одной стране» все же была определенной подосновой перехода к национальной политике. Но если считать эту программу воплощением «национал-социализма», следует причислить к «национал-социалистам» и Бухарина, который ведь первым , ранее Сталина — о чем шла речь выше — ее разработал. Троцкий, кстати, прямо сказал здесь же об этом бухаринском «первенстве» и даже связал имя Бухарина с «национал-социализмом» (см. цит. изд., с. 66). Но, конечно, нелепо говорить о каком-либо «национальном духе» Бухарина. М.С. Агурский заявил в самом начале своей книги: «Я полностью отвергаю миф о Бухарине как об умнейшем „русском“ человеке и позволю себе считать его „дураком“ советской истории, притом злейшим врагом всего русского» (с. 11).
Бухарину, которому в самом деле была присуща почти патологическая ненависть ко всему русскому, явно недоставало ума, чтобы понять выдвигаемую им же самим идею «социализма в одной стране» как закономерный, естественный результат «давления национальной среды»; между тем Троцкий понимал это со всей определенностью.
Но именно тут и обнаруживается суть «позиции» Троцкого: он больше чем кто-либо из его коллег твердил о «русском национальном» характере революции, но лишь до тех пор, пока дело шло о «видимости», а не о реальной «национализации».
* * *
Впрочем, давно пора обратиться к вопросу, который, вполне вероятно, возник в уме читателей. Вот ты все говоришь нам о Троцком, а как быть с Лениным? Ведь он, проявляя «чрезвычайный интерес» к «черноземной силе» воронежского мужика, совместно с Троцким организовывал жестокое подавление соседних с воронежскими тамбовских мужиков в 1921 году и никогда не возражал — по крайней мере не возражал открыто — против того, что в возглавляемой им властной иерархии огромную роль играли евреи и другие «чужаки»?
Между прочим, мало кто знает, что до 1917 года евреи занимали в верхах большевистской партии сравнительно скромное место — явно менее значительное, чем в партиях меньшевиков и даже эсеров. Так, из тех четырнадцати евреев, которые входили в число членов и кандидатов в члены большевистского ЦК в 1917-1921 годах, всего лишь двое занимали эти партийные посты в период с 1903 года (год создания собственно большевистской партии) по 1916 год — это Зиновьев (с 1907 года) и Свердлов (с 1912 года). И особенно примечателен тот факт, что такие «цекисты» с 1917 года, как Троцкий, Урицкий, Радек, Иоффе, только в этом самом году и вошли-то в большевистскую партию! То есть получается, что евреи особенно «понадобились» тогда, когда речь пошла уже не о революционной партии, а о власти…
Можно, конечно, попросту объяснить это тем, что, мол, евреи сделали ставку на большевистскую партию не тогда, когда это грозило правительственными репрессиями, а тогда, когда сама партия готова была стать правящей. Однако, во-первых, большевики — сравнительно, скажем, с террористической партией эсеров — преследовались в дореволюционное время гораздо менее жестоко. А, во-вторых, 10 из 14 евреев, которые в 1917-1921 годах были членами и кандидатами в члены ЦК, все же вступили в партию намного раньше — еще до 1907 года. Словом, в том факте, что до 1917 года большевистская «верхушка» не была очень уж «еврейской», а затем стала таковой, выразилась, надо думать, объективная «закономерность». Особенно наглядно она проявилась в своего рода послеоктябрьском «скачке»: из 29 цекистов (членов и кандидатов в члены ЦК), избранных на VI съезде, в 1917 году было 6 евреев (то есть немногим более одной пятой части) и 7 других «нерусских» (всего «нерусских» около половины), а из 23 цекистов, избранных на VII съезде, в 1918 году, — 8 евреев (уже более трети) и 5 других «нерусских» (то есть всего «нерусских» намного более половины!).
Выше уже говорилось подробно о наиболее общем «законе»: в периоды великих смут для любой страны характерен приход к власти «чужаков». Более конкретные суждения о «закономерности» прихода в революционную власть «чужаков» не раз высказывал Ленин: наиболее ясно и резко он поведал об этом в одном личном разговоре, состоявшемся в конце июля — начале августа 1918 года, когда уже во всю силу разразилась гражданская война:
«Русский человек добр, — говорил Ленин. — Русский человек рохля, тютя… У нас каша, а не диктатура… если повести дело круто (что абсолютно необходимо), собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают. Конечно, революция закаливает, но времени слишком мало»320. Это, между прочим, совпадает с цитированными выше словами чекистки, приведенными в воспоминаниях дипломата Г. Н. Михайловского…
Предвижу негодование многих читателей по этому поводу: вот, скажут они, чудовищная постановка вопроса — вместо «добрых» русских надо поставить во главе «чужаков», которые будут расправляться без колебаний! Подобное восприятие вполне естественно, но необходимо понять, что объективная историческая задача состояла все же не в некоем самоцельном подавлении всяческого сопротивления революционной власти, а (о чем не раз шла речь в этом моем сочинении) в создании государства , — в частности, в преодолении начавшегося после Февраля распада страны. Выше было показано, что десятки тысяч русских офицеров именно поэтому стали служить большевистской власти; они убеждались на опыте, что ни белые, ни, тем более, «зеленые» — то есть предводители народных бунтов — фатально не могут возродить в России государство…
Известнейший лидер дореволюционной русской партии националистов В.В.Шульгин, ставший затем одним из видных идеологов Белого движения, постоянно и подчас крайне негодующе писал о «еврейском засилье» в большевистской власти, о том, что евреи, как он определил, «явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии», которую они «своей организованностью и сцепкой, своей настойчивостью и волей… консолидировали и укрепили»321.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
Необходимо, правда, сказать, что Троцкий слишком забегал вперед: в 1928 году едва ли были основания усматривать в политике Сталина какие-либо собственно «национальные» устремления (они начали складываться — конечно же, под мощным воздействием идущего в стране «органического процесса» — позднее, в 1930-х годах), хотя программа «социализма в одной стране» все же была определенной подосновой перехода к национальной политике. Но если считать эту программу воплощением «национал-социализма», следует причислить к «национал-социалистам» и Бухарина, который ведь первым , ранее Сталина — о чем шла речь выше — ее разработал. Троцкий, кстати, прямо сказал здесь же об этом бухаринском «первенстве» и даже связал имя Бухарина с «национал-социализмом» (см. цит. изд., с. 66). Но, конечно, нелепо говорить о каком-либо «национальном духе» Бухарина. М.С. Агурский заявил в самом начале своей книги: «Я полностью отвергаю миф о Бухарине как об умнейшем „русском“ человеке и позволю себе считать его „дураком“ советской истории, притом злейшим врагом всего русского» (с. 11).
Бухарину, которому в самом деле была присуща почти патологическая ненависть ко всему русскому, явно недоставало ума, чтобы понять выдвигаемую им же самим идею «социализма в одной стране» как закономерный, естественный результат «давления национальной среды»; между тем Троцкий понимал это со всей определенностью.
Но именно тут и обнаруживается суть «позиции» Троцкого: он больше чем кто-либо из его коллег твердил о «русском национальном» характере революции, но лишь до тех пор, пока дело шло о «видимости», а не о реальной «национализации».
* * *
Впрочем, давно пора обратиться к вопросу, который, вполне вероятно, возник в уме читателей. Вот ты все говоришь нам о Троцком, а как быть с Лениным? Ведь он, проявляя «чрезвычайный интерес» к «черноземной силе» воронежского мужика, совместно с Троцким организовывал жестокое подавление соседних с воронежскими тамбовских мужиков в 1921 году и никогда не возражал — по крайней мере не возражал открыто — против того, что в возглавляемой им властной иерархии огромную роль играли евреи и другие «чужаки»?
Между прочим, мало кто знает, что до 1917 года евреи занимали в верхах большевистской партии сравнительно скромное место — явно менее значительное, чем в партиях меньшевиков и даже эсеров. Так, из тех четырнадцати евреев, которые входили в число членов и кандидатов в члены большевистского ЦК в 1917-1921 годах, всего лишь двое занимали эти партийные посты в период с 1903 года (год создания собственно большевистской партии) по 1916 год — это Зиновьев (с 1907 года) и Свердлов (с 1912 года). И особенно примечателен тот факт, что такие «цекисты» с 1917 года, как Троцкий, Урицкий, Радек, Иоффе, только в этом самом году и вошли-то в большевистскую партию! То есть получается, что евреи особенно «понадобились» тогда, когда речь пошла уже не о революционной партии, а о власти…
Можно, конечно, попросту объяснить это тем, что, мол, евреи сделали ставку на большевистскую партию не тогда, когда это грозило правительственными репрессиями, а тогда, когда сама партия готова была стать правящей. Однако, во-первых, большевики — сравнительно, скажем, с террористической партией эсеров — преследовались в дореволюционное время гораздо менее жестоко. А, во-вторых, 10 из 14 евреев, которые в 1917-1921 годах были членами и кандидатами в члены ЦК, все же вступили в партию намного раньше — еще до 1907 года. Словом, в том факте, что до 1917 года большевистская «верхушка» не была очень уж «еврейской», а затем стала таковой, выразилась, надо думать, объективная «закономерность». Особенно наглядно она проявилась в своего рода послеоктябрьском «скачке»: из 29 цекистов (членов и кандидатов в члены ЦК), избранных на VI съезде, в 1917 году было 6 евреев (то есть немногим более одной пятой части) и 7 других «нерусских» (всего «нерусских» около половины), а из 23 цекистов, избранных на VII съезде, в 1918 году, — 8 евреев (уже более трети) и 5 других «нерусских» (то есть всего «нерусских» намного более половины!).
Выше уже говорилось подробно о наиболее общем «законе»: в периоды великих смут для любой страны характерен приход к власти «чужаков». Более конкретные суждения о «закономерности» прихода в революционную власть «чужаков» не раз высказывал Ленин: наиболее ясно и резко он поведал об этом в одном личном разговоре, состоявшемся в конце июля — начале августа 1918 года, когда уже во всю силу разразилась гражданская война:
«Русский человек добр, — говорил Ленин. — Русский человек рохля, тютя… У нас каша, а не диктатура… если повести дело круто (что абсолютно необходимо), собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают. Конечно, революция закаливает, но времени слишком мало»320. Это, между прочим, совпадает с цитированными выше словами чекистки, приведенными в воспоминаниях дипломата Г. Н. Михайловского…
Предвижу негодование многих читателей по этому поводу: вот, скажут они, чудовищная постановка вопроса — вместо «добрых» русских надо поставить во главе «чужаков», которые будут расправляться без колебаний! Подобное восприятие вполне естественно, но необходимо понять, что объективная историческая задача состояла все же не в некоем самоцельном подавлении всяческого сопротивления революционной власти, а (о чем не раз шла речь в этом моем сочинении) в создании государства , — в частности, в преодолении начавшегося после Февраля распада страны. Выше было показано, что десятки тысяч русских офицеров именно поэтому стали служить большевистской власти; они убеждались на опыте, что ни белые, ни, тем более, «зеленые» — то есть предводители народных бунтов — фатально не могут возродить в России государство…
Известнейший лидер дореволюционной русской партии националистов В.В.Шульгин, ставший затем одним из видных идеологов Белого движения, постоянно и подчас крайне негодующе писал о «еврейском засилье» в большевистской власти, о том, что евреи, как он определил, «явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии», которую они «своей организованностью и сцепкой, своей настойчивостью и волей… консолидировали и укрепили»321.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180