Но долго считаться выдающимся человеком трудно.
Ну, хорошо, ты помог однажды поймать шпиона. Прекрасно. Замечательно. Молодец. Ну, а дальше? Так и будешь ходить всю жизнь, задрав нос и не узнавая друзей и знакомых? Один раз сделал доброе дело и считаешь, что больше от тебя ничего и не требуется?
Нет, так в жизни быть не должно, хотя и часто бывает. Любовались Толиком, любовались, гордились Толиком, гордились, уважали Толика, уважали, да и перестали. Другие выдающиеся люди вокруг него появились. Влас Аборкин упал с балкона третьего этажа и не разбился. Мишку Давыдова одна собака искусала, а ему двадцать уколов против бешенства сделали, и он ни разу не пикнул! Пётр Пузырьков спас девочку, которая средь бела дня чуть в фонтане не утонула. У мальчишек слава на весь город, а они, в отличие от Толика Прутикова, ни орденов, ни медалей не просят, не мечтают о митингах в свою честь, просто продолжают жить дальше, как люди живут.
Стал Толик бывшим выдающимся человеком. Шпиона он больше поймать не мог, с третьего этажа падать было страшновато, собак он тоже побаивался, а в фонтане больше никто тонуть не собирался.
А Толику и невдомёк, что быть обыкновенным хорошим мальчишкой совсем неплохо, да и не так уж легко. Нет, он по-прежнему шествовал по улицам, важный и гордый, никого из друзей и знакомых не узнавал, не замечал даже и того, что никто уже не обращал на него никакого внимания.
Но чем меньше на него обращали внимания, тем сильнее ощущал он себя выдающимся. Дело дошло до того, что с каждым днём он становился всё толще и толще. Но толстел он не оттого, что много ел.
Толстел он, так сказать, от важности и гордости; ему приходилось пыжиться, и вместе с важностью и гордостью в организм проникало много воздуха. Толика так распирало, что бабушка почти каждый день переставляла ему пуговицы на одежде, а затем пришлось и одежду новую покупать.
Александра Петровна сокрушалась:
– С чего это тебя развозит?
Внук не отвечал. Он вообще ни с кем почти не разговаривал. Он всё время думал о себе самом. И чем больше он думал о себе самом, тем больше любил самого себя. Он уже не мог жить без себя, часто подходил к зеркалу и долго не мог оторвать глаз от своего изображения.
«Какой же я всё-таки выдающийся! – ласково думал он, самовлюблённо вздыхая. – Я самый смелый и уж тем более самый мужественный. Видимо, самый умный. Недаром мне все завидуют. Да если бы я захотел, то навернулся бы не с третьего этажа, как Влас Аборкин, а хоть с девятого! Пусть падают на асфальт те, кому больше выделиться нечем. Пусть их собаки кусают, пусть им хоть по сто уколов делают, пусть они из фонтанов утопленников хоть каждый день по десять штук вытаскивают!.. А самый выдающийся – это всё-таки я один. Да здравствую я! Ура!»
Увы, никто не восхищался им, и он придумал способ, как ему восхищаться собой, – занялся самофотографированием. С утра до вечера Толик снимал себя в разных позах и в разных местах. Все стены комнаты он украсил своими автопортретами.
Настало время, когда он так раздулся, что в ненастную погоду остерегался выходить на улицу, чтобы его не унесло ветром, как надувной шар.
– По-моему, он свихнулся, – сказала однажды бабушка, – надо бы его опять к психоневропатологу.
– Какая ты стала неумная, – Толик снисходительно усмехнулся. – Я просто выдающийся человек, а ты от зависти мне этого простить не можешь.
– Марш в угол, грубиян! – очень громко и очень рассерженно крикнул папа Юрий Анатольевич. – И не смей выходить оттуда, пока…
– Странный ты, папа, – недоумённо перебил его Толик. – Где ты слышал, скажи, пожалуйста, чтобы выдающихся людей ставили в угол?
– Зато я слышал, что иных выдающихся людей давным-давно пора выпороть!
– Мне стыдно за вас всех, – устало и с сожалением произнёс Толик. – Вам бы радоваться за меня, а вы… – Он махнул рукой.
– Говорю я вам, что рехнулся парень! – авторитетно заявила бабушка.
– Какой ужас… – прошептала мама. – Два человека не могут справиться с воспитанием одного ребёнка!.. У всех дети как дети, а у нас… кошмар! Я учительница, все мои силы уходят на воспитание чужих детей, а моё собственное чадо… кошмар!
– Смешно и грустно, – озабоченно сказал Толик и посоветовал: – Вы должны мной гордиться. Вы не должны сводить с меня восхищённых глаз. Вы должны обожать меня, умиляться мной. В этом, только в этом ваше счастье.
Призадумались бедные родители и бабушка, пригорюнились. С очень огромной тоской вспоминали они те незабываемые дни, когда Толик был обыкновенным ребёнком.
А как-то ночью случилось немыслимое событие, такое немыслимое, что вся семья едва не угодила в больницу.
Часа в три ночи бабушка проснулась, потому что захотела пить. Она встала, сунула ноги в шлёпанцы и случайно взглянула на кровать, где спал внук.
Но вместо раздутого, шарообразного Толика, каким она уже привыкла видеть его в последнее время, лежал кто-то другой – худенький, нормальный мальчик.
Бабушка подошла поближе и вскрикнула. Перед ней лежал не кто-то другой, а именно её внук Толик, но именно такой, каким он был до того, как раздулся от гордости.
– На помощь! – позвала бабушка. – Спасите! Помогите! Ужас! Кошмар! – Она включила свет, взглянула на внука и крикнула ещё громче: – Караул! Толенька, Толенька, ты ли это? – спрашивала она, плача от радости и тормоша внука.
В комнату вбежали родители, застыли, изумлённые и обрадованные.
Толик проснулся, сел, улыбнулся совершенно нормальной улыбкой, какой улыбался когда-то, но потом, видимо, вспомнил, что он выдающийся, нехорошо, с презрением к окружающим усмехнулся и стал быстро-быстро толстеть-надуваться.
Примерно за три с половиной минуты он достиг прежних размеров и спросил:
– Пришли полюбоваться мной? Молодцы. Любуйтесь. Вам это должно быть очень приятно.
Бабушка, охнув, покачнулась, схватилась за сердце и упала в обморок. Не успел папа Юрий Анатольевич поймать её в воздухе, уложить на кровать, как мама тоже охнула, тоже покачнулась, тоже схватилась за сердце и тоже упала в обморок – прямо на руки Юрию Анатольевичу.
– Это они от восторга, – объяснил Толик.
– С ума сойти можно, – сказал папа. – Сойти с ума можно… Можно сойти с ума… с ума можно сойти…
– Не надо сходить с ума! – приказала, очнувшись, бабушка. – В больницу сходить надо! А то ещё, чего доброго, лопнет!
Толик задремал и на глазах у всех – вконец перепуганных родителей и бабушки – начал быстро-быстро худеть. Ведь во сне-то он забывал, что является выдающимся человеком!
Глава №18
Шпиончик №14 – лучший из двадцати восьми штук – ненавидит рядового Батона, но назначается с ним на важное задание
Бывший генерал, а ныне рядовой Батон работал на площадке молодняка, следил вместе с другими дежурными за отрядом шпиончиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70