Хотя элиане от него морщатся.
Кэлеон же был лингвистом поопытнее меня. И сейчас он выстраивал фразы на всех смысловых уровнях, старательно обесцвечивая на каждом. Как всякий радорианин, Элию он не любил, но, будучи координатором, обязан был разговаривать с членами команды на их языке. Возникал парадокс, который Кэлеон разрешал как считал нужным. В свою пользу.
Оперативники побрели к выходу. Семеро налево, трое направо: у каждой расы свой сектор.
Я было тоже направился к себе, но тут Кэл меня огорошил:
– У тебя есть для меня время, землянин?
Я удивился. Единственное, в чем выражалось особое ко мне отношение со стороны Кэлеона, – маска, которую он надевал при общении. Но я вполне допускал, что это входило в его служебные обязанности. И вдруг – есть ли у меня время?
– Для хорошего радорианина время всегда найдется. Но хотелось бы поконкретнее.
– Мы будем разговаривать.
– Место, время важно? – Я не удержался. Может ведь говорить по-человечески! Без этой куцей функциональности.
– Чем быстрее, тем лучше. Встретимся, где тебе будет удобно. Я как инициатор диалога не хочу навязывать какие-либо условия.
– Где удобно, говоришь?.. – Кэл перестал мне нравиться окончательно. Впрочем, чего гадать. Мое возможное отношение Кэлеон наверняка учел и скорее всего хотел лишний раз подчеркнуть, как важно ему согласие на предстоящую беседу. А может, надеялся таким переходом заинтриговать…
Черт, как в детстве. Он знал. Я знал, что он знал. Он знал, что я знал, что он знал… И непонятно, на каком витке следует остановиться.
С другой стороны, что может быть плохого в задушевной беседе? Ясно, что радорианин действует только в своих интересах, но, глядишь, и мне чего перепадет. К тому же я приблизительно представлял, о чем пойдет разговор, и был заинтересованным лицом. Значит, решено.
– Ладно, давай тактов через сто. У меня, в белом секторе. Место на твой вкус.
Этакая навязчивая корректность. Моя комната находится на краю элианского блока, и хотя помещения белого сектора имеют открытый доступ, очевидно, что основными их посетителями будут элиане. Но альтернатива этому – посещение радорианского сектора, а меня туда силком не затащишь.
– Как скажешь, землянин. Через сто тактов. – Кэл повернулся и направился следом за семеркой оперативников.
– Пока.
Ох, тяжела жизнь в космосе. Сто тактов – всего ничего. А мне необходимо хоть немного поспать. Я на ногах уже более четырех часов.
Звезды. Ничего, кроме звезд. Миллионы золотых и серебряных крошек. И огненный шарик местного солнца, робко выглядывающий из-за края рамы, – всего лишь еще одна звезда.
Аара не видно. Его грязновато-белое небо пенится далеко под нами. Планета третьего типа по классификации элиан. Или универсально-пригодная по радорианской. Аар невелик, чуть меньше Земли. Кислородно-азотная атмосфера сплошь затянута облаками. Парниковый эффект компенсирует удаленность от светила, и среднесуточная температура на экваторе колеблется около отметки в двадцать градусов Цельсия.
На Ааре две небольшие колонии и три космодрома. А еще – это вторая планета, на которой я был. Вторая после Земли.
Мы сидим в небольшом овальном помещении. Кафе, бар и столовая в одном флаконе. Три десятка столиков и длинная широкая стойка у противоположной стены. Посетители – пяток элиан. Нас, по крайней мере внешне, они игнорируют. Мы их тоже.
Кэл пока не проронил ни слова. То ли доводит меня до кондиции, то ли ждет, пока наемся. Зря. Через полтора часа у меня занятия – с доведением до кондиции можно не успеть, а наесться мешает ускоренный метаболизм. Я вообще в последнее время только ем да сплю. Так сказать, адаптируюсь к новой обстановке.
Машу Кэлу рукой: мол, начинай. Радорианин мой жест оставляет без внимания. Ладно, черт с тобой! Отставляю в сторону круглую, вполне земную тарелку с недоеденным инопланетным блюдом – очередным поглощенным мною продуктом элианской кухни. Что-то вроде салата, только сладкого. Неуловимо знакомый вкус…
– Ты готов? – В голосе Кэла слышатся издевательские нотки.
Странное существо человек. Каких-то полтора года – и радорианский стандартный звучит как родной язык.
– Всегда готов!
Мгновение Кэл пытается понять сказанное. Естественно, безуспешно.
– Я рад.
Пожимаю плечами.
– Я рад, что ты рад.
– Тогда начнем.
Кэлеон смотрит на меня. На лице у него легкая косметическая маска. Еще одна уступка с его стороны: носить маску в свободные часы Кэл уж точно не обязан. Но ко мне у него почему-то особое отношение.
В принципе я мог бы и потерпеть: как-никак вхожу теперь в цивилизованное космическое сообщество. Терпят же элиане. С другой стороны, и разговор бы у нас вышел иным…
Никогда не понимал, что ужасного может быть в инопланетянах-гуманоидах. Лишь бы не было каких-нибудь разумных червей – насекомых с детства ненавижу, – а гуманоиды… Действительно, как гуманоид может быть страшным? В худшем случае выйдет какой-нибудь зомбиподобный гражданин с землистым цветом лица. Неприятно, но привыкну. Фасеточные глаза? Чешуйчатая кожа? Мелочь все это!
Но фантазии у Вселенной хватило на большее.
Радорианин голографический не так уж сильно разнится с человеком прямоходящим. Рост чуть повыше, вес побольше, пропорции примерно те же. Два уха, вполне человеческих. Два глаза, совсем не человеческих, но в чем-то даже забавных. Нос, рот… Короче, ужаса радорианин не вызывал, красотой неземной не блистал. Так, среднестатистический инопланетянин вполне киношного вида. Не учел я одного: голограмма изображала объект статичный.
У радориан очень тонкая кожа. Розовая, глянцевая и словно… влажная, что ли? Плюс специфическая мышечная система. А результат – непрерывно шевелящийся кожный покров. Остановить эти мышечные сокращения радорианину так же трудно, как человеку не моргать. Под одеждой их не видно, а вот на лице…
Когда я впервые встретился на станции с радорианином, мне показалось, что кожа его перезрела и готова лопнуть и расползтись. В голову сразу же полезли гнусные ассоциации с подкожными червями-паразитами и прочей гадостью.
Позже я подумал: шевелится, ну и пусть шевелится, мне-то что?!
Самовнушение не помогло. Полтора года с ними общаюсь – никакого привыкания! Будто проклятие кто наложил.
И у элиан схожая проблема. И еще кое у кого была. Вот тебе и антипод объективной красоты. Где б еще сыскать ее саму…
– Тебе это нравится? – В голосе Кэла легкое любопытство.
– Что это? – Не верю в его любопытство ни на грош.
– То, что с тобой происходит. То, что тебя окружает.
– Ах, это… Я думал, ты о бессмысленности моего присутствия здесь.
Кэл молчит. Ладушки, пусть будет по-твоему. Вздохнув, продолжаю:
– Нравится, конечно, Кэл. О чем речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Кэлеон же был лингвистом поопытнее меня. И сейчас он выстраивал фразы на всех смысловых уровнях, старательно обесцвечивая на каждом. Как всякий радорианин, Элию он не любил, но, будучи координатором, обязан был разговаривать с членами команды на их языке. Возникал парадокс, который Кэлеон разрешал как считал нужным. В свою пользу.
Оперативники побрели к выходу. Семеро налево, трое направо: у каждой расы свой сектор.
Я было тоже направился к себе, но тут Кэл меня огорошил:
– У тебя есть для меня время, землянин?
Я удивился. Единственное, в чем выражалось особое ко мне отношение со стороны Кэлеона, – маска, которую он надевал при общении. Но я вполне допускал, что это входило в его служебные обязанности. И вдруг – есть ли у меня время?
– Для хорошего радорианина время всегда найдется. Но хотелось бы поконкретнее.
– Мы будем разговаривать.
– Место, время важно? – Я не удержался. Может ведь говорить по-человечески! Без этой куцей функциональности.
– Чем быстрее, тем лучше. Встретимся, где тебе будет удобно. Я как инициатор диалога не хочу навязывать какие-либо условия.
– Где удобно, говоришь?.. – Кэл перестал мне нравиться окончательно. Впрочем, чего гадать. Мое возможное отношение Кэлеон наверняка учел и скорее всего хотел лишний раз подчеркнуть, как важно ему согласие на предстоящую беседу. А может, надеялся таким переходом заинтриговать…
Черт, как в детстве. Он знал. Я знал, что он знал. Он знал, что я знал, что он знал… И непонятно, на каком витке следует остановиться.
С другой стороны, что может быть плохого в задушевной беседе? Ясно, что радорианин действует только в своих интересах, но, глядишь, и мне чего перепадет. К тому же я приблизительно представлял, о чем пойдет разговор, и был заинтересованным лицом. Значит, решено.
– Ладно, давай тактов через сто. У меня, в белом секторе. Место на твой вкус.
Этакая навязчивая корректность. Моя комната находится на краю элианского блока, и хотя помещения белого сектора имеют открытый доступ, очевидно, что основными их посетителями будут элиане. Но альтернатива этому – посещение радорианского сектора, а меня туда силком не затащишь.
– Как скажешь, землянин. Через сто тактов. – Кэл повернулся и направился следом за семеркой оперативников.
– Пока.
Ох, тяжела жизнь в космосе. Сто тактов – всего ничего. А мне необходимо хоть немного поспать. Я на ногах уже более четырех часов.
Звезды. Ничего, кроме звезд. Миллионы золотых и серебряных крошек. И огненный шарик местного солнца, робко выглядывающий из-за края рамы, – всего лишь еще одна звезда.
Аара не видно. Его грязновато-белое небо пенится далеко под нами. Планета третьего типа по классификации элиан. Или универсально-пригодная по радорианской. Аар невелик, чуть меньше Земли. Кислородно-азотная атмосфера сплошь затянута облаками. Парниковый эффект компенсирует удаленность от светила, и среднесуточная температура на экваторе колеблется около отметки в двадцать градусов Цельсия.
На Ааре две небольшие колонии и три космодрома. А еще – это вторая планета, на которой я был. Вторая после Земли.
Мы сидим в небольшом овальном помещении. Кафе, бар и столовая в одном флаконе. Три десятка столиков и длинная широкая стойка у противоположной стены. Посетители – пяток элиан. Нас, по крайней мере внешне, они игнорируют. Мы их тоже.
Кэл пока не проронил ни слова. То ли доводит меня до кондиции, то ли ждет, пока наемся. Зря. Через полтора часа у меня занятия – с доведением до кондиции можно не успеть, а наесться мешает ускоренный метаболизм. Я вообще в последнее время только ем да сплю. Так сказать, адаптируюсь к новой обстановке.
Машу Кэлу рукой: мол, начинай. Радорианин мой жест оставляет без внимания. Ладно, черт с тобой! Отставляю в сторону круглую, вполне земную тарелку с недоеденным инопланетным блюдом – очередным поглощенным мною продуктом элианской кухни. Что-то вроде салата, только сладкого. Неуловимо знакомый вкус…
– Ты готов? – В голосе Кэла слышатся издевательские нотки.
Странное существо человек. Каких-то полтора года – и радорианский стандартный звучит как родной язык.
– Всегда готов!
Мгновение Кэл пытается понять сказанное. Естественно, безуспешно.
– Я рад.
Пожимаю плечами.
– Я рад, что ты рад.
– Тогда начнем.
Кэлеон смотрит на меня. На лице у него легкая косметическая маска. Еще одна уступка с его стороны: носить маску в свободные часы Кэл уж точно не обязан. Но ко мне у него почему-то особое отношение.
В принципе я мог бы и потерпеть: как-никак вхожу теперь в цивилизованное космическое сообщество. Терпят же элиане. С другой стороны, и разговор бы у нас вышел иным…
Никогда не понимал, что ужасного может быть в инопланетянах-гуманоидах. Лишь бы не было каких-нибудь разумных червей – насекомых с детства ненавижу, – а гуманоиды… Действительно, как гуманоид может быть страшным? В худшем случае выйдет какой-нибудь зомбиподобный гражданин с землистым цветом лица. Неприятно, но привыкну. Фасеточные глаза? Чешуйчатая кожа? Мелочь все это!
Но фантазии у Вселенной хватило на большее.
Радорианин голографический не так уж сильно разнится с человеком прямоходящим. Рост чуть повыше, вес побольше, пропорции примерно те же. Два уха, вполне человеческих. Два глаза, совсем не человеческих, но в чем-то даже забавных. Нос, рот… Короче, ужаса радорианин не вызывал, красотой неземной не блистал. Так, среднестатистический инопланетянин вполне киношного вида. Не учел я одного: голограмма изображала объект статичный.
У радориан очень тонкая кожа. Розовая, глянцевая и словно… влажная, что ли? Плюс специфическая мышечная система. А результат – непрерывно шевелящийся кожный покров. Остановить эти мышечные сокращения радорианину так же трудно, как человеку не моргать. Под одеждой их не видно, а вот на лице…
Когда я впервые встретился на станции с радорианином, мне показалось, что кожа его перезрела и готова лопнуть и расползтись. В голову сразу же полезли гнусные ассоциации с подкожными червями-паразитами и прочей гадостью.
Позже я подумал: шевелится, ну и пусть шевелится, мне-то что?!
Самовнушение не помогло. Полтора года с ними общаюсь – никакого привыкания! Будто проклятие кто наложил.
И у элиан схожая проблема. И еще кое у кого была. Вот тебе и антипод объективной красоты. Где б еще сыскать ее саму…
– Тебе это нравится? – В голосе Кэла легкое любопытство.
– Что это? – Не верю в его любопытство ни на грош.
– То, что с тобой происходит. То, что тебя окружает.
– Ах, это… Я думал, ты о бессмысленности моего присутствия здесь.
Кэл молчит. Ладушки, пусть будет по-твоему. Вздохнув, продолжаю:
– Нравится, конечно, Кэл. О чем речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91