Теперь смотрим вниз на лошадь и, подкорректировав траекторию… Господи-и-и!.. Не ожидавшая от жизни сюрприза в виде мощного рывка луки седла в сторону, кляча сделала боком несколько шагов, запуталась в своих ногах и рухнула на землю; я же в крутом пике вонзился рядом.
Когда я снова адекватно стал воспринимать действительность, перед глазами предстала следующая картина. Старик с причитаниями: "Убил изверг мою родную-у-у!.." и "На кого ж ты меня покинула-а-а?!" - тянет за повод, пытаясь поднять клячу, а та косит на него обалдевшими глазами и не делает ни малейшей попытки посодействовать хозяину.
Собрав себя по кусочкам, я встал и направился к ним, чтобы предложить свою помощь и извиниться перед убитым горем стариком. Тут эта животина заметила мое приближение. Уж не знаю, что именно она возомнила, но, думаю, посчитала, что я сумасшедший и могу покусать ее, бедную и несчастную, а проверять на своей шкуре, какую заразу можно подхватить от этого долбаного парня, то есть от меня, желания у нее, разумеется, не было. Взгляд клячи стал совершенно обезумевшим. Она издала невообразимый звук, что-то среднее между храпом и визгом, и, буквально катапультировавшись в вертикальное положение, с невероятной скоростью рванула вдаль, на глазах стягиваясь в точку. Одуревший от этой картины старик повернулся ко мне и с безмерным удивлением в голосе сказал:
- Слышь, она ж, стерва, даже молодой так не бегала.
- А я вообще не видел, чтоб какая лошадь так скакала. Ее сейчас и на жигулях не догонишь, - честно ответил я, причем, к моей удивленной радости, на языке, что мне так понравился.
- А, ладно, сама потом вернется, - махнул рукой старик. Потом он, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и, вытаращившись на меня, снова заорал: - Пшел отсюдава! Чтоб духу твоего здеся не было!!
Развернувшись, он зашел в дом, громко хлопнув дверью, тут же послышался звук задвигаемого засова. Больной старикашка. Пожав плечами, я спокойно двинулся в указанную ранее сторону. До деревни, наверное, не так уж и далеко.
Как ни странно, я оказался прав: где-то через час показалась деревня. Я постоял на пригорке, разглядывая ее. На вид она несильно отличалась от деревень моего мира, хотя, кроме полного отсутствия электричества и техники, были и свои особенности, бросающиеся в глаза. Например, некоторые дома выделялись своей, так сказать, странностью. Одни были на вид индейские вигвамы, другие выглядели как шатры, третьи напоминали армейские палатки, но в большинстве своем - дома как дома. Люди - и мужчины, и женщины - были в довольно однообразной одежде, в общем-то, мало отличающейся от моей. На улице их было немного, все чем-то заняты; вокруг домов носились дети, убегая от собаки той же породы, что и встреченные мной на пастбище. Наверное, играли. Несколько женщин стирали белье в речке, которая протекала почти впритык к домам, там же плескалась другая часть деревенской ребятни. Слышались удары чего-то тяжелого по железу, и я сделал вывод, что неподалеку находится кузница, и тут, будто в подтверждение моих мыслей, из одного шатра вышел красный, как рак, мужик в черном фартуке - мне это было видно даже с того расстояния, на котором я находился. Подойдя к речке, он зачерпнул двумя руками воды и облил себя с головы; повторив эту процедуру пару раз, он опять вернулся в свой шатер, и тут же снова послышались удары кузнечного молота.
Но вся эта идиллия была нарушена в мгновение ока, стоило мне подойти к околице.
Как я понял, меня давно уже заметили, и все были настороже, так что стоило мне приблизиться, как с улиц будто выдуло женщин и детей, зато вдоволь стало мужиков, вооруженных в основном мечами. Присмотревшись, я решил, что они железные и стальные, какие были распространены в наше Средневековье, приблизительно до шестнадцатого-семнадцатого века. Они были явно грубой работы и не имели даже намека на крестовины, защищающие руки в бою. Возможно, их ковал тот самый краснолицый кузнец, которого я уже имел честь лицезреть. Еще у нескольких я заметил цепы, а у двоих были простые луки, с наложенными стрелами, причем они не тратили сил на то, чтобы взять меня на прицел, как, в моем представлении, должны были бы сделать… Что-то больно воинственные крестьяне, то ли их кто-то учил, то ли здесь все такие? Может, есть от кого обороняться? Мне стало интересно. Я старался просчитывать варианты бегства и обороны, а также подмечал степень готовности людей к схватке. Вон тот мужик с большой бородой слишком напряжен и может либо поздно среагировать на атаку, либо, наоборот, броситься на меня в любой момент… Еще один, рядом с ним, боится, а этот вообще еще юнец и только учится, зато решимости хватит на четверых… Белобрысый с луком явно хорошо подготовлен; лучники, видимо, были неплохими охотниками до того, как их научили стрелять в людей…
И так я проанализировал абсолютно всех буквально за несколько секунд, а их собралось человек сорок. Последнее, что я с удивлением отметил, так это то, что самый высокий из них был где-то на голову меньше меня, а про остальных и говорить нечего. Кто бы мог подумать! Не сдержавшись, я ухмыльнулся во все свои тридцать два зуба (чуток поменьше, конечно, но в этом виноваты конфеты и стоматолог!). Мою усмешку поняли совсем не так, как я хотел, точнее, я совсем не хотел, чтобы ее как-то понимали. Из вполне собранных мужчин, можно сказать, воинов, которых я опасался, они вдруг стали просто испуганными крестьянами. Только некоторые сдержали маску угрозы на лице, впрочем, может, и не маску, а действительно они ничуть меня не боялись. Хотя не скажу, что я такой уж страшный, даже совсем наоборот - в обычном состоянии выгляжу очень дружелюбным и добродушным, а выведенным из себя меня видели только несколько моих друзей. Вот тогда - да, в такие моменты от меня надо держаться как можно дальше, могу и прибить… Но сейчас я совершенно не понял, чего они испугались? Только я хотел продемонстрировать мирность своих намерений, как из толпы ко мне, практически стелясь по земле, виляя хвостом и прижимая уши к голове, выскочила та самая собака, которая не далее как десять минут назад весело гонялась за детьми. Подбежав, упала брюхом прямо на мои ноги и призывно вильнула хвостом, прося ее погладить. Естественно, я и погладил, тем более что всегда любил животных, но, похоже, именно покорность собаки только усугубила положение, так как теперь крестьяне начали от меня пятиться. Стараясь хоть как-то их успокоить, я шагнул к ним и, улыбаясь, сделал мирный жест, выставил перед собой руки ладонями вперед. Это был исконно мирный и дружелюбный жест, означающий, что злых намерений у человека нет. Но именно он и стал последней каплей. Крестьяне, завопив во весь голос, дружно ринулись от меня, сбивая друг друга и все, что попадалось у них на пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Когда я снова адекватно стал воспринимать действительность, перед глазами предстала следующая картина. Старик с причитаниями: "Убил изверг мою родную-у-у!.." и "На кого ж ты меня покинула-а-а?!" - тянет за повод, пытаясь поднять клячу, а та косит на него обалдевшими глазами и не делает ни малейшей попытки посодействовать хозяину.
Собрав себя по кусочкам, я встал и направился к ним, чтобы предложить свою помощь и извиниться перед убитым горем стариком. Тут эта животина заметила мое приближение. Уж не знаю, что именно она возомнила, но, думаю, посчитала, что я сумасшедший и могу покусать ее, бедную и несчастную, а проверять на своей шкуре, какую заразу можно подхватить от этого долбаного парня, то есть от меня, желания у нее, разумеется, не было. Взгляд клячи стал совершенно обезумевшим. Она издала невообразимый звук, что-то среднее между храпом и визгом, и, буквально катапультировавшись в вертикальное положение, с невероятной скоростью рванула вдаль, на глазах стягиваясь в точку. Одуревший от этой картины старик повернулся ко мне и с безмерным удивлением в голосе сказал:
- Слышь, она ж, стерва, даже молодой так не бегала.
- А я вообще не видел, чтоб какая лошадь так скакала. Ее сейчас и на жигулях не догонишь, - честно ответил я, причем, к моей удивленной радости, на языке, что мне так понравился.
- А, ладно, сама потом вернется, - махнул рукой старик. Потом он, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и, вытаращившись на меня, снова заорал: - Пшел отсюдава! Чтоб духу твоего здеся не было!!
Развернувшись, он зашел в дом, громко хлопнув дверью, тут же послышался звук задвигаемого засова. Больной старикашка. Пожав плечами, я спокойно двинулся в указанную ранее сторону. До деревни, наверное, не так уж и далеко.
Как ни странно, я оказался прав: где-то через час показалась деревня. Я постоял на пригорке, разглядывая ее. На вид она несильно отличалась от деревень моего мира, хотя, кроме полного отсутствия электричества и техники, были и свои особенности, бросающиеся в глаза. Например, некоторые дома выделялись своей, так сказать, странностью. Одни были на вид индейские вигвамы, другие выглядели как шатры, третьи напоминали армейские палатки, но в большинстве своем - дома как дома. Люди - и мужчины, и женщины - были в довольно однообразной одежде, в общем-то, мало отличающейся от моей. На улице их было немного, все чем-то заняты; вокруг домов носились дети, убегая от собаки той же породы, что и встреченные мной на пастбище. Наверное, играли. Несколько женщин стирали белье в речке, которая протекала почти впритык к домам, там же плескалась другая часть деревенской ребятни. Слышались удары чего-то тяжелого по железу, и я сделал вывод, что неподалеку находится кузница, и тут, будто в подтверждение моих мыслей, из одного шатра вышел красный, как рак, мужик в черном фартуке - мне это было видно даже с того расстояния, на котором я находился. Подойдя к речке, он зачерпнул двумя руками воды и облил себя с головы; повторив эту процедуру пару раз, он опять вернулся в свой шатер, и тут же снова послышались удары кузнечного молота.
Но вся эта идиллия была нарушена в мгновение ока, стоило мне подойти к околице.
Как я понял, меня давно уже заметили, и все были настороже, так что стоило мне приблизиться, как с улиц будто выдуло женщин и детей, зато вдоволь стало мужиков, вооруженных в основном мечами. Присмотревшись, я решил, что они железные и стальные, какие были распространены в наше Средневековье, приблизительно до шестнадцатого-семнадцатого века. Они были явно грубой работы и не имели даже намека на крестовины, защищающие руки в бою. Возможно, их ковал тот самый краснолицый кузнец, которого я уже имел честь лицезреть. Еще у нескольких я заметил цепы, а у двоих были простые луки, с наложенными стрелами, причем они не тратили сил на то, чтобы взять меня на прицел, как, в моем представлении, должны были бы сделать… Что-то больно воинственные крестьяне, то ли их кто-то учил, то ли здесь все такие? Может, есть от кого обороняться? Мне стало интересно. Я старался просчитывать варианты бегства и обороны, а также подмечал степень готовности людей к схватке. Вон тот мужик с большой бородой слишком напряжен и может либо поздно среагировать на атаку, либо, наоборот, броситься на меня в любой момент… Еще один, рядом с ним, боится, а этот вообще еще юнец и только учится, зато решимости хватит на четверых… Белобрысый с луком явно хорошо подготовлен; лучники, видимо, были неплохими охотниками до того, как их научили стрелять в людей…
И так я проанализировал абсолютно всех буквально за несколько секунд, а их собралось человек сорок. Последнее, что я с удивлением отметил, так это то, что самый высокий из них был где-то на голову меньше меня, а про остальных и говорить нечего. Кто бы мог подумать! Не сдержавшись, я ухмыльнулся во все свои тридцать два зуба (чуток поменьше, конечно, но в этом виноваты конфеты и стоматолог!). Мою усмешку поняли совсем не так, как я хотел, точнее, я совсем не хотел, чтобы ее как-то понимали. Из вполне собранных мужчин, можно сказать, воинов, которых я опасался, они вдруг стали просто испуганными крестьянами. Только некоторые сдержали маску угрозы на лице, впрочем, может, и не маску, а действительно они ничуть меня не боялись. Хотя не скажу, что я такой уж страшный, даже совсем наоборот - в обычном состоянии выгляжу очень дружелюбным и добродушным, а выведенным из себя меня видели только несколько моих друзей. Вот тогда - да, в такие моменты от меня надо держаться как можно дальше, могу и прибить… Но сейчас я совершенно не понял, чего они испугались? Только я хотел продемонстрировать мирность своих намерений, как из толпы ко мне, практически стелясь по земле, виляя хвостом и прижимая уши к голове, выскочила та самая собака, которая не далее как десять минут назад весело гонялась за детьми. Подбежав, упала брюхом прямо на мои ноги и призывно вильнула хвостом, прося ее погладить. Естественно, я и погладил, тем более что всегда любил животных, но, похоже, именно покорность собаки только усугубила положение, так как теперь крестьяне начали от меня пятиться. Стараясь хоть как-то их успокоить, я шагнул к ним и, улыбаясь, сделал мирный жест, выставил перед собой руки ладонями вперед. Это был исконно мирный и дружелюбный жест, означающий, что злых намерений у человека нет. Но именно он и стал последней каплей. Крестьяне, завопив во весь голос, дружно ринулись от меня, сбивая друг друга и все, что попадалось у них на пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105