- Да, отец Мерхесидек. Тем более что наш юный друг не только сам неверующий, но еще и отказывается считать православную веру неотъемлемой чертой русского народа.
- Я не такой уж юный, - медленно заговорил Дмитрий, которого покоробило это определение, - и не совсем уж атеист. Сам бы я предпочел называть себя скептиком.
- А на что направлен ваш скептицизм, - живо откликнулся игумен, - на сами основы или на возможность их познания?
Дмитрию было известно, что отец Мерхесидек имеет два образования - первый московский медицинский институт и духовная академия в Сергиевом Посаде, а потому он заранее настроился на фундаментальный разговор и начал очень осторожно:
- Вы спрашиваете, верю ли я в какое-то единое, может быть даже разумное (это зависит от того, как понимать разум) начало, которое лежит в основе мира? Да, пожалуй, что и верю, не вижу причин, почему бы этого не делать. И, во всяком случае, готов согласиться с таким утверждением не меньше, чем с утверждением о принципиальной непознаваемости подобного начала для ограниченного человеческого ума. Теперь второй момент - верю ли я в то, что это непознаваемое начало тем не менее способно каким-либо образом проявлять себя и возможно ли установление связи между ним и человеческой душой? Да, я помню, что само слово «религия» переводится как «связь», и вполне готов поверить, что такая связь возможна, тем более имеются многочисленные примеры достижения людьми различных мистических и трансцендентальных состояний. Здесь приходится верить на слово, пока сам этого не попробовал. Поэтому я не вижу предмета для споров: если кто-то блаженствует в мистическом трансе и утверждает, что созерцает Бога - то… ради Бога. Но теперь остается третий и, как мне кажется, - Дмитрий cделал паузу, - для вас, отец Мерхесидек, самый принципиальный момент. Что это за высшее начало, как его можно представить или понять? Ведь для веры необходимы живые и трепетные чувства души, одной голой абстракции, вроде какого-нибудь Абсолюта, здесь мало, потому что ее уж никак не полюбишь. Я не верю в то, что этим началом является Божественная Троица, не верю и в то, что это Будда, Аллах, Перун или Один. Хотя опять-таки вполне готов допустить троичность этого единого начала. Почему? Да потому, что трое в одном или одно в трех - это логическое противоречие, непостижимое человеческим рассудком, а следовательно, непознаваемое и необъяснимое, в которое можно только верить.
- Значит, для вас неубедительны примеры чудес Святого Писания и приводимые там же свидетельства очевидцев?
- Нет, конечно, да и почему я должен больше верить в чудеса, творимые Иисусом, чем в чудеса Будды или Аллаха? Русские народные сказки ничуть не убедительнее арабских или китайских.
- А какие доказательства существования иного мира вам бы хотелось иметь, чтобы поверить?
- О, это сложный вопрос. Вполне возможно, что вообще не существует его решения, как нет ничего общего между истинами веры и истинами знания. Ведь нельзя же для доказательства мира духовного требовать такой же подтверждаемости фактами, к которой мы привыкли в мире материальном. А чудеса, то есть нарушения природных закономерностей, сами уже требуют веры. Например, чтобы уверовать в способность души существовать независимо от тела, мне надо бы, находясь в здравом уме и твердой памяти, как пишут в завещаниях, пережить подобный опыт почти так же, как я переживаю опыт ее присутствия во плоти. Но это-то и невозможно, поскольку душа не обладает органами тела.
- Получается, чтобы убедиться в истинности духовных феноменов, вам необходим чувственный опыт? А как же истины математики или логики? - и отец Мерхесидек хитро подмигнул Погорелову, как бы приглашая его в союзники.
- Дело в другом. Любой наш земной опыт или знание, в отличие от небесного, мы всегда можем повторить и проверить…
- Не всегда. А как же сны, галлюцинации?
- Да, пожалуй, что не всегда, - Дмитрий задумался. - Тогда я скажу несколько иначе - все материальные явления могут обнаруживать себя через взаимодействие с другими материальными явлениями. Все духовные явления познаются только изнутри их самих. А потому нельзя обосновывать наличие каких-то духовных феноменов ссылкой на странное поведение объектов материальных, то есть на чудеса. Но нельзя объяснять и поведение материальных объектов, вставляя в объяснительную, причинно-следственную цепочку какой-то духовный феномен - проще и честнее признаться в своем незнании. Я понятно все это высказал?
- Не очень, - отозвался Погорелов, и отец Мерхесидек кивнул.
- Грубо говоря, чтобы убедить слепого, надо ссылаться на ощущения, а не на цвета и краски, и если мы доказываем существование нематериального мира ссылкой на такие же нематериальные феномены, то попадаем в порочный круг, пытаясь доказать недоказанное ссылкой на него самого. Если же мы сошлемся на феномены материальные, то это будет требовать веры в возможность взаимодействия духовного с материальным, и мы попадаем в другую логическую ошибку - предвосхищение оснований. Отсюда и мой здоровый скептицизм по отношению ко всем этим вещам.
- Если я вас правильно понял, - вежливо улыбнулся отец игумен, - то доказательства бессмертия души не имеют ценности для неверующего?
- Конечно, нет. И кроме чисто логической невозможности таких доказательств, о чем я только что говорил, имеются еще и… практические, что ли. Ведь вся прелесть бессмертия состоит в возможности наслаждаться теми же благами, которые мы выше всего почитаем в земной жизни - любовью женщин, мудрыми книгами, красотой мира… А что мне бесплотные и мистические радости какой-то любви к Богу, которую обещают взамен. Это обещание тому же слепому показать Венецию.
- Ну, на это очень легко возразить, - живо отозвался отец Мерхесидек. - Вспомните, какие радости в жизни у вас были в дошкольном возрасте - прогулки, мультфильмы, мороженое. Тогда вы еще не знали ни удовольствий любви, ни удовольствий мудрости и были счастливы в своем незнании. Так почему же вы думаете, что высшими радостями являются радости зрелого возраста, а не радости духовной близости к Богу, которые, как я очень надеюсь, вам еще предстоят?
- Да, здесь вы, может быть, и правы. Но как достичь этих радостей? - на этот раз улыбнулся Дмитрий.
- А вот теперь вы обратились непосредственно по адресу, - и отец игумен встал, оживленно потирая руки. - Вот послушайте, что старец Амвросий писал по этому поводу Льву Толстому, - он подошел к своему рабочему столу и снял с него книгу. Дмитрий в этот момент успел переглянуться с Погореловым и сделать такой жест, который мог одновременно означать два вопроса: а где же обещанный чай и а не пойти ли нам отсюда?
- Вот его подлинные слова, - отец Мерхесидек вернулся на свое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30